События

Для России идеальна Европа, растущая темпами Китая

Виктор Авотиньш, ves.lv Источник (ссылка откроется в новом окне)

По приглашению международного медиаклуба "Формат А3" в середине ноября Ригу посетил профессор кафедры европейских исследований Санкт–Петербургского университета, доктор экономических наук Николай Маратович Межевич. Николай Маратович уже более двадцати лет занимается исследованием отношений России с Балтийскими странами. Он — руководитель магистерской программы "Балтийские и северные исследования".

 "7 секретов" в основном интересовались тем, как профессор оценивает экономику Латвии и экономические отношения между нашими странами. Но без политического привкуса не обошлось.

— Что такое экономика Латвии в кризисном или посткризисном контексте Европейского союза?

— Первый момент. Европа кризис не преодолела. Говорить о посткризисной Европе рано. Я думаю, что в удачном случае Европа еще два–три года будет пребывать в стагнации. А для Европы стагнация — это уже проигрыш. Потому что другие регионы мира развиваются быстрее.

То есть мы с вами должны исходить из того, что роль Европы в мире, мировой экономике последние сто лет уменьшается практически каждый год. Я не испытываю по этому поводу радости. Россия, безусловно, часть Европы. И для России была бы идеальной Европа, растущая темпами Китайской Народной Республики. Но, понятно, что этого нет.

Мы не то чтобы критически настроены к нынешней европейской теперь уже политике, но просто часть наших экспертов, моих коллег и я лично считаем, что на сегодняшний день Европа запланировала гораздо больше конкретных экономических проектов, чем она может себе позволить по реально имеющимся деньгам. Не только для Европы, для любой крупной организации, любой страны характерен интерес к мегапроектам. Но мегапроекты хороши, когда есть идеальная экономическая ситуация. Сегодня она неидеальна. И поэтому мегапроекты в области энергетики, в области транспорта, которые сегодня обсуждаются в регионе Балтии, на мой взгляд, являются примером начинаний, которые не имеют под собой должной экономической базы.

Есть старый анекдот про советских вождей. Кто там что делает, когда оказывается, что впереди поезда кончились рельсы. И Леонид Ильич Брежнев говорит: "Рельсы кончились?" — "Кончились!" — "Шпалы кончились?" — "Кончились!" — "Великолепно! Ты и ты — толкать вагон!" К сожалению, в такое состояние сейчас впадает Европа. К сожалению! Потому что поражение Европы — это совершенно не российский интерес. Российский интерес — Европа, растущая китайскими темпами. Потому что чем быстрее растет Европа, тем больше ей нужно сырья. Тупо, глупо, но реально. Нам очень нужна богатая Европа.

— Наши вроде бы опытные экономисты, предприниматели говорят, что два–три крупных мегапроекта как раз и могут вырвать экономику Латвии из стагнации…

— Могут. Три–четыре внутренне ориентированных мегапроекта могут. Но надо разобраться. Есть проекты, которые реализуются на территории Латвии или на территории соседних с Латвией государств, но которые не смогут дать реальный толчок экономическому развитию. В числе таких проектов я вижу, во–первых, Rail Baltic; во–вторых, все, что связано с терминалами природного сжиженного газа; в–третьих, это возможное участие Латвии в проекте Висагинской атомной станции. Это минимум миллиард, а реально — полтора–два, которые надо взять из своего бюджета. Для развития экономики это мимо.

В какие секторы нужны вложения для реального движения вперед? В логистику, в туризм. На сегодняшний день, как бы я скептически ни относился к политической ситуации в Эстонии, у них есть чему учиться.

— Мы обложили порты налогом…

— Ну… это та ситуация, которую даже комментировать тяжело. Тут уже никак нельзя сказать, что это "рука Москвы". Тут даже нельзя сказать, что это "рука Брюсселя". Это вы сами себе выстрелили в спину. А может быть, в живот. Плохо, когда отношения, характерные для области идеологии, переходят в экономику.

Россия или Америка — они больше. Потерять десяток миллиардов — для американской экономики не проблема. Китай такой потери не заметит. И даже для России это небольшие деньги. Для Латвии, естественно, это большие деньги. Потому цена ошибки в Латвии всегда выше. На маленькой экономике любое вмешательство сказывается сразу. А в России, если ты сделал что–то даже неправильно, пока это дойдет до реальной экономической жизни, минует десять лет. За это время законодательство уже изменилось…

— Значит, вы считаете, что, например, Rail Baltic не является для нас дорогой к развитию?

