События

Ю.Кублановский: "Нашим детям или внукам предстоит пережить большие испытания"

Елена Юркявичене, "Экспресс-неделя" Источник (ссылка откроется в новом окне)

В Вильнюсе в формате международного медиаклуба "Формат - А3" состоялась встреча с известным российским поэтом, историком, бывшим советским диссидентом и политэмигрантом Юрием КУБЛАНОВСКИМ. Друг и соратник Солженицына дал эксклюзивное интервью "Экспресс-неделе".

- Впервые я приехал в Литву десять лет назад. Тогда я выступал в университете вместе с прозаиком Андреем Битовым - осталось очень сильное впечатление от Вильнюса. Вчера и сегодня вновь гулял по Вильнюсу, впечатления опять самые светлые: опрятный, чистый, лиричный город.

- Поэт и сегодня в России больше, чем поэт?

- Это все очень индивидуально. Я знаю поэтов, которые живут исключительно решением своих эстетических, литературных и житейских задач. Я же из тех, кто всегда интересовался всем происходящим на свете, принимал посильное участие в жизни своей страны. При советской власти это даже стоило мне родины - я вынужден был эмигрировать. Восемь лет прожил в Париже, а затем в Мюнхене. В 1990-м вернулся и с тех пор о возвращении никогда не жалел. Даже в тяжелые 90-е, как говорила Ахматова, "я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был". Я душой старался не кривить - от олигархов не получал никаких подарков. Это было интересное время.

- Изменился ли ваш взгляд на родину со времен эмиграции?

- Изменился вообще взгляд на мир. Я был противником советской власти, поскольку, будучи в значительной степени историком, знал о несметных жертвах, принесенных и русским народом, и другими народами на территории бывшей Российской империи. И будучи противником коммунистического режима, я держал Запад, например, США, в своих союзниках. Впрочем, как и Солженицын, и многие инакомыслящие. Это позволило мне с чистой совестью работать на радио "Свобода" - сначала в Париже, а потом в Мюнхене. Правда, вел я там не политическую программу, а исключительно культурную и духовную "Вера и Слово": о метафизике в русской культуре - том, о чем при советской власти было запрещено говорить в школах и институтах. Но все равно я рассматривал Запад как союзника в своей борьбе с коммунистическим режимом. А также как естественного союзника новой России, которая должна была появиться после демонтажа советской системы. И когда в 90-е годы я вдруг увидел, что Запад играет чрезвычайно негативную роль в развитии России, а особенно после событий в Югославии, когда на колени была поставлена Сербия, а обескровленная Россия не могла ей помочь, у меня произошло сильное переосмысление. Тот идеализм, который у меня был по отношению к западной цивилизации, ушел. А насчет России я вслед за русскими философами, которых Ленин выслал в 1922 г. из России, надеялся, что после коммунизма наступит постепенное моральное воскрешение нашей родины. Но когда после этого Россия вдруг стала падать в аморальную бездну, когда начались неприкрытая криминальная революция и передел собственности в пользу олигархической хунты, как это точно определил Солженицын, для меня это стало страшным ударом. Безусловно, девяностые годы были в моей жизни, возможно, самыми черными - так одиноко, как тогда, я себя не чувствовал ни при советской власти, ни даже в эмиграции. Но вот как всегда это бывает вслед за революцией криминальной, последовала какая-то частичная подморозка и реставрация, которая позволила мне дышать более спокойно и ощущать, что во всяком случае в международном плане, несмотря на изоляцию, Россия начинает все-таки вставать с колен и не дает себя больше опустить так, как это было в ельцинские времена с Сербией. Так что сейчас я смотрю на происходящее в своей стране со сдержанным оптимизмом, хотя и с определенным страхом. Страхом перед теми мощными подвижками, которые ждут и Россию, и все человеческое сообщество.

- В 1990 г. вы писали в своих стихах: "Все самое страшное, самое злое еще впереди". Это "самое страшное" уже случилось?

- Я писал это накануне начала великой криминальной революции - не хотел бы я в таких вещах оказываться пророком. Но тогда я только вернулся в Россию - вернулся оптимистом. Но быстро понял, что власть находится в руках тех, кто не соответствует моим чаяниям.

- Мы в конце 80-х ждали каждой новой книги любимых писателей - Белова, Астафьева, Битова, Распутина, многих других. Их слово в "Литературной газете" было для нас этаким маяком. Что же случилось с нашими маяками в 90-е - они замолчали… А кумирами стали люди, чьи талант и нравственно-мировоззренческая позиция часто не совпадают?

