События
Kosmoso legenda nusileido Vilniuje/Легенда космоса приземлилась в Вильнюсе
Российский космонавт, дважды Герой Советского Союза Владимир Джанибеков, прощаясь, пожелал нам мира и благополучия. Мы ему пожелали того же, мысленно ещё сильнее посылая голубя мира на Украину, где до сих пор не стихает спровоцированная Россией канонада. В интервью со знаменитым космонавтом участвовал и бывший военный лётчик-снайпер высшей категории Вилюс Каваляускас , в настоящее время работающий в “Изданиях Республики”, а когда-то он, как и гость, закончил ту же самую Ейскую школу авиации в Краснодарском крае. По окончании лётной школы дороги лётчиков снова пересеклись в Таганроге, где оба работали инструкторами. Вилюс из тех времён отлично помнит бывшего коллегу, сегодня генерал-майора запаса В.Джанибекова, как о специалисте отзывается о нём хорошо, а сам, дослужившись в России до звания полковника, обещанные генеральские лампасы ещё в 1989-м году поменял на Родину. - Теоретически это возможно, - ответил В. Джанибеков, - но практически Земная атмосфера нам не позволяет стопроцентно использовать возможности оптики: чем острее луч наблюдения, тем более неясно, где это происходит, метром вправо, метром влево, - Вы ведь лётчик, понимаете такие вещи. Когда Международная космическая станция была вынуждена оставаться на 51-й параллели, мы с этой орбиты видим только лишь каких-нибудь пять процентов России. Видим Украину, Камчатку, Южную Корею и так далее... Правда, спутник не всегда может увидеть, что находится правее или левее, а космонавт может. Когда из космоса на расстоянии около 3500 километров видишь очаг пожара, обычно это большой очаг. Это то же самое, что из Вильнюса увидеть пожар в Санкт-Петербурге или Москве. Мы видим, как двигается циклон, как он пыль Африки приносит в Скандинавию, мы наблюдаем океанские течения, носящие сезонный характер, измеряем температуру в горах, фиксируем уменьшение ледников... - Вы были знакомы с литовцем Римантасом Станкявичюсом, которому после смерти было присвоено звание Заслуженного лётчика-испытателя? – хочется знать мне. - Конечно, ведь вместе работали, я тоже был в той команде, которая готовилась к полётам космического корабля многоразового использования “Буран”, но, правда, на другом уровне – как руководитель отдела авиационных космических систем многократного использования. - Почему он, рассматривающийся лететь как командир “Бурана”, так и не поднялся в космос? - Если бы не погиб во время показательных выступлений в Италии в 1990-м, полетел бы, из той команды Анатолий Левченко и Игорь Волк летали, Станкявичюс тоже полетел бы с кем-нибудь. - В этом смысле Вам особенно повезло – на Вашем счету целых пять космических полётов и в каждом из них Вы были командиром. Может быть пятое испытание уже становилось обыденностью? - Во время четвёртого полёта только начал понимать как там можно работать и как жить, в пятый раз была уже нормальная работа, не хватило шестого и седьмого. - Неужели полёт не приравнивается к критической ситуации? - Должно быть, очень близко к ней. Действительно. Мы ведь до конца не знаем, на что способны. - И Вы? После таких испытаний? - Точно знаю, что не полез бы в угольную шахту. - Почему? - Там очень страшно. - В июне этого года исполниться уже тридцать лет с того момента, как вы с коллегой Виктором Савиных возродили ставшую неконтролируемой орбитальную станцию “Союз 7 “и вошли в историю, как счастливчики, которым в космосе удалось решить сложнейшую с технической точки задачу за всю космическую историю. Хотите сказать, что в той миссии не было страшно, что не чувствовали за своей спиной дыхание смерти? - Это такой же уровень эмоций, как когда на кухне за кафельной стеной прорывает трубу и тебе необходимо пробивать стену, менять проводку, трубы... Не знаю, может, со стороны и страшно – глаза боятся, руки делают... Вспоминаю Суворовское училище, когда начинались летние лагеря. Вот закончился учебный год, мы бежим за городом где-то 40 километров в гору и с горы, потом в горах роем окопы, траншеи во весь рост, как и положено, только что до блиндажей дело не доходило. Потом учились стрелять: половина сидит в окопах с мишенями, другая половина, стреляя, бежит в гору, и когда вечером начинается дождь, мы торчим в окопах и распеваем песню: “Я сижу на дне окопа и имею бледный вид, у меня промокла попа, потому что моросит”. Военная служба, знаете, какая... - И всё таки, не было обидно, что после рискованной операции по спасению станции не были награждены ещё одной Звездой Героя? - Я не ради этих звёзд летал. - А ради каких? - Я вновь возвращаюсь к шахте. Однажды шахтёры меня привезли показать условия своей работы. Спустились вниз, мне не по себе, а они хохочут, - это их работа, их жизнь. Они к этому привыкли и испытывают моральное удовлетворение, особенно когда им достойно платят за их работу. Встретив шахтёра на улице подумаешь, что он красит ресницы, угольную пыль сколько не смывай, всё равно выглядит как макияж... А полёт – это то, к чему стремился всю жизнь, и достиг. И вообще, работа интересная, она трудная бывает, но тем более... - Наверно, можете рассказать, какое оно, это невообразимое нечеловеческое одиночество – ведь Вам пришлось провести в открытом космосе более восьми часов? - Ну, как застряв в лифте посидишь два дня и потом