События

В Риге в международном медиаклубе «Формат А3″ выступил известный российский тележурналист и политический обозреватель Александр Гурнов.

Очередная встреча в международном медиаклубе, посвященная этике и свободе слова на телевидении, а также информационным войнам, оказалась на редкость интересной. Ведь дискуссию вел сам Александр ГУРНОВ…

На советское/российское телевидение в 1980–90–е годы пришла блестящая плеяда журналистов: Александр ЛЮБИМОВ, Влад ЛИСТЬЕВ, Артем БОРОВИК, Владимир МУКУСЕВ, Александр НЕВЗОРОВ, Татьяна МИТКОВА, Дмитрий КИСЕЛЕВ и наш нынешний гость Александр ГУРНОВ. Их все знали, все любили и относились к ним не просто как к профессионалам, а как к интересным людям, близким и нужным. Сейчас трудно найти таких. Что произошло? Вот что ответил «ВЕСТЯМ» Александр Борисович:

— В нас не было ничего особенного. Просто мы, в отличие от других, знали ноты, а нынче играют на слух. Хотя я вот просматриваю иногда записи старых передач — сейчас их смотреть невозможно, настолько слабо. Но мы говорили правду, нам надоело слушать Людмилу Зыкину, нам хотелось Led Zeppelin. Да, мне иногда кажется, что сейчас журналисты менее образованны, им легче «погуглить». Но прогресс все равно происходит. Сегодня спокойно можно говорить на темы, о которых раньше боялись даже думать…

Александр Гурнов — профессионал высокого класса. Он работал в Главной редакции вещания на США и Канаду Всесоюзного радио (вместе с Владимиром ПОЗНЕРОМ и Владиславом Листьевым), в программах «Время» и «Вести», руководил бюро ВГТРК в Лондоне, был ведущим «Международной панорамы» на телеканале «Россия». Сегодня Гурнов ведет собственную программу на телеканале Russia Today, который вещает на международную аудиторию на английском, испанском и арабском языках. Помимо этого, руководит Гильдией тележурналистов–международников общественной организации «Медиасоюз».

С самого начала разговор в клубе пошел острый и откровенный. Александр Гурнов не уходил от самых неудобных вопросов и отвечал честно и непредвзято. Предлагаем вашему вниманию его ответы по самым волнующим нас сегодня темам.

Право решать

— Любая работа, которую делаешь добросовестно, требует мужества. Когда ко мне домой недавно приехал человек, чтобы починить скважину, через которую идет вода в дом, он полез на жуткую глубину. Я бы не полез, то есть и эта работа требует мужества…

Мы в 90–е делали свою работу добросовестно. Глядя отсюда, кажется, что мы поддерживали борьбу прибалтийских стран за независимость и отделение от СССР. На самом деле — нет.

Я лично никогда не поддерживал борьбу никаких стран, включая прибалтийские, за отделение, поскольку считаю, что сепаратизм неконструктивен. Интеграция более конструктивна. Я и басков не поддерживаю, и шотландцам, считаю, незачем отделяться. Это мое личное мнение. Все равно в будущем никаких отдельных стран не будет, об этом уже написано в фантастике. Мы в 90–е поддерживали право людей самим решать свою судьбу. Это очень важно. Я уважаю выбор любого народа. Как тогда, так и сегодня.

Прошло 20 с лишним лет. Мы остались такими же — добросовестно делаем свое дело. Мы не в восторге ни от Чубайса, ни от Ельцина, от любого, находящегося у власти. Но мы точно так же, как и вы, уважаем выбор народа. Как можно не уважать флаг своей страны «из эстетических соображений»? Точно так же ты уважаешь своего президента как выбор своего народа. Журналисты не могут изменить мир, но они могут показать людям, что те способны на большее, чем им втюхивают начальники…

Право выбора

— Как бы мы ни относились к украинской власти, но все понимаем, что зимой Киев абсолютно вышел из правового поля. И когда страна выходит из правового поля — это реальная трагедия. И позиция государства тогда ясна: подавлять сопротивление. А надо садиться и договариваться. Если у Киева и Донецка не получится диалога, то они свою государственную миссию не выполнят.