- Конечно, тогда и в ХIХ столетии - так повелось в русской традиции, слово писателя значило гораздо больше, чем сегодня. Из-за того, что в России в ХIХ столетии в силу определенных исторических причин не развились так ветвисто и заливисто журналистика, публицистика, философия, писатель отвечал за все, и у него искали ответы на все жизненные вопросы. Верующие искали, конечно, в церкви, в монастырях, а широкие слои общества искали у писателей, и, как мы видим, писатели русские по мере сил старались соответствовать этим чаяниям и давать ответы на все животрепещущие вопросы. Коммунизм при всех своих отрицательных качествах, как ни странно, не позволял нам полностью присоединиться к той постхристианской цивилизации и ее культуре, которая начала развиваться на Западе после Второй мировой войны и особенно после 1968 года, когда произошла сексуальная революция. Поэтому нам удалось сохранить традиционные ценности под пленкой коммунистического режима. Когда пленка порушилась, и к нам хлынули западная культура и цивилизация в полном объеме, мы стали почти такими же, как писатели и литераторы на Западе. Ведь русская литература никогда не была полностью секуляризирована - оторвана от нравственно-религиозных задач и запросов. Теперь оторвана и больше стала ориентироваться на рынок, на успех, на заигрывание с идеологическими установками и движениями, связанными как раз с постхристианским обществом. Отсюда и такое падение значения литературного русского слова. Вторая причина - мы вступили в новую технотронную эру, когда книга, слово, живопись вытесняются из жизни. На смену этому приходят дизайн, всякого рода перфомансы. И приходит новая литература, не чувствующая себя ничем обязанной ни Богу, ни промыслу, поскольку не верит ни в промысел, ни в Бога. Часто наши писатели бегут, "задрав штаны, за комсомолом", и даже там, где западный писатель, может быть, остановится в своем консерватизме, наш в этом смысле будет идти до конца. Вот почему писателей стало чрезвычайно много, а читателей и человеческую душу они не окормляют. У меня от современной литературы остается очень неприятное послевкусие. Литература, да и культура в целом, не оставляют человеку надежды. Культура в целом одновременно и гламурная, популистская, и вместе с тем совершенно безнадежная. И тут Россия стала одной из - в череде других стран, которые уже погружены в существование постхристианской, технотронной цивилизации.

- И нет света в конце туннеля? Но вот ведь в списке самых продаваемых книг в российских книжных магазинах верхнюю строчку занял роман Захара Прилепина "Обитель" - совсем не гламурное чтиво…

- Как бы я к этому роману ни относился - я ведь старый соловчанин - работал на Соловках, это отрадное явление. Оно свидетельствует о том, что у общества есть потребность в серьезной теме и нет боязни в эту тему погрузиться. Но, скорее всего, этот роман исключение, лишь подтверждающее правило. Такие произведения сегодня можно пересчитать на пальцах одной руки (я говорю не о художественных достоинствах романа, а о серьезности заявки и постановки темы). Что в этом романе можно считать изъяном? Все-таки это роман человека, не хлебнувшего советской власти. Я сам почти не хлебнул сталинизма, за исключением самого раннего детства. Но все-таки, когда я приехал на Соловки, было такое ощущение, что зэков только что распустили по свистку: всюду еще были решетки, камеры, глазки, нары. Я эту лагерную атмосферу почувствовал на собственной шкуре. Захар это знает по мемуарам, книгам.

Я вижу ростки возрождения России прежде всего в расцветающей приходской жизни по всей России. Многие философы, в том числе Лев Карсавин, рассчитывали, что возрождение произойдет за счет оживления приходской жизни. А на что еще можно рассчитывать - не на телевидение же, не на массовую культуру, не на шоу-бизнес, которые оглупляют наш народ. Православие - это главная плотина против разложения и культурного, и социального, и политического.

- В Литве существует большой страх России, которую подозревают в подготовке военного вторжения. Этот страх подогревают и некоторые политики Литвы… Он имеет основание?

- Мне, приехавшему из Москвы, даже трудно в это поверить: это какой-то сюрреализм. Вы не преувеличиваете? Такую угрозу могут увидеть циники, преследующие свои, корыстные цели. Человек ведь слаб, это надо понимать…

- Есть ли у России видение своего пути?