двери открываются - уже становится не важно, что было за теми дверьми. Может, сравнение и не особо удачное ( бывал в нем застрявшим, довольно не приятно), но говоря о работе в открытом космосе: если знаешь, что и как делать - это вполне нормальная работа. Мы ведь ещё на Земле каждую операцию отшлифовывали до мелочей, отрепетировали каждое своё движение, - придумывать что-то обычно не приходиться, в космосе не должно быть импровизаций. - Если Вы видали фильм Андрея Тарковского “Солярис”,может помните, каким счастливым к ногам отца припал вернувшийся из космической экспедиции герой Донатаса Баниониса. Когда-нибудь испытывали что-либо похожее? - Видал фильм, конечно, и не один, а раз восемь, и каждый раз смотрю с удовольствием. Помню, Валерий Поляков, врач-космонавт, вернувшийся на Землю после полутора лет непрерывной работы в космосе, говорил, что вот хотя бы ещё недельку дали бы посидеть возле иллюминатора и посмотреть, как выглядят иные миры. Когда возвращаешься, думаешь не о том, что вернулся на Землю, думается, что что-то не закончил, не поторопился насмотреться, снять на камеру, не успел свои мысли выстроить в какую-нибудь логическую цепочку, записать их. Обычно возвращаться не хочется, хочется ещё сколько-нибудь поработать. - Помните героя этого фильма, объятого галлюцинациями. Правда, что команда, в которой были и Вы, в 1984 году в открытом космосе видала крылатых существ?.. - В первый раз об этом слышу. А необыкновенную фигуру в 1984-м я действительно наблюдал, в её руках был инструмент, от которого расходились электрические лучи – эта фигура, одетая в скафандр, выполняла работу по сварке в открытом космосе. Внутри скафандра находилась дочь маршала авиации Светлана Савицкая, испытывающая новый инструмент, а я, сын пожарного, с помощью кинокамеры и фотоаппарата увековечил эти мгновения. - Как относитесь к утверждениям специалистов, что, глядя на Ваши художественные работы ( имею в виду живопись), не оставляет мысль, что Вам известно что-то, чего не знают другие? - Никак. В этой сфере не имею ни особых талантов, ни претензий. Мои миниатюры были связаны с общественной деятельностью, готовясь к юбилеям было необходимо быстро создать почтовые марки, конверты. Посидели с художниками, и вот вам миниатюра. Мы обычно тренируемся в Феодосии, где родился Иван Айвазовский,и когда не было хорошей погоды, шли в художественную галерею, где выставлены потрясающие картины этого художника; она, как нарочно, была по-соседству с гостиницей. Довелось общаться и с его внуком, поэтому связь с искусством несколько глубже. К счастью, я свободный человек, дилетант-любитель, мне не нужно готовить выставки, стараться быть заметным, что бы получить шанс на успех. Мне это или доставляет удовольствие, или нет, если нет – займусь другим делом. - Наличие высокого интеллекта – обязательное условие для космонавта? - В отряд космонавтов сначала отбирают по здоровью, только потом выясняют, какие мозги. Желательно, что бы он имел интересы и в одном, и в другом, тогда ему легче живётся. - Как далеко продвинулись космические технологии за это время? - Масса нашей станции была 20 тонн, а сегодня - 150 тонн, у нас было около 1000 различных блоков, больших и маленьких, а сейчас их количество в десятки раз увеличилось. Во всём этом хозяйстве необходимо разбираться, нужно уметь с этим работать, - слесаря, сантехника не вызовешь. Поэтому возрастают и требования, и нагрузка на космонавтов. К первому полёту я готовился восемь лет, сейчас подготовка занимает десять-пятнадцать... - Как расцениваете неудачи последних запусков на орбиту грузовых капсул как у России, так и у Америки? - Хоть это и не очень хороший вариант, но, скажем так, нормальный. Всегда есть какая-либо причина неудачи, в данном случае, скорее всего, человеческий фактор. - Ошибаются, приписывая беды тем же самым произведённым в России двигателям, которые были смонтированы на обоих транспортёрах? - Не думаю. Двигатели нормальные, испробованные, скорее, была ошибка на стадии сборки конструкции. - На своей интернет-странице призываете сомневаться, что “все острова, все звёзды и законы уже открыты”, и “верить, что это ещё удастся сделать нам”. Как думаете, где ждёт больше всего открытий? - Важнейшие открытия, должно быть, будут связаны с источниками энергии. Говоря о космической технике - это будет создание двигателей на новых принципах получения энергии и создание в космическом пространстве связи без ограничений,характерных для электромагнитных волн. Могут быть затронуты самые глубокие уровни материи – элементарные частицы и квантовые законы, - исследования, которыми занимаются создатели унитарной квантовой теории, грозящие вбить последний гвоздь в теорию релятивизма Альберта Эйнштейна. Один из разработчиков этой теории – мой друг Лев Сапогин, правда, до сих пор непризнанный Российской Академией Наук, зато признанный за границей, общество химиков США не только приняло его в свою организацию, но и вручило золотую медаль с надписью:” Гению физики 20 века”. Он включён в список “пятиста величайших умов всех времён и народов”. - Как поговорка “сомневаться и верить” повлияла на Вашу веру в Бога ( если, конечно, Вы верите) после того, как в небе, сложив все полёты, проработали около полугода? - Я верю. В этом не сомневаюсь, и всё.
|
|
|||||
|
Ваш комментарий