События

«Когда Европа была потрясена бонапартовскими войнами, император Александр I очень благородно поступил по отношению к растерзанной и поверженной Франции, сказав, что хотя бы христиане не должны воевать между собой. Если бы XIX век пошел этим путем, насколько иной была бы наша жизнь, мы не пришли бы ни к Первой, ни ко Второй мировым войнам», – сказала в интервью «ЛК» известная писательница и публицист, автор романа-антиутопии «Мечеть Парижской Богоматери» Елена Чудинова, которая по приглашению Международного медиаклуба «Формат-А3» посетила Вильнюс.

В своих литературных и публицистических произведениях она проповедует правоконсервативные взгляды: первенство и самодостаточность европейской христианской цивилизации, нетерпимость к леволиберальному разрушению цивилизационных основ, включая политику толерантности и мультикультурализма, выступает за солидарность между европейскими народами.

Сегодня ее роман называют пророческим. Кроме французского издания, которое с большим успехом было встречено во Франции, он переведен еще на многие европейские языки, и по признанию самой писательницы, мысль о создании подобного рода романа давно витала в воздухе и «просто искала кого бы ей стукнуть» (Елена верит в ноосферу идей).

– Если бы я не написала этот роман, его бы написал другой человек, – говорит Елена Чудинова. – Конечно, он был бы уже с другими художественными особенностями, с другим личным опытом автора, но, безусловно, такой роман был бы. Сейчас каждый год пишутся подобные романы, но мой был, разумеется, первым, он должен был воплотиться как идея.

– Почему действие романа происходит именно во Франции?

– Помимо того, что эта страна заставляет о себе писать, если она того хочет (так называемая теория «воли стран»), были и другие сопутствующие причины. Я уже потом осознала, почему собственно Франция. Ведь роман был задуман еще дома в Москве, и Франция была не первична, наоборот, я к ней шла. Но если бы я написала, скажем, «Мечеть Василия Блаженного», то это воспринималось как специфически русская проблема, и соответственно, все бы рассматривали ее в этом контексте. Таким же образом это воспринималось и с любой другой страной, но Франция – это страна общего культурного кода для всех европейцев. Поэтому, когда человек читает о Франции, он мысленно примеривает ситуацию на свою страну. То есть я написала общеевропейскую книгу, именно поэтому и потребовалось написать о Франции.

– То есть на тот момент во Франции вы уже видели достаточное число выходцев с Востока, и предполагали дальнейший ход развития событий?

– Не совсем так. Я видела их везде, кроме Франции. Я начала писать книгу во время чеченских кампаний, затем были взрывы домов в Москве, затем был Норд-Ост, 11 сентября, а уже в процессе написания книги случился Беслан. Таким образом, все эти события были аккумулированы во Францию.

Я люблю все страны христианского генезиса. Европа – то место, на которое Господь ступил обеими ногами (хотя он родился отнюдь не в Европе), поскольку Восток мы потеряли, а Европа все эти две тысячи лет развивалась как христианская цивилизация, и она, собственно говоря, единственная цивилизация на планете. Да, мы видим преуспевающую Японию, Китай, Израиль, но все это плоды европейской науки, зародившиеся в лоне европейских университетов, которые были успешно усвоены.

Я безмерно люблю весь европейский континент, и ничто не доставляет мне большей боли, чем распри между христианами. По одному из образований я – историк, поэтому мне нравится установка, данная императором Александром I – благословенный Священный союз. Когда Европа была потрясена бонапартовскими войнами, он очень благородно поступил по отношению к растерзанной и поверженной Франции, сказав, что хотя бы христиане не должны воевать между собой. Если бы XIX век пошел этим путем, насколько иной была бы наша жизнь, мы не пришли бы ни к Первой, ни ко Второй мировым войнам.

Поэтому совершенно естественно, что в моей книге я попыталась акцентировать христианскую составляющую и не случайно сосредоточием выбрала Собор Парижской Богоматери как общий для нас архетипический образ. Думая о Париже, мы всегда мысленно представляем именно его. Мне хотелось ударить, хотелось испугать – потому я мысленно превратила его в мечеть. Судя по результатам, надеюсь, мне удалось.

