События

Военный корреспондент, побывавший практически во всех горячих точках на постсоветском пространстве, дал интервью «Комсомолке».

26 февраля по приглашению Международного медиаклуба «Формат — А-3» Кишиневе посетил военный корреспондент телеканала «Россия» Александр Сладков, который побывал практически во всех горячих точках на территории бывшего Советского Союза. Александр рассказал «Комсомолке», что он думает о происходящем на Украине, и о том, какое влияние это может оказать на Приднестровье.

- Как вы оцениваете происходящее на Украине?

- Отношусь я к этому отрицательно. Как человек, который служил на Украине, мои родственники там жили. Это страна, которая нам близка. В России живет много выходцев из Украины, и в самой Украине живут выходцы из России. Мы переживаем за них всех.

- Но как именно вы можете это назвать - гражданской войной, переворотом, захватом власти?

- Мне кажется, что это бунт людей, которые готовы пойти на смерть ради того, чтобы что-то изменить в своей стране.

- А действительно ли можно что-то изменить?

- Там уже многое поменялось! Там отодвинули власть олигархов, но при этом там уничтожается все русское. Много изменений, и далеко не все они позитивные, на мой взгляд. Сосед, он дороже родственника, и так относится к нам... Хотя мы не влезаем, не даем указаний из Кремля, как себя вести, когда тот же президент США может позвонить и дать указания. Какая бы ни была мощная и уважаемая страна, все-таки Украина - это немножко другое государство, и там сами должны решать, что и как. И вдруг такое отношения к нам! История все расставит по местам, но хочется, чтобы это было менее болезненным для простых людей.

-Есть ли, по-вашему, на Украине лидер, способный объединить страну и изменить что-то в лучшую сторону?

- Я не специалист по политическому истеблишменту на Украине. Я такого лидера пока не вижу, но это я — корреспондент Саша Сладков, который давно на Украине на самом деле не был.

- Какие последствия может иметь происходящее для Приднестровья?

- Тяжелая судьба может ждать Приднестровье, но надо договариваться, надо уметь сосуществовать вместе. Это искусство, это целое ремесло. Вот вы говорили про лидера. Лидер, он должен быть везде, в любой социальной среде, среди военных, гражданских, политиков, спортсменов. У нас такой лидер есть — это Владимир Путин. Он может на равных разговаривать и с учеными, и с представителями искусства. Он лидирует. А тут пока я не вижу такого лидера, который умел бы договариваться. Если говорить про нас, вот смотрите, у нас была Ингушетия, была Чечня, вы просто поинтересуйтесь статистикой терактов по Ингушетии, но мы как-то пытаемся вместе сосуществовать, договариваться, мы не ставим всех к стенке и расстреливаем, или покупаем всех. У нас есть Кавказ, всегда есть проблемы ислам-православие, но что это за великая страна, которая не может справиться?! Ну вот так и с Приднестровьем, можно его блокировать, как это уже было со стороны Украины при Ющенко. Но что, там от этого люди добрее станут и охотнее пойдут на диалог? Нет, конечно! Мне кажется, люди, которые живут в Приднестровье, готовы договариваться, готовы к каким-то общим решениям, но если их будут давить, они будут воевать опять, и у них будет мощная поддержка.

- Изменится ли как-то позиция Украины в переговорах по приднестровскому урегулированию в формате 5+2»?

- Мы сейчас говорим о позиции Украины или о позиции тех лидеров, которые навязывают свое видение...

- Допустим, о позиции лидеров...

- Но это же не Украина. Это Евросоюз, это страны, которые не имеют отношения к Украине.

- Но участник переговоров - официально Украина.

- Да, но любую точку зрения можно навязать. Я не думаю, что Виталий Кличко, сын офицера, выросший в тяжелых гарнизонах бок о бок с русскими, считает, что мы враги. И не его идея, что Ленина сбрасывают, символику с административных зданий спиливают. Он поставлен в такую ситуацию, он не оголтелый бандеровец. Они добились своего, жалко «Беркут», жалко восточников.

