События

На самом деле то, что Илья Стогoff человек и писатель без условностей, а тем более без границ и без принципов – не совсем правда. Просто он «с привкусом» своеобразной питерской философии, а по жизни – гуманист и весельчак. Учился на гуманитарном богословском факультете, потом был журналистом, пресс-секретарем в казино, продавцом, да кем угодно, а с 2000 года стал еще прозаиком и публицистом. И вот по приглашению Международного медиа-клуба «Формат А-3» Илья приехал в Кишинев пообщаться «о разном».

О вселенской любви… и не только

– Вы известны в писательском мире как прозаик, работающий в жесткой натуралистичной манере. А ведь в молодости были богословом. Почему такое противоречие?

– А это не противоречие. Мальчик-богослов во мне не умер. Мир совсем не плох, и положительных сторон в нем даже больше, чем отрицательных. Проблема в том, что мы все представляем, как выглядит счастье, но редко его испытываем. Богословие как раз такая интересная штука, которая помогает понять факт, что Бог создал мир и нас для любви, а люди этой любви не видят, но ищут. У людей в сердце дыра, и любовь туда поступает окольными путями. Вот такой парадокс! Я вижу эту дыру и пытаюсь сказать людям о любви, которая есть всегда. Вопрос только, где ее искать. По-моему, это вполне подходящее занятие для мальчика-богослова!

– Жесткая форма Ваших произведений для того, чтобы искать было сложнее?

– Я просто пытаюсь не закрывать глаза на внешнее, пытаюсь быть честным. Мир часто и меня бьет под дых. Поэтому это не моя жесткая форма, а мира. Я просто стараюсь ее адекватно отразить. Но это только часть правды.

– А в чем другая часть?

– Та дырка в сердце, о которой я говорил, будет заштопана. Есть такой большой «Кашпировский», который умеет эти коллоидные рубцы рассасывать.

– То есть любовь восторжествует! И в Ваших произведениях это видно?

– Это читателям судить. Моя тайна веры заключается в том, что человек сложен, и необходимо найти точку, из которой он разворачивается. То, что я вижу вокруг – нарушение обмена любви в организме. Люди думают, что любви нет, а у Бога ее было столько, что он решил поделиться ею со всеми!

– И Вы своим творчеством даете людям понять, что их уже любят?

– Это кто как сам захочет. Я никому ничего не должен, даже как писатель. Я пишу книжки для себя, это моя глубоко личная история, и я никому ничего не навязываю. Если кто-то захочет подойти и поговорить со мной – поговорю, расскажу свою точку зрения.

– Зачем Вы тогда стали писателем? Оставались бы журналистом и просто фиксировали бы события.

– А я и не считаю, что стал писателем. Хотя бы потому, что не хотел. Я и не хочу вставать ни в какой писательский ряд. Скорее, я так и остался больше журналистом. Да и какая разница, черт возьми, я просто хочу быть собой, Ильей Стоговым. В этом вопросе, наверное, хм, я против условностей!

О путешествиях и о смысле жизни

– Вот Вы были в Азии и книжку потом написали c неоднозначным названием mASIAfucker. А что вообще для вас такое – путешествия?

– Путешествия много чего дают. Это как, знаете, гегелевский синтез: все равно приходишь к тому, с чего начал, только на другом уровне. Я не только в Азии был. В Тибете, в Перу, на островах Тихого океана, на Крайнем Севере, а от Африки меня вообще прет! В США вот не был, потому что не хочу. Ехать куда-то нужно только за тем, чтобы вернуться другим. Я так считаю. А если изменений не произойдет, то и фигня все эти поездки.

– Историю с поездкой в Старый Оргеев расскажете? Какие у Вас произошли изменения?

– Знаете, я считаю себя гражданином России. На территории моей страны есть остатки городов Золотой Орды, я их видел, и для меня это важно, чтобы понимать, кто я. А вот побывал в маленьком вашем древнем городишке, где от той Орды только косточка одна торчащая осталась, и задумался. Оказывается, я не все знал даже об этой самой Орде, а мне казалось, что все. Насколько мои знания действительно соответствуют реальности? Если в истории было такое, что как саранча что-то пролетело и не осталось ничего. Так, может, и мои знания об этом тоже мимолетны? Вот такие вопросы меня постигли!