- В 90-е годы казалось, что уже нет. Но Путин занял независимую позицию: он пытается построить Таможенный союз и наладить отношения с Китаем и Индией. И я надеюсь, что у России есть будущее и она сможет изменить нынешнюю конфигурацию однополярного мира. То есть у России есть шанс… Внутри же страны все очень неоднозначно: сильных негативных впечатлений много. Даже чисто визуальных: загаженные леса, наплевательское отношение к природе, к природным ценностям, отвратительная система образования, которая только ухудшается. В кабинете министров много людей, не отвечающих моменту, попавших туда случайно и готовых перебежать на другую сторону при первом удобном случае. Но в целом жизнь за последние десять лет очень сильно улучшилась. В этом году я побывал в Великом Новгороде, Ярославле, в своем родном Рыбинске, на Смоленщине - не сравнить с тем, что было: в городах чистота, много светлой молодежи, гораздо меньше мата, безобразий, пьяного люмпенства. Есть ощущение достаточно высокого тонуса жизни - провинция сильно поднимается. Церкви по воскресеньям и в провинции, и в столице полны молодежи. То есть я смотрю на будущее России со сдержанным оптимизмом.

- Но Россия живет в лоне европейской цивилизации: куда, по вашему мнению, движется она?

- Думаю, европейскую цивилизацию ждут большие испытания. Период после Второй мировой войны был для нее самым порядочным и счастливым. Я об этом писал в стихах: "Грех роптать, когда вдвойне повезло: ни застенка, ни войны…" В жизни моих современников не было чрезмерного экстрима. И я боюсь, что нашим детям или внукам предстоит пережить очень большие испытания, связанные, возможно, с экологическими проблемами и с переделом мира - по мере того как будет выходить на передний план третий мир, как все громче будет заявлять о себе в Европе Ближний Восток, превращенный сейчас США в кровавую кашу. Когда американцу в прямом эфире отрезают голову ножом - это кажется невероятным. Еще более невероятным кажется отсутствие видимой реакции США на это: в это самое время президент США по всем каналам учит Россию жить, вместо того чтобы принимать ее как своего естественного союзника (Ведь Путин первым после 11 сентября выразил соболезнование американскому президенту и предложил вместе бороться с терроризмом, но это предложение не услышано).

- Вы называете себя либеральным почвенником: как много людей в писательской среде могут сказать о себе так же, насколько сильны позиции ваших антиподов - либералов-западников в России?

- После моего письма Людмиле Улицкой на меня набросились ее сторонники (письмо было написано в ответ на откровения писательницы немецкому журналу "Шпигель", в котором она, презентуя себя как "русскую писательницу еврейского происхождения, воспитанную в христианской культуре", среди прочего кается, что ей "стыдно за наш народ, который растерял нравственные ориентиры", а также пугает тем, что Россия развязала по сути третью мировую войну. В письме, в частности поэт недоумевает: "Пишут на русском, а родину своего языка знают худо, красотой ее не проникнуты, к истории ее относятся не по-пушкински. Тогда зачем же писать по-русски?" - Е.Ю.). Что касается Улицкой, то ее мысли были высказаны не только из конъюнктурных соображений - чтобы угодить западной публике: это ее вполне искренние убеждения, которые как раз совпадают с интересами тех кормушек, которые такие высказывания открывают. Самое печальное, что мое письмо сдетонировало невероятный прилив ненависти либеральных смердяковых. Меня поразило, что они набросились на меня, не оппонируя, а просто лая. И этот интеллигентский евромайдан в Москве (да и не только в Москве - всюду эти “болотные огоньки”, то тут, то там зажигаются) достаточно силен. Ну что тут скажешь? Вспомним, что в Париже в 1906 г. съезд оппозиционной российской интеллигенции под руководством Милюкова и Струве проходил на деньги только что победивших японцев. Либеральная российская интеллигенция жила на японские деньги в парижских отелях и на съезде ругала Россию. Так что традиция эта не сегодня родилась, но только сейчас приобрела такой злобный характер, который предсказал Достоевский в "Бесах". Я к тем, кто не согласен со мной в оценке событий на Украине, в Крыму, отношусь, как к своим оппонентам. Ведь у каждого свое образование, свое мирочувствование, свое мировоззрение, сформировавшееся на фоне жизненных перипетий. Но такая злоба свидетельствует, что она от лукавого - у меня такой ненависти ни к кому не было. Ненависть - это страшная сила даже не для государства: люди сами себя испепеляют, вместо того чтобы вдуматься, осмотреться и понять, где они живут, какие задачи стоят перед ними как перед личностями, перед страной, в которой они все-таки остались жить - не уехали ведь. Они пишут на русском языке, а русский язык, да и вообще язык - это ведь не механический инструмент, на котором человек изъясняется, он обязывает к постижению истории страны, к чувству долга перед ней. Так что с этими людьми мне не по пути. Я чувствую себя очень одиноко в литературных кругах. А с правыми - такими, как Проханов и его лагерь, - меня разделяет мое неприятие советского прошлого, сталинизма. Но все время я встречаю своих единомышленников. И когда приезжаю в провинцию, залы всегда полны. Но эти люди страшно разъединены: у них нет трибуны, они не допущены к телевидению и газетам. Беда нынешней власти в том, что она оказалась не способна объединить бескорыстные патриотические политические силы. И люди моих убеждений оказываются изгоями в собственном государстве - это беда. Это абсурд, что Познер или Собчак имеют гораздо больше возможностей высказываться на всех площадках, чем мы - те, кто бескорыстно любит родину и чувствует ответственность перед ней. Это и есть ахиллесова пята путинского режима.