– Были ли вы знакомы с книгой известной итальянской журналистки Орианы Фаллачи «Ярость и гордость», которая вышла в свет в 2001 году? Знала ли она о выходе вашего романа?

– Яркая личность и мужество Орианы произвели на меня большое впечатление. Поэтому в каком-то смысле она послужила прототипом моей главной героини – Софии Севазмиу. Хотя книга еще не была тогда переведена на другие языки, Ориана узнала об этом факте из моих интервью и написала мне письмо. В письме она советовала мне «не сдаваться» и спрашивала, не смогу ли я посетить США, чтобы встретиться с ней. Я выразила к тому горячую готовность. Но, к сожалению, здоровье Орианы в те дни ухудшалось стремительно. На мое письмо ответила уже не сама Ориана, а ее секретарь. А спустя совсем немного времени мне сообщили о ее смерти. О несостоявшейся встрече с этим выдающимся человеком я до сих пор сожалею.

– Сейчас, по прошествии десяти лет после выхода книги, хотели бы вы что-то изменить в ней – что-то добавить, что-то, наоборот, убрать?

– Я думала над этим, поскольку как раз в сентябре у книги был юбилей. К сожалению, книги нельзя переписывать – надо быть честным – что есть, то есть. Сейчас у меня немного поубавилось оптимизма. Мне казалось, что Россия будет все-таки лучше разбираться с проблемами ислама, нежели за эти 10 лет. После второй чеченской войны у меня появилась надежда на то, что к власти пришел Путин, и наконец, закончится национальное унижение. Тогда Чечню следовало либо отпустить, либо навести в ней порядок. У нас выбрали ни то ни се. Фактически наши мальчики полегли абсолютно зря. Был позорнейший Хасавюрт с позорнейшим Лебедем, когда Чечня как бы получила независимость. Тогда напрашивается вопрос, если она получила независимость, почему она вся осталась в России? Почему процветала работорговля? Почему воровали людей? Почему с одной стороны, по законам шариата расстреливали людей, а с другой, все чеченские криминальные элементы находились в Москве? Это унизительное и одновременно кошмарное положение было результатом ельцинской политики.

Для каждого русского человека освоение Кавказа остается открытым вопросом: нужен он или не нужен России. Я все-таки продолжаю считать, что Россия сейчас не способна его удержать, и лучше было отпустить – он сам бы потом вернулся. Но, к сожалению, пошли по другому пути.

Тут необходимо понимать, что столкновение европейского сознания с сознанием родоплеменным (подчеркиваю, не с феодальным), оно всегда проигрышно для европейца. Нам кажется странной взаимная круговая порука, которая присутствует в нем, поскольку мы все индивидуалисты, сами за себя, что совершенно естественно для нашей цивилизации. Но когда мы сталкиваемся с такими вещами не на войне, а в мирной жизни, мы, безусловно, проигрываем.

Поэтому у меня оптимизма убавилось, я не считаю, что Россия сумела навести порядок на Кавказе. В настоящее время лояльность Кавказа покупается за деньги российского налогоплательщика. Наверное, лучше было отпустить, чтобы потом эти территории вернулись сами на совершенно иных для нас условиях.

– С чем сегодня, на ваш взгляд, столкнулась Европа – с этническим нашествием или с великим переселением народов?

– Даже я, слыша совершенно чудовищные обвинения в свой адрес по поводу моей исламофобии (писательница совершенно не скрывает, что она исламофоб – считая, что фобия это защитный инстинкт любого нормального человека. – Прим. авт.) и видя, с какой агрессией была встречена моя книга, не могла себе представить возникновения «Исламского государства» так скоро.