Когда я смотрю на сегодняшнюю Украину, с ужасом понимаю, что подросло то поколение, которое 20 лет убеждали, что москали — враги. Что они — подонки, их страна — дерьмо, что если есть хорошее, то только украинское. И ужасно, что половину народа в этом убедили, а половину — не до конца: она видит в России спасение. И Европа, многие поняли, — это не пирожки с изюмом.

Вы не сможете оспорить, что отделение Крыма от Украины было юридически на порядок чище, чем отделение Украины от СССР. Там было похоже на правовой акт и не больше. И в Крыму требовали право выбирать свою власть, говорить на родном языке, то есть то же, что Прибалтика в 90–е.

Россия сегодня прикладывает титанические усилия, чтобы защитить людей на востоке Украины всеми доступными средствами, кроме прямого военного вмешательства…

Право на мнение

— Согласитесь, что взгляды Европы, в целом Запада, США, а также властей здесь люди узнают из местных медиа, из разговоров на улице, в такси… Есть ли тут какая–то миссия журналиста? Правду говорить? Да правды не существует, у каждого она своя… Дело журналиста в том, чтобы показать, что есть вещи, которые помогают нам понять друг друга, помогают нам делать мир чуть лучше. Мы же хотим, чтобы он стал лучше…

Когда человек включает какой–то российский канал с новостями, он не становится жертвой российской пропаганды. Он всего–навсего получает дополнительную информацию, дополнительный другой взгляд на ту же самую проблему. И от этого его картина восприятия мира делается шире, глубже, объемнее. Человек получает возможность сам сделать вывод.

А когда вам не дают узнать другую точку зрения — выбор делают за вас. А это неправильно. Когда мы делали свои новостные передачи, у нас был лозунг: «Наши новости — ваши выводы». Мы вас просто информируем, что случилось, и излагаем разные точки зрения на это. Но нельзя лишать аудиторию права выбора и права решать самому…

Кому верить?

— Я на Украине не верю никому. Эта страна меня разочаровала, честно. Мы украинцев считали братьями. Когда Украина отделилась, то по рейтингу она занимала первое место не только среди всех республик бывшего СССР, но и во всей Восточной Европе — качество человеческого материала, промышленность, уровень образования, условия. И они за 20 лет все профукали, разворовали все, что можно, и докатились до нищеты и братоубийства. Абсолютная глупость и жадность всех властей предержащих, одна Тимошенко была чуть–чуть поумнее. Сегодня там нет (я не вижу, по крайней мере) избираемого человека, чье имя на слуху, которому бы я доверял, за которого бы я проголосовал.

Украинцы–то голосуют по–другому, то есть из двух–трех зол выбирают меньшее. А в России… Назовите мне другого избираемого политика, который был бы лучше Путина. У нас в стране нету. Навальный? Я могу себе представить, что бы это было… Про Удальцова я вообще не говорю — все бы в черных рубашках ходили. Прохоров, который не может руководить ничем? Он купил баскетбольный клуб — профукал. Ему дали федерацию биатлона — профукал там все, что возможно. Купил канал РБК — и канал стал реально хуже. Человек показал, что он ничего не может. С теми деньгами, которые у него есть, набрать на выборах такие низкие проценты — это же смешно…

Виртуальное зло

— Про Интернет очень хорошо сказал мой коллега с радио «Эхо Москвы»: «Интернет — это большая куча с дерьмом, но, к сожалению, в ней приходится копаться, потому что там встречаются дельные вещи». Я человек старой формации, люблю писать ручкой на бумаге, хотя всеми гаджетами пользуюсь. Но я не считаю Интернет средством массовой информации. Это способ быстрой передачи информации — не больше. И если раньше по телефону можно было передать голос, по телевидению — картинку, по Интернету — то и другое.

И все эти социальные сети мне непонятны. Меня возмущает, какие злые там люди. Когда мою программу с Еленой Хангой разместили в Интернете, на следующее утро Ханга пришла белого цвета, хотя она — темнокожая. «Вонючая обезьяна» — это было самое доброе, что про нее понаписали. Не знаю, почему такое происходит… У нас, возможно, наследие татаро–монгольского ига, у вас — советской оккупации… Мне кажется, нам нужно эту злость из себя выдавливать. Происходящее в Интернете не имеет никакого отношения к жизни, реальной действительности, к отношениям людей…

Пиар–сервис Кремля?

