Как-то я входил в совместную комиссию министерства культуры и Союза театральных деятелей по "Маске". Директор фестиваля принесла финансовый отчет за пять или десять лет. Там была графа "доходы от продажи билетов", напротив которой написано: "Сумма небольшая". Как оказалось, на билетах они зарабатывают не больше 10-15% от бюджета фестиваля. Но даже если бюджет "Маски" 100 миллионов (а он больше), то 10-15 процентов – это десять миллионов. Вот вам и небольшая сумма.

— Возможно, многое в русском характере зависит и просто от масштабов страны?

— Это отговорка. Тут и страхи, и зависть, всё вместе. Зависть к территории, богатствам, недрам… Говорят ,что народу у нас много. Да, немало — около 147 миллионов человек. А в США — примерно 325 миллионов, и там почему-то человеческая жизнь, хотя бы формально, по Конституции, ценится.

Мы долго терпим — да, но и в крайности впадаем с удовольствием. (Смеется.) И вот тогда мы можем стать опасными. Это как в песне Розенбаума: «Любить — так любить, стрелять — так стрелять!». Вот это и есть — мы. С Россией надо дружить — и будет вам всем счастье! (Смеется.) Потому что, если нам в бок не тыкать всё время — мы хорошие соседи.

— Но подталкивать страну к крайностям, чтобы бояться ее и ненавидеть? Не был ли «Крым наш» лишь поводом, чтобы в очередной раз заявить о том, что Россия — «империя зла» и т.д. и т.п.? Не кроются ли причины в более отдаленных по времени событиях?

— Конечно! Крым — русский, потому что...

 – Какой из моментов для вас стал самым эмоциональным?

А.К.: Для меня это, безусловно, – эвакуация из Углегорска в феврале 2015 года перед штурмом Дебальцево. Украинцы долбили по городу реактивной артиллерией. Почти весь город разрушен: ни одного неповрежденного здания там точно не было. Потрепали Углегорск серьезно. Люди несколько недель сидели в подвалах, и тут, наконец, была достигнута договоренность между ополчением и ВСУ о прекращении огня, чтобы смогли уйти гражданские. И они начали выходить... Совершенно жуткая картина. Просто ожившие фотографии Великой Отечественный войны. Старушки с котомками, дети, женщины... Мы были первыми, кого они увидели, когда вышли. Первыми, на кого они смогли выплеснуть эмоции. Ребеночек-пацанчик сидит в «Газели», контуженный и переживший недетский, да даже нечеловеческий стресс. И вот он пытается нам рассказать, что пережил. А у него не получается – слов подобрать не может, да он и не знает даже таких слов.