То, что происходит сейчас, превосходит самые страшные мои прогнозы, за которые, кстати, меня сильно ругали. Когда мы видим происходящее в «Исламском государстве», это вызывает ужас и шок. Вдобавок происходящее вызвало к жизни страшные неконтролируемые процессы. Строго говоря, в Европу входит «армия оккупантов». Она входит без боя, ее встречают сэндвичами. Причем европейские власти не знают, как с ними поступать: потому что, с одной стороны, Европа на толерантности сидит много лет и не может иначе, с другой, они видят, что тут что-то совсем не то. Несомненно, происходит паника.

Хотя, по сути, ежегодно в течение всех последних лет значительно большее число мигрантов оседает в Европе, чем их находится в нынешних рядах беженцев. Причем оседает совершенно спокойно, без всякого шума. Они просто приезжают, садятся на социальное пособие, заселяются в муниципальное жилье. Это обычная жизнь, рутина. Но поскольку мы мыслим информационными картинками и воспринимаем только то, что видим, то толпы людей для нас уже являются событием. А то, что каждый год мигрантов приезжает гораздо больше, мы это уже не воспринимаем, потому что нет той страшной картинки, мы ее не видим.

Я часто задаю себе вопрос, а зачем, собственно говоря, понадобилась такая картинка? Может быть, это такая же акция устрашения, как бойня в редакции «Шарли Эбдо», чтобы деморализовать волю европейцев? Мусульмане не читают юмористических газет, они не ходят слушать лекции Папы Римского, они не знают, что такое карикатуры. Но вдруг против датских карикатур, а также карикатур «Шарли Эбдо» началась колоссальная кампания – карикатуристы не то нарисовали, а Папа Римский не то сказал. То есть я абсолютно уверена в том, что было запланировано устрашение, под которое выбирался объект. Предположить, что кто-то возмутился религиозными чувствами, это смешно. От возмутившихся чувств бьют витрины, бьют, простите, морды, но все это носит спонтанный характер. Здесь же мы имеем дело с совершенно иными явлениями.

Поэтому в картинках с беженцами я вижу скорее намерение посеять панику, чем реальную опасность. Реальная опасность идет иначе – она идет через действия правительств, через миграционную политику, когда совершенно официально приезжают, оседают, селятся. То есть реальная опасность огромна, но ее никто не видит, а деморализация рассчитана на европейские правительства, рядовых европейцев. Вдруг возникло такое ощущение хаоса – они идут.

– Как вы думаете, кто-то ведь руководит этим хаосом?

– Думаю, что на самом деле весь этот ужас, от которого бегут, устраивают мусульмане. Но бегут ведь тоже мусульмане. А где сирийские христиане, почему их нет среди беженцев? Где люди, которым реально надо было бы протянуть руку помощи?

– Литва как раз протянула руку помощи, приняв этим летом несколько христианских семей – беженцев из Ирака.

– Если Литва так делает, это прекрасно, хоть несколько семей спасено. Это путь разума. Так и надо действовать, ведь как можно не помогать единоверцам?

Но мы не видим христиан среди потока беженцев, который захлестнул Европу. Более того, люди, которые якобы бегут от нищеты, проблем, проходят путь до Германии, стоящий очень больших денег. Тысячи долларов. На эти деньги в своих странах можно жить припеваючи. Но кто-то не дает эти деньги для того, чтобы жить хорошо там, а дает для того, чтобы шли. Они и идут. Христианам этих денег не дают.

Да и преуспевающие мусульманские страны не заинтересованы принимать своих единоверцев у себя, а заинтересованы направлять их в наши страны.

Не надо забывать, что в исламе существуют колоссальные реваншистские идеи, что земля, на которой мусульмане когда-либо были, считается исламской навсегда, а Европа в действительности подвергалась огромным нашествиям со стороны ислама. Уже приходится слышать, что якобы и Америку открыли мусульмане. Таким образом в это достаточно необразованное сознание внедряются подобные мифы, и люди, как дешевый расходный материал (что характерно для ислама), становятся разменной картой.