— Как человек, который проработал всю жизнь на государственном телевидении, считаю, что его телеканалы являются рупором Кремля. Понимаете, какое дело… Если вы хотите искать правду или найти истину, то вы ее не найдете ни в Киеве, ни в Москве, ни в другом городе, а найдете ее в Синайской пустыне или горах Тибета. Там людям иногда открывается истина.

Что касается Кремля и прочих политических площадок (не знаю, как у вас называется резиденция президента), то это не место для правды, это место для политики, для политических баталий, поединков, где нечего делать мягкотелым интеллигентам.

Свободы слова как таковой в журналистике быть не может, она есть у писателя: возьму и напишу книгу, а потом попытаюсь ее опубликовать, не за свои деньги. Как Бунин, как Чехов. Но если ты хочешь быть успешным писателем, таким как Дарья Донцова, то свободы не будет. Ты будешь писать то, что потребует от тебя издатель. В данном случае издателем телеканала РТР является Кремль. Естественно, он заказывает музыку.

Но учтите: на телеканале «Россия» работает огромное количество очень умных, талантливых людей. Вот сейчас наши ребята под обстрелом работают в Донецкой республике. Они жизнью рискуют, и не для того чтобы получить денег: они ничего дополнительно не получают; и не для того чтобы выполнить заказ Кремля, — их не вызывал к себе Путин. Они хотят рассказать правду. Есть очень много добросовестных журналистов. Другое дело, что их информация может быть перевернута, интерпретирована по–другому. Так бывало…

Ваше право выбирать тех, кому вы верите. Вы можете не соглашаться со многими, но в конце концов вы находите того журналиста, к мнению которого вы прислушиваетесь. В политической журналистике обязательно должна быть своя позиция, когда дело касается войны и мира, выбора пути развития, чести, достоинства своей страны. Журналист без позиции никому не интересен. Каждый со своей точки зрения воспринимает жизнь. Поэтому нужна личная позиция.

Гражданская позиция

— На Украине идет гражданская война, когда свои люди убивают своих же. Каждый журналист является прежде всего гражданином своей страны, потом уже журналистом. Являясь гражданином воюющей страны, ему гораздо легче сделать выбор — он за «наших». Так все просто: наши и враги. А в мирной жизни — кругом подонки, но все — наши.

Я иногда говорю: коллеги, давайте вспомним, что мы не являемся воюющей стороной. Очень многие российские журналисты об этом сегодня забывают: там, на Украине, считают они, хохлы стреляют в русских. А в Америке, Европе убеждены, что Майдан — это что–то, где Россия воюет с Украиной. Но мы не воюем. И то, что там стреляют в русскоязычных, в сепаратистов, как их называют, не повод априори принимать их сторону. И в России достаточно много медиа, которые критично высказываются, идут жаркие дискуссии.

Поймите такую вещь: Россия живет в совершенно другом информационном поле, чем Европа. Даже если человек критически настроен к действующей власти и симпатизирует европейскому пути развития, он получает в нашем информационном поле огромное количество сюжетов о том, что юго–восток прав, а Киев — не прав. И происходит сдвиг сознания: некие русские люди, которые попадают сегодня в Киев, с удивлением обнаруживают, что фашисты не ходят маршем по улицам и не отрезают головы попавшим туда москалям…

Что касается риторики. Я сам не всегда согласен с риторикой российских СМИ в отношении той же Америки. Другому не нравится, когда киевскую власть называют хунтой. (Кстати, это «администрация» по–испански…) Никакой доли законности в приходе к власти Яценюка и Турчинова не было, они свергли законно избранного президента, хотя в украинской конституции прописаны три способа отстранения президента от власти, включая смерть. Они даже его не убили, а прогнали пинками под зад.

Такой должности — «исполняющий обязанности президента» — в украинской конституции не существует. И когда мы называем их хунтой, то подразумеваем «администрацию», хотя слово «хунта» вызывает отрицательную реакцию. Но это не более чем лингвистический способ добиться желаемого успеха. Я в этом не вижу ни нарушения закона, ни нарушения журналистской этики. Это выражение той самой позиции. Не нужно цепляться к словам. Откровенного вранья на российском телевидении нет.

Главное — быть добросовестным журналистом и намеренно не врать. А дальше — не навреди…