- Почему в России так мало харизматичных политиков?

- Ну, во-первых, потому что мужской слой был выбит коммунистическим террором и войной. Очевидно, потребуется еще немало лет, чтобы генетически стал возрождаться мужчина. Все лучшие погибали в лагерях и на фронте в течение многих десятилетий. Поэтому харизматический генофонд подорван. Но с другой стороны, посмотрите на Запад - насколько там измельчали лидеры государств! Брюссельская бюрократическая система, Страсбургский трибунал - это же все паноптикум, гоголевские персонажи! Так что политическое измельчание - это общемировая проблема, связанная с тем, что вообще теряется понятие родины, ее уникальности и все превращается в усредненную цивилизацию, где все решает чиновник.

- Как санкции отразились на состоянии российского общества?

- Чем больше санкций, тем здоровее становится наше общество. Русского человека нельзя дожимать, гнать его до Москвы нельзя, иначе пружина обязательно разожмется, и мало никому не покажется. Не санкций надо бояться - надо бояться внутренних циников, воров и пятой колонны.


Досье "Экспресс-недели"

Ю.Кублановский родился в 1947 году в Рыбинске в семье актера и учительницы русского языка. Окончил искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Работал по профессии в музеях провинциальной России: на Соловках, в Муранове, в других. Ю. Кублановскому предсказывали поэтическую славу сразу два гения современности, два лауреата Нобелевской премии: А.Солженицын и И.Бродский. Он писал стихи без оглядки на цензуру, поэтому вынужден был печататься в самиздате. После письма к двухлетию ссылки А.Солженицына «Ко всем нам» сначала в самиздате, а затем и за границей, был лишен возможности работать по профессии. Ему довелось трудиться в московских и подмосковных храмах истопником, дворником, сторожем. В 1982 году после выхода в свет сборника его стихов, изданных И.Бродским за границей, он был вынужден уехать из СССР.


Но и на Западе он не прижился. На радио «Свобода», как вспоминает Ю.Кублановский, его «быстро раскусили и уволили как «человека Солженицына»…

Ю.Кублановский – лауреат премии А.Солженицына за «правдивую точность поэтического слова, за богатство и метафоричность языка, за ясную гражданскую позицию», а также лауреат «Новой пушкинской премии» «за совокупный творческий вклад в отечественную культуру».

На снимке:

Юрий Кублановский на одной из презентаций с общественным деятелем, вдовой и ближайшей помощницей Александра Солженицына Наталией Солженицыной.
 

Ваш комментарий

Чтобы оставить комментарий

войдите через свой аккаунт в соцсети:

... или заполните форму:

Ваше имя:*

Ваш адрес электронной почты (на сайте опубликован не будет):

Ссылка на сайт:

Ваш комментарий:*


Юрий Кублановский

По приглашению Международного медиа-клуба «Формат-А3» 9 сентября в Вильнюсе выступил известный российский поэт, эссеист, искусствовед, критик и историк Юрий Кублановский.«Одно слово…… →

Фото
Видео
Аудио
Статьи