Поэтому я считаю, что в большей или меньшей степени все европейские элиты являются сейчас предательскими по отношению к собственному народу. Нам навязывают совершенно иную модель, что все пришлые – замечательные люди, а если мы так не считаем, то мы – ксенофобы. В целом ломают хребет всего нашего континента.

Я не любительница конспирологии, но у меня такое ощущение, что европейские правительства управляются не из Европы. Америка очень сильно вопреки собственным интересам диктует волю и ей не нужен сильный Евросоюз в качестве конкурента. Иными словами, единство нашего континента Америке не нужно.

– В одном из своих интервью вы сказали, что то, что сейчас случилось с Европой, имея в виду ситуацию с беженцами, – это переигрывание в толерантность. Не думаете ли вы, что такое переигрывание привело к тому, что уже под сомнение ставятся христианские ценности и традиции, понятие семьи, брака?

– Абсолютно верно. Это самоуничтожение Европы. Мы, если хотите, на христианских ценностях в космос полетели. Да, XX век был безрелигиозен, но университетская наука шла ко всем нашим достижениям в течение многих столетий. То есть христианство показало себя как самая эффектная развивающаяся цивилизация в отличие от всех прочих. Именно от нее, по сути, мы и отказываемся. Дальше начнутся падение и стагнация, потому что демонтаж христианских ценностей для европейцев просто так не пройдет.

Поскольку Литва – католическая страна, то, естественно, острейшим ребром встает вопрос взаимоотношений с Евросоюзом – как католикам остаться католиками, остаться литовцами и одновременно интегрироваться в Европу, где весь этот «содомитизм» провозглашен. Такой нелепый выбор уже делает ситуацию удручающе безнадежной. Происходят очень страшные вещи.

В Тбилиси я была свидетелем демонстрации в защиту традиционной семьи – как раз парламент Грузии принимал в то время закон против дискриминации, в защиту прав сексуальных меньшинств. Огромная толпа шла по проспекту Руставели, неся в руках плакаты, хоругви, иконы. Невероятное впечатление произвела эта демонстрация. Притом, что Грузия очень религиозная, православная страна, которая была практически вся против принятия этого закона. Однако власти приняли и навязали его грузинам с их традиционными христианскими ценностями.

– Какая роль или место отводится России в связи с происходящими событиями в Европе? Россия ведь тоже столкнулась с проблемой беженцев?

– Россия в таком же положении, как и остальные европейские страны, то есть она парализована собственными элитами. Проблемы России, так же как и проблемы других стран, не решены. Я не люблю слово «оппозиционер», потому что всю жизнь таковым сама являюсь. Одно время мне даже очень хотелось быть проправительственной, ну нельзя быть постоянно против, это не естественно для нормального человека.

К сожалению, термин «оппозиционер» в России дискредитирован, потому что он закреплен за людьми проамериканских воззрений, которые хотят демонтажа России, хаоса, самых чудовищных последствий для нее. Хоть я и антикоммунистка, но даже я вижу, что сейчас сменились угрозы, иначе бы я не написала свою книгу.

В настоящее время нет угрозы коммунистического нашествия на наш континент, люди, которые до сих пор машут кулаками на красную угрозу, просто отстали от реальности – сейчас уже другие вызовы. Я считаю, что угроза «содомии», направленная на разрушение семьи, стоит на одном уровне с коммунизмом. Вдобавок угроза, которая исходит от «Исламского государства». Все-таки надо уметь отслеживать новые лики зла. Зло меняет маски, поэтому его можно определить только по одному признаку – по ненависти к кресту.

Если говорить о дискредитации термина «оппозиция» в России, то в нормально функционирующем обществе должны понимать, что оппозиционер и власть – это просто люди, которые по-разному видят пользу для народа. Они спорят о том, как для народа лучше, но они не спорят о том, что они народ свой любят. У нас оппозиционеры народ ненавидят. Поэтому они не оппозиционеры, и даже мне страшно называться этим термином, чтобы не попасть в эту странную когорту. Но вместе с тем я постоянно вынуждена занимать непопулярную позицию, противоречащую позиции властных эшелонов, поскольку я не вижу другого выхода, в частности, в проводимой политике в отношении ислама в России.