— Железные дороги — это убийственно дорого. Каждый километр высокоскоростной магистрали — это миллионы. Втягиваться в эту авантюру — это значит сказать своим пенсионерам, матерям, детям, что, ребята, мы вместо вас будем строить дорогу из ниоткуда в никуда. Потому что возить по этой дороге некого. Я бы понял дорогу, скажем, Санкт–Петербург — Таллин — Рига — Каунас — Варшава — Берлин, но такая уже была. Называлась она Петербургско–Варшавская железная дорога. Апробированная царем Александром III, а построенная до него Александром II. Шла она через Даугавпилс.

Кстати, сегодня, чтобы добраться из Петербурга в Варшаву поездом, требуется в полтора раза больше времени, чем при царе. По тем временам это была, по сути, высокоскоростная магистраль. И она была экономически абсолютно окупаемая. А Rail Baltic — это некий суррогат. Мы пытаемся изобрести нечто новое, но нет денег, нет базы. Мы играем в игры. А страдать будут налогоплательщики.

На сегодняшний день проект называется "Rail Baltic. Хельсинки — Берлин". А предпроектные разработки есть только для отрезка: Таллин — польская граница. Поляки по этому поводу хранят молчание. Потому что им это, строго говоря, неинтересно. Никакой пользы от Rail Baltic не будет. Не будет!

— Что же тогда Латвию тянет в этот проект?

— Ложно понимаемое чувство балтийской солидарности. Солидарность — это хорошо. Но есть еще понятие "кошелек". То есть когда для солидарности нужно снять свои штаны и продать, то, извините, это уже не совсем солидарность. А предлагается именно это. Я считаю, что это безумная утопия, которая будет стоить миллиарды евро. В Латвии эта идея будет ежегодно съедать примерно треть перераспределяемой части бюджета. Потому что дорого обойдется, а окупаться не будет. Она не может окупиться. Нет грузопотоков. Подумаем, что можно везти из Таллина в Берлин? К тому же речь идет о высокоскоростной магистрали. Вы когда–нибудь сталкивались в мировой практике с высокоскоростной перевозкой грузовых контейнеров? Я не сталкивался. Значит, это ориентация на пассажиров. Простите, каких? Сколько их? Откуда рентабельность? Разве что все эстонцы одновременно решат сесть и съездить в Берлин туда–обратно. Пока мы будем играть в подобные игры, страдать будут налогоплательщики.

— Не является ли пристрастие к подобным проектам неким следствием пристрастия к виртуализации экономики? Это приводит к тому, что мы видим одни монетарные, фискальные инструменты. А кризис–то системный.

— То, что сейчас происходит в Латвии, как ни странно, напоминает то, что происходило в России двадцать лет назад. У нас было правительство Егора Гайдара, который считал, что главный, решающий все проблемы, инструмент — это монетарная, или фискальная, политика. То есть, оперируя объемом денежной массы, утверждая те или иные налоги, мы решим все проблемы. Но эта установка в мировой экономике на сегодняшний день доказала свою неэффективность.

Что показал последний кризис? Он показал, что немцы оказались более рациональными экономистами, чем французы и англичане. Немцы, которые сделали ставку на классическое производство, то есть на реальный товар, который можно потрогать, пощупать, победили. А те, кто ставил исключительно на финансовые рынки, на виртуальную экономику, — проиграли. Естественно, я имею в виду Лондон. Все страны, которые поспешили расстаться с индустриальной экономикой, оказались в минусе. Это очень важно. Поэтому мне, конечно, кажется, что те рецепты, которые предлагаются и реализуются в Латвийской Республике, имеют ограниченную пригодность. Они хороши для перехода в зону евро. Но для развития национальной экономики это неоптимально. Развитие национальной экономики требует поддержки промышленности, сельского хозяйства…

Я бы сказал даже так: та модель, которая сегодня реализуется в Латвии, хуже, менее эффективна, чем та модель, которая реализовывалась в Латвии в двадцатые–тридцатые годы. Та модель при всех ее недостатках была лучше и эффективнее, гораздо больше способствовала благосостоянию населения. Это была политика сильного государства.

— В чем экономики стран Балтии конкурентоспособны хотя бы на европейском пространстве?