– С историей понятно. Вот Вы в молодости учились на христианском гуманитарном факультете, преподавали потом. А что бы сейчас могли полезного молодежи рассказать?

– Да, особенно второклашек любил. Совсем маленьким детям сейчас бы не стал преподавать. В вузе – возможно. Идеалам и ценностям я бы никого не смог научить, сам их не имею. И вообще, у меня больше вопросов к жизни, чем ответов. Чтобы не было потом мучительно больно, надо жить сегодня, а не ждать, пока мимо по реке проплывет труп твоего врага. Вот это бы и рассказал.

– Вы сторонник такой философии, что все происходящее в жизни для чего-то необходимо. Вы фаталист?

– Не знаю, слово какое-то… Да, я сторонник того, что ничего нельзя не успеть и никуда нельзя опоздать, но я не фаталист. «В жизни все происходит медленно и неправильно, чтобы человек не успел загордиться», – это моя любимая фраза из «Москва-Петушки» В. Ерофеева. Шкала «достиг/не достиг» для меня не работает. Все, что мы делаем сегодня – строим фундамент будущего.

– Так все-таки будущего?

– Но сегодня! Дело в том – веришь ты в то, что делаешь, или нет. Знаете рассказ один у Генриха Бёлля? Там белый подходит к негру, спящему на пляже, и говорит: «Ты чего дрыхнешь? Бери удочку, иди рыбу ловить». А негр спрашивает: «И что?» – «Продашь рыбу, купишь большую удочку, много рыбы наловишь, продашь, дом построишь, завод консервный». – «И что?» – «Ну что, потом сможешь лежать на пляже». – «Так я и так лежу на пляже». Вот я в этом смысле негр. Жизнь должна быть в радость сегодня, тогда и будущее будет в радость.

– Вы цитируете классическую литературу, а классику отрицаете. Почему?

– Не отрицаю. Просто все старое я уже перечитал, а новое неинтересно. После Чарльза Буковски все вторично. Мне нон-фикшн интересен из современного, и все. А романы, как и фольклор, – это вечное искусство. Хочешь к нему обратиться – обращайся, переосмысливай. Я уже не хочу. И вообще, как ни странно это звучит, я считаю, что в классике Бога нет.

– А где есть? В чем, по-вашему, Бог проявляется?

– Он просто есть. Если делаешь что-то с любовью – вот там Бог и есть. Ведь апостол Петр, почему такой крутой был – за ним все шли! Он был фанатиком своего дела. Поэтому все хотели быть, как он. Понимаете? Вся суть в посыле. Вот мои дети видят, что я по-настоящему счастлив, и они захотят быть счастливыми.

– Поэтому Вы являетесь членом Доминиканского ордена в католической церкви, цель которого направлять людей и лечить словом?

– Ну да, я пытался жить по принципам Доминиканского ордена. Что Евангелие переводится как «хорошая новость», знают все, а вот почему хорошая и новость – мало кто понимает. Вот «доминиканцы» и практикуют, что с прихожанами беседуют. Кто-то что-то в ходе этих бесед и понимает.

– Значит, Вы все-таки еще немного проповедуете?

– Хм, да нет, проповедую – это как-то однобоко звучит. Но я же говорил, что мальчик-богослов во мне не умер!

К СЛОВУ

Человек и писатель вне условностей, неоднозначная фигура питерской прозы, маргинал для критиков и создатель так называемого мужского литературного стиля – все это только внешняя сторона Ильи Стогова.

ДАТЫ И ЛЮДИ

Илья Стогоff, родился в Ленинграде в 1970-м году. В массмедиа проработал тринадцать лет.
В 1999-м признан журналистом года в Петербурге.
С 2000 года активно публикует прозу и публицистику.
В 2001-м журналом «ОМ» назван писателем года, а роман «Мачо не плачут» признан романом года.
В 2003 году за роман mASIAfucker был номинирован на премию «Национальный бестселлер».
Был пресс-секретарем издательства «Амфора».
По образованию магистр богословия.

Фото Р.Мазура