События

Профессор кафедры европейских исследований Санкт-Петербургского университета Николай МЕЖЕВИЧ рассказал Телеграфу, почему Росатом молчит о перспективах Балтийской АЭС, будет ли «Газпром» поставлять сжиженный газ на Клайпедский терминал и есть ли бизнес-план у латвийского предприятия Уралвагонзавод.

Отделится ли Латвия от России?

— Десинхронизация энергосистем Балтии и России произойдет рано или поздно, но скорее поздно, чем рано?

— Это наверняка произойдет, но не в ближайшие годы, и какое-то время на решение связанных с этим процессом проблем у стран есть.

Если обратиться к фактам, пробные отключения делались одной и другой сторонами в техническом режиме. Системы могут работать автономно. Проблема для вас заключается вот в чем: независимо от того, интегрированы ли вы с западным соседом — ЕС, или восточным — Россией, страны Балтии в любом случае оказываются с краю. Сегодня вы с западного края России. При полноценной интеграции на Запад вы оказываетесь все равно с краю, но с восточного. С точки зрения рынка, чем вы ближе к его центру, тем больше у вас возможностей перехватить электроэнергии там, где она дешевле.

В принципе те действия, которые сейчас планируются Эстонией, Латвией и Литвой по переключению к североевропейской или классической западноевропейской системе, весьма затратны. Как для стран Балтии, так и для России.

Первая проблема для России — это калининградский эксклав, которому в этих условиях нужно быть полностью автономным.

Идут разговоры о том, что его придется все же синхронизировать с Европой, тем более что Россия планирует построить там экспортные генерирующие мощности. С точки зрения политической, это угроза безопасности региона. Теоретически это означает, что Европа может отключить Калининграду рубильник. Понятно, что это чрезвычайная ситуация, но лучше такой вероятности вообще не допускать.

С другой стороны, мы понимаем обеспокоенность наших партнеров тем, что Россия может сама выйти из энергокольца БРЭЛЛ (Беларусь, Россия, Эстония, Латвия, Литва). Должен заверить: у России такой заинтересованности нет.

Вторая проблема БРЭЛЛ для нас заключается в том, что Республика Беларусь получает электроэнергию из России. Проект строительства в стране атомной станции после чернобыльской аварии был свернут, и сейчас регион энергодефицитен. Перетоки идут из России в Беларусь частично через территорию Латвии. В результате возникает взаимозависимость и взаимная обеспокоенность. Если бы между нашими странами царил идеальный политический климат, мы могли бы сэкономить друг для друга многие миллионы, если не миллиарды. Потому что мы создаем избыточные мощности и вкладываем средства в инфраструктуру, которая технически не обязательна. Мы страхуемся от одних рисков, вы страхуетесь от других, в результате страдает карман налогоплательщика.

— Однако речь уже не о потенциальных рисках, а о фактических убытках. У нас сейчас цены на электроэнергию в регионе скачут, в частности, из-за того, что до трети мощности соединения между энергодефицитной Латвией и профицитной Эстонией используют так называемые паразитные потоки с севера России на юг России же.

— Действительно, в регионе сегодня только Эстония имеет сбалансированный рынок электроэнергии за счет Нарвских электростанций, работающих на горючем сланце. Но тут нужно учесть, что это временная, компромиссная ситуация. Сланцевая энергетика экологически опасна. Есть сведения, что Евросоюз планирует к 2018 году классическую сланцевую энергетику запретить.

— И эстонские мощности, которые Еврокомиссия на свои же средства модернизировала, закроют?

— Вы же понимаете, что для Брюсселя проблемы отдельно взятой Литвы, Эстонии или Латвии не воспринимаются наиболее существенными. Именно Евросоюз, закрыв Игналину, загнал Литву в тот самый энергодефицит, от которого она страдает сейчас вместе с Латвией. Здесь Москва ну никак ни при чем. Абсолютного экономического суверенитета государств, который мы с вами помним, больше нет. Вы неизбежно регулируетесь и управляетесь нормами Евросоюза и ВТО.