— Давайте на секундочку отвлечемся от Латвии и посмотрим, что есть в Эстонии. На сегодняшний день Эстония имеет великолепный ресурс, связанный с туризмом. По количеству посещений ее россиянами Эстония стремительно догоняет Финляндию. Возникает вопрос: можно ли накормить страну туризмом? Нет, конечно. В чистом виде нельзя. Но надо учитывать, что экономически активное население в Эстонии, Латвии и Литве примерно равно экономически активному населению в Санкт–Петербурге. То есть мы говорим о маленьких рынках. Маленький рынок не требует универсальной специализации. Для маленького рынка, возможно, не очень интересен металлургический завод. Единственный металлургический завод, который на наших глазах уходит в историю стран Балтии.

Для маленьких государств вполне достаточно иметь нишу в одну, две, три специализации. Например, высокоэффективное сельское хозяйство на базе экологических технологий. Сегодня никого не удивить картошкой. Можно удивить только такой картошкой, которая произведена без удобрений. Такая картошка эффективна. Чем, собственно, занимаются финны. Они производят экологические продукты, которые стоят в пять–шесть раз дороже, чем обычные. Говядина — но экологическая. Картофель — но экологический. То есть создается своеобразный рынок, можно было бы войти в европейские программы экологического продовольствия. Второе — это, конечно, транзит. Не следует предполагать, что транзит полностью сосредоточен на российских комплексах…

— Тут мы опять натыкаемся на политику. Вы сами как–то писали, что Латвия не стала транзитным мостом между Россией и Европой. Россия отстраивает свои порты, а мы бросаем свои транзитные взгляды через Россию — в Среднюю Азию, Китай. Почему мы не стали мостом?

— Россия могла бы обойтись без своей соответствующей инфраструктуры на Балтике, если бы была абсолютная уверенность в том, что однажды грузы из России не встретят табличку "Стоп!". Но абсолютного доверия нет. Речь не об администрации портов, там грамотные люди… К политикам. Вы не стали мостом потому, что важнее оказалось прокричать какие–то политические лозунги. Мы ведь чуть ли не каждый день видим сообщения: транзит из России — угроза безопасности Латвии, Литвы, Эстонии… Но вы уж определитесь, господа, — или это угроза безопасности, или это деньги для национального бюджета. Если угроза — о'кей, мы будем строить сами, если деньги — будем договариваться. Но никакого сотрудничества не будет, если мы будем оперировать категориями "враги" и тем более "заклятые". А если станем смотреть на ситуацию спокойно и отстраненно как бизнесмены, если будем делать бизнес, как его делают финны, то Россия, имея возможность транспортировать большую часть грузов как через Эстонию, так через Латвию и Литву, конечно же, сделает выбор в пользу лояльного партнера по транзиту и торговле. Это не противоречит нормам ВТО, ЕС и общечеловеческой морали.

Будем реалистами. Те же финны не очень любят своих соседей с юго–востока. Но финны — это пример прагматики. Пример реального приоритета экономики над политикой. Несмотря на "любит — не любит", финны за последние полвека позиционировали себя в Европе как страна, которая умеет договариваться с русскими. Неважно — русскими советскими, русскими российскими… Они эту роль за последние двадцать лет не потеряли. Хотя, казалось, у них появились сильные конкуренты. Эстония, Литва, Латвия… Люди, которые знают советскую специфику, знают советскую ментальность. Знают советский рынок.

Но что интересно? Эстония, Литва и Латвия играть на этом рынке не захотели.
Что значит смотреть через Россию? Если речь идет о грузах из Китая, то есть два варианта их выхода из этой страны. Первый вариант — это, так или иначе, Транссиб. При выходе из Западного или Восточного Китая попадаем на Транссиб. Второй вариант — через Стамбул и Балканы. Но этот вариант обходит и Россию и Латвию. Таким образом, для Латвии интерес представляет только тот вариант, при котором грузы сначала проходят Россию, а потом попадают в Латвию. То есть и в этом случае речь идет о взаимной заинтересованности.