У нас говорят, что Россия всегда была мультикультурной страной, а ислам является традиционной частью российских земель, поэтому мусульмане здесь у себя дома.

Но на протяжении нескольких столетий в России никогда не происходило перемещения народов – все жили в естественной среде своего обитания. Того, что сейчас происходит в России, когда идет «селеобразный сход» из кишлаков и аулов в российские города, никогда не было. Более того, титульной религией Российской империи было православие, и почему-то никому это не мешало, никто не чувствовал себя в действительности плохо от этого. При титульной религии проблем с иными религиями было значительно меньше, чем сейчас, когда у нас мультикультурие. В России не было мультикультурия, и не было этого хаотического движения масс, при котором миллионы выходцев из Средней Азии, не имеющих элементарного опыта городского проживания, переселяются из сел в российские города.

Однако у нас есть явное преимущество перед Европой. Наши мигранты хотя бы едут в Россию работать. Пусть они плохо работают, но работают. В Европу, в бывшие европейские колонии уже работать не едут. Они едут ни дня не работать, а едут требовать муниципального жилья и пособия. Европа в этом смысле в еще худшем положении, чем Россия. Иными словами, исламская проблема есть везде, только в каждой стране своя специфика.

– Насколько современный писатель должен чувствовать время, идти с ним в ногу или даже видеть на десятилетие вперед?

– Как говорится, «трещина мира проходит сквозь сердце поэта». В общем со словами немецкого классика Генриха Гейне трудно не согласиться. Я – писатель, скорее обращенный в прошлое, потому что безумно люблю историю. Тем не менее я вдруг написала книгу футурологическую, о будущем, антиутопию. Для меня это стало огромной неожиданностью. Вне всякого сомнения, если ты не держишь руку на пульсе жизни, то останешься в стороне, нужной только для очень узкого круга любителей.

– О чем бы вы написали свою книгу сегодня?

– Я пишу, но пока боюсь говорить, поскольку все писатели суеверны. Скажу только одно: мне очень хочется дать положительный заряд, написать о хорошем, счастливом, чтобы внести этой книгой хоть какой-то оптимизм.

– Вы оказались пророком 10 лет назад, каким вам представляется ближайшее будущее Европы?

– Я очень надеюсь на приход в Елисейский дворец Марин Ле Пен. Все-таки это политик, любящий свою страну, хотя я не во всем могу одобрить некоторые ее шаги. Тем не менее, невзирая на всю компромиссность фигуры Марин Ле Пен, это человек, заинтересованный в благополучии собственного народа, а не заокеанского. Я не случайно писала книгу о Франции. Эта страна все-таки была возлюбленной дочерью церкви, и именно она определяет европейское бытие. Поэтому я очень надеюсь, что Франция покажет пример, как надо вернуться к собственным национальным корням и собственным национальным интересам. И на примере Франции, дай бог, и другие очнутся.

Досье

Елена Чудинова родилась в Москве, младшая дочь известных палеонтологов Петра Чудинова и Инны Чудиновой. По обеим линиям ее семья имеет северные русские корни.

Автор написанного в доперестроечные годы романа «Держатель знака» о Гражданской войне в России, романа «Неферт» о Древнем Египте, историко-фантастической трилогии о дворянской семье Сабуровых (романы «Ларец», «Лилея», «Декабрь без Рождества»), детских книг «История Англии для детей» и «Гардарика», пьесы «Комедия чернильницы» из Екатерининского века.

Наибольшую известность приобрел роман-антиутопия «Мечеть Парижской Богоматери», который был удостоен премии «Басткон» за 2005 год. Роман подвергался критике со стороны мусульман и леволиберального сообщества.Публицист, в 2007–2012 гг. – колумнист журнала «Эксперт», автор четырех сборников общественно-политической публицистики. С 2010 г. – ведущая авторской программы «Час писателя» на радио «Радонеж».