Как на подводной лодке

— После неосторожного высказывания Юхана Партса, эстонского премьера, об отделении стран Балтии от БРЭЛЛ вдруг всплыла неожиданная идея строительства в Калининграде ТЭС на угле, которую поддержал президент РФ Владимир Путин. Она тоже, видимо, будет работать на экспорт, как и АЭС, которую уже давно там намерен построить Росатом. Как сосуществуют два проекта генерирующих мощностей на небольшой территории Калининградской области, полностью на данный момент обеспеченной электроэнергией?

— Я об этом ничего не знаю. У меня есть большие сомнения, что с экономической точки зрения угольный проект рационален. Морские пути доставки в Калининградский порт угля не могут быть дешевыми. С перегрузкой с железной дороги на морские суда и наоборот мы гарантированно вылетаем за цену атомной энергетики и за цену газовой генерации, и плюс к тому имеем известные всем экологические проблемы.

— Насколько зарубежные проекты российских государственных компаний подвержены импульсивному решению? Путин сказал, что за три месяца надо найти средства на угольную ТЭС, их начинают искать, найдут — построят, нет — забудут.

— Определенной проблемой является то, что атомная энергетика — это одно ведомство, тепловая энергетика — другое, а угледобыча — третье. Конечно, важный вопрос в государстве — согласование ответственностей.

— Может ли случиться, что будут построены обе станции?

— Сомневаюсь. Сейчас не очень понятна ситуация и с одной — с атомной. Росатом предпочитает молчать о перспективах Балтийской АЭС. До сих пор нет ответа на вопрос, о каких реакторах идет речь: о больших, средних (треть от планируемых изначально 2300 МВт) или, тут недавно прозвучало мнение, малых реакторах — таких, какие устанавливаются на подводных лодках. Потому что на сегодняшний день сколько-нибудь четких контрактов, которые гарантировали бы ей возможность экспорта, нет.

Я хотел бы вот на что обратить ваше внимание: на позапрошлой неделе Польская Республика заявила, что все-таки будет строить две собственные атомные станции. Сомневаюсь, что это окончательное решение, но по крайней мере одна с достаточной долей вероятности будет построена. Появление новой польской мощности в регионе ставит вопрос о потенциальной избыточности мощностей Балтийской АЭС в Калининградской области РФ и Островецкой АЭС в Беларуси. И, конечно, полностью хоронит проект в Висагинасе.

— Если Польша построит АЭС, дефицит Балтийского региона будет покрыт с юга?

— Да, поскольку строительство смычки Litpol Link между Польшей и Литвой — вопрос решенный. Однако тут негативную роль могут сыграть сомнения Польши, которая недовольна определенными недостатками литовской политики в отношении польского меньшинства.

— В свое время с подачи Анатолия Чубайса было проведено исследование возможности синхронизации европейской и российской энергосистем. Насколько вероятен возврат России к этой идее?

— Это слишком масштабный проект. Есть отдельные технические решения, которые реализуются на финской границе. Но в целом так вопрос в ближайшие десятилетия стоять не будет.

Что построит Миллер?

— Как либерализация экспорта сжиженного газа в России повлияет на традиционный бизнес «Газпрома», в частности, в Прибалтике? Вы в своем докладе пишете, что «Газпром Нефть», возможно, построит терминал и завод по сжижению газа в Ленинградской области.

— Тут есть нюансы. Глава «Газпрома» Миллер не сказал, что он будет строить: он заявил, что не исключает возможности строительства. То есть техническое решение, как я понимаю, не принято. Да, вы правы, в России обсуждается вопрос о либерализации рынка газа, компании, занимающиеся добычей нефти, которые обладают газовыми ресурсами, будут выходить на внешние рынки. На Балтике конкуренция сегодня отсутствует по классическому газу, но в перспективе она усилится по сжиженному.

— То есть литовский и финский терминалы получат российский сжиженный природный газ (СПГ)? Будет ли дешеветь газ в трубе благодаря альтернативным поставкам на танкере? Изменятся ли условия контрактов?