- Может ли Крым повторить судьбу Приднестровья?

- Да, конечно, может. Но только кому от этого лучше? Этот сектор нестабильности никому не нужен. Крым от России получит все, что можно, но это не значит, что Крым надо тут же признать независимым, все должно быть легитимно.

- Могут ли у всего происходящего быть глобальные последствия?

- Когда стреляли во Франца Фердинанда в начале прошлого века на набережной реки на окраине Сараево, никто ж не знал, что все так обернется! (Убийство стало поводом для начала Первой мировой войны, — прим. ред.) Мы не знаем тех планов, которые существуют в отношении Украины. Предположить можно, можно быть даже твердо уверенным, но если люди не хотят так жить, значит, они не будут так жить.

- Как России стоит вести себя по отношению к Крыму?

- Крым — это родина этих людей. Они хотят оставить эту родину за собой, значит, они должны быть в первых рядах, а не ждать, пока кто-то придет. Можно помочь нести чемодан, но нести чужие вещи... Если я увижу, что эти люди готовы так же, как на майдане, те в касках и с бандеровскими значками, умереть за свои идеи, тогда - другой разговор. А так, чтобы мой сын или другие Пети и Васи ложились там пачками... Местные жители сначала должны встать. Как в Косово, почему мы должны были воевать за сербов? Почему мы должны были первыми пойти? По всему миру сейчас рушат памятники, в Австрии краской обливают памятник советскому солдату, потому что внуки приходят со своими дедушками и спрашивают: дедушка, а почему этот памятник не тебе, почему ты не пошел и не погиб за родину, а какой-то дядя все время приходит? Почему с Рязани, Пскова и Тулы должны приезжать пацаны и ложиться за чеченца, который допустил себе во власть бандитов? Нет, такого не должно быть. Так и здесь, если человек готов умереть за идею, то ему всегда можно помочь, а не делать все за него.

- В каких горячих точках вам было сложно работать?

- Мне несложно работать в горячих точках. Это моя работа, почему это должно быть сложно? Я не выбирал ее, так получилось. Я окончил обычное военное училище, я хотел быть репортером, но не хотел работать в армии. Потому что я насмотрелся «Служу Советскому Союзу» и других штампованных программ, и не хотел на них работать.

- Но в итоге все равно стали военным корреспондентом...

- Так получилось. Начались Приднестровье, Абхазия, Чечня, потом Афганистан, Ирак, все это.

- У вас много наград, какая для вас наиболее значимая?

- У меня есть вилка такая, с деревянной ручкой, на которой паяльником выжжено «Александру Сладкову от бойцов 135-й мотострелковой бригады». Это дорогого стоит!

- Что бы вы посоветовали тем, кто хочет стать военным репортером?

- Надо разбираться в этом. До конца не сможет человек проникнуть в психологию участников конфликта, надо разбираться в этом деле. Просто так не может человек прийти и комментировать бокс, тут тоже нужно особое искусство. Я сейчас взялся за одну работу, это кандидатская диссертация в области филологии, никак не дойдут руки даже до окончательного утверждения названия, но она о том, как рассказывать гражданским о военных, это если упростить все. Тут и филология, психолингвистика, лингвистика, образы, ну вот как рассказать гражданским о военных так, чтобы они поняли. Вот вы прыгали с парашютом? Я не буду вам объяснять, потому что вы все равно не поймете, пока сами не прыгнете. Так вот, есть люди, которые могут рассказать так, что вы себе это и представите, и эмоции испытаете.

- Есть же какие-то основополагающие принципы в этой работе?

- Да нет. У нас много сильных, выносливых людей, способных идти в гору, терпеть боль и лишения. В славянах это генетически заложено, но не всякий может об этом рассказать. Не всякий может быть Черчиллем на англо- бурской войне, не всякий может быть Пушкиным в 1829 году в Арзруме, не всякий может быть Толстым в 1855 на Крымской войне, надо не просто быть, надо еще уметь это все рассказать.