— Говоря о экономиках стран Балтии, вы не раз ставили им в пример "финляндизацию". А мы, кроме Финляндии, восторгались, например, Новой Зеландией. И еще несколькими "тиграми"…

— Что касается Новой Зеландии, то это абсолютно не про Латвию. Новозеландская модель — это высокоэффективное индустриальное, постиндустриальное сельское хозяйство экспортной специализации. В Европейском союзе никто Латвии не даст ее развивать. Южная Корея — тоже не про Латвию. Южнокорейская модель — это гигантские полугосударственные промышленные компании. По сути дела — сверхкрупные ТНК. В Латвии, если говорить об истории, была одна такая компания, которая во многом определяла экономический курс и была вывеской государства. ВЭФ. Компания, которая производила все, вплоть до истребителей. Ничего подобного на берегах восточной части Балтийского моря не было. Но чего нет, того уже нет. Что же касается латиноамериканской модели, то, как ни странно, она в Латвии частично реализуется. Потому что латиноамериканская модель — это ограничение денежной массы, высокие налоги, абсолютная приватизация всего подряд… Но я не вижу эффективных экономических результатов применения этой модели. И я не вижу того экономического роста, который она обеспечивает. То есть методы те же или почти те же, но результатов нет. Значит, мы не можем признать ее эффективность.

А финская модель, или модель моста, чем хороша? Модель моста не требует каких–то очень больших экономических и политических трансформаций. Она требует только одного — некоего понимания того, что надо каждый день начинать с заключения бизнес–контрактов, а не с дискуссий о 1939, 1940 годах. Мы не в состоянии изменить 1939 год, переиграть историю. Чем больше мы будем вносить в нашу современную жизнь истории, тем хуже нам будет жить. С точки зрения экономики. И последствия этого "хуже" будут неравномерны. 99% негативных последствий всего размера экономики испытает Латвия, 1% — Россия. Я считаю, что неумение найти общий язык с Россией наносит Латвии ежегодный ущерб в размере 10% от ВВП.

— Как вы оцениваете нашу риторику об "истории успеха" и то, что мы вроде стали передовиками ЕС?

— Это несерьезно. Есть такая вещь, как международные кредитные рейтинги. Есть интересная наука — международное рейтингование. По этим рейтингам, Латвия, которая, казалось бы, имеет рост ВВП многократно выше, чем та же Финляндия, находится позади Финляндии во всех рейтингах. Почему? В финскую экономику верят больше. А она не растет. В этом году не растет. В прошлом году росла чуть чуть. Еле–еле. И на следующий год по финской экономике отрицательный прогноз роста ВВП. Подчеркиваю — в Латвии он положительный.

Но сам по себе вот этот рост… Во–первых, Латвия догоняет саму себя в 2008 году. Не Германию догоняет, а саму себя образца 2008 года. То есть Латвия еще не вернулась на докризисный уровень. Второе. Говорить о успехе и говорить о том, что вы обогнали остальные постсоветские республики, не совсем правильно. Что интересно, 30 лет назад экономика советской Эстонии была самой сильной экономикой в СССР. Это была самая богатая советская республика. То есть никто никого не обогнал. По душевому доходу, по количеству автомобилей на тысячу жителей Эстония, Латвия, Литва всегда были впереди остальной части СССР. И сейчас ситуация осталась точно такой же. Тридцать лет назад Эстония была чуть впереди Латвии. И сегодня Эстония чуть впереди Латвии.

А если говорить о том, что же изменилось на пространстве бывшего Советского Союза, то, например, Украина, которая по экономическим показателям была почти на одном уровне с Литвой, сегодня отстала и пропустила вперед даже Казахстан. То есть внутри постсоветского пространства изменения есть.

Но при этом никто не догнал Финляндию, Швецию… Даже по относительным показателям. Каким было соотношение между польской и, скажем, литовской экономикой 30 лет назад, таким оно и есть сейчас. Нет падения. Но и явного успеха нет. Есть некая реализация тех планов, которые связаны с европейской интеграцией. Для Европы, естественно, недопустима страна, которая выпадает из стандартного экономического тренда. И, конечно, Брюссель в данном случае понимает, что в экономическом плане надо больше надо помочь Таллину, Риге, Вильнюсу, чем Софии и Бухаресту. Но гордится тем, что на сегодняшний день Эстония с Латвией обогнали Бухарест и Софию, — несерьезно.

Ваш комментарий

Чтобы оставить комментарий

войдите через свой аккаунт в соцсети:

... или заполните форму:

Ваше имя:*

Ваш адрес электронной почты (на сайте опубликован не будет):

Ссылка на сайт:

Ваш комментарий:*


Николай Межевич

20 ноября, по приглашению Международного медиа-клуба «Формат А 3» в Риге побывал известный российский экономист профессор Николай Межевич.



Встреча вызвала очень большой интерес у…… →

Фото
Видео
Статьи