— Ответ на ваши вопросы скрывается в динамике потребления. Если говорить о текущей ситуации, то кризис в европейской экономике — удар по «Газпрому». «Газпрому» нужна быстрая, эффективная Европа с годовым ростом пусть не китайским 10-процентным, но стабильными 1,5—2%. Что мы имеем на 2014 год? Шансов ровно ноль. Так что «Газпром» сказал, но не факт, что будет строить, поскольку затраты огромные, а есть ли рынок — непонятно. То же относится к проектам, которые инициируют Литва, Эстония с Финляндией. Нужен ли этот газ рынку? Все равно за эти проекты будет кто-то платить. Сегодня Еврокомиссия не станет покрывать 85% затрат. Это утопия.

— Сейчас в СМИ обсуждается возможный выход E.ON из Latvijas Gāze и других европейских газотранспортных компаний, в которых немцы присутствуют совместно с «Газпромом». Каковы будут последствия для местного рынка?

— Я думаю, здесь замешана большая политика. Бизнес с «Газпромом» никогда ни для кого не был убыточным. Поэтому я не могу даже предположить, какие могут быть последствия. Как будут выходить немцы, кто будет покупать их пакет, как будет покупать?

Сможет ли «Газпром» приобрести высвободившийся пакет, позволят ли ему? Вряд ли. Сегодня, когда компании в совместной немецко-российской собственности, говорить о давлении «Газпрома» нельзя. С другой стороны, если понадобится новый инвестор, то лучше уж «Газпром». Неспециалисты могут разрушить нынешнюю систему газоснабжения.

Уралвагонзавод традиционно темнит

— Среди наших бизнесменов бытует мнение, что многие внешнеэкономические проекты российских госпредприятий не очень хорошо просчитаны, потому что имеют скорее геополитические, чем экономические цели. Например, латвийское предприятие Уралвагонзавода UVZ Baltic.

— Это да. Но смотрите: речь идет о производстве со средним уровнем интеллектуального обеспечения: требуются квалифицированные, но не суперквалифицированные работники. Нужны очень хорошие пути сообщения. Все это здесь есть.

На сегодняшний день зарплата, которую предприятие должно платить в Латвии, вполне адекватна заработкам его рабочих в Екатеринбурге и Перми. Таким образом, воспользоваться вашим рынком весьма заманчиво. Да, грузооборот железных дорог в России сейчас немного упал, но я не думаю, что это надолго. Российский рынок эти вагоны примет.

— Российский? Руководство Уралвагонзавода утверждает, что вагоны пойдут на экспорт.

— Я не уверен. Но, в принципе, это продукция такого технологического передела, что ее примет и Европа. Доля сырья в итоговой стоимости продукции достаточно высока. Это не та отрасль, за которые Европа бьется: не самолетостроение, не автопром, не высокие технологии. Это, грубо говоря, большая консервная банка на колесах. Конкуренция здесь не так высока.

— Значит, стратегия есть. Но есть ли реалистичный бизнес-план? По крайней мере, понять, сколько вагонов и куда будет продавать UVZ Baltic после запуска, наши вагоностроители не могут.

— Вы правы. Специфика российского бизнеса состоит в том, что он старается держать в тени свои бизнес-планы гораздо дольше, чем это принято, скажем, в Израиле, в Швеции, Южной Корее или в Латвии. Считайте, что это историческая традиция. Предположить, что современная российская крупная корпорация работает без бизнес-плана, я не могу.

— Есть опасение, что увеличение присутствия в Латвии российского бизнеса вызовет и влияние на местную среду российских традиций. На Балтийском форуме говорилось, что, возможно, ждать от России гармонизации своей предпринимательской среды с европейской не стоит, так как она находится в иной фазе экономического развития.

— Это не совсем так. Беспокоиться не стоит. У нас большое пространство. Конечно, поскольку страна очень велика, контрасты тоже заметны. Но Москва и Петербург развиваются в той же динамике, в том же тренде, что и Рига, Берлин, Лондон.

P.S. Николай Межевич приехал в Латвию по приглашению международного медиаклуба «Формат 3».