События

Земное притяжение космонавта Батурина

Надежда Грихачева, "Литовский курьер" Источник (ссылка откроется в новом окне)

В Вильнюсе по приглашению Международного медиаклуба «Формат-А3» побывал известный российский космонавт, ученый, общественный деятель, журналист, обозреватель «Новой газеты» Юрий Батурин.

Так случилось, что нынешний приезд 90-го космонавта России и 382-го космонавта мира в Литву приятно совпал с 15-летием его второго полета в космос и первым пуском с нового российского космодрома Восточный. Причем оба события произошли в один день – 28 апреля – только первое в 2001 году, а второе – в 2016-м.

На вопрос, было ли желание еще раз слетать в космос, Юрий Батурин лаконично отвечает, что желание было, но судьба у всех космонавтов разная. «Тут сетовать на судьбу нельзя: кому-то она дает больше возможности летать, кому-то – меньше. Но уже сам факт даже одного полета многое оправдывает», – говорит он.

Сегодня Юрий Батурин гость «Литовского курьера».

– Юрий Михайлович, отмечая 55-летие первого полета человека в космос, мы еще не забыли, что 30 лет осваивали космос в единой системе под названием Советский Союз. Каждая республика вносила свой вклад в развитие космической отрасли, а какую лепту внесла Литва? К сожалению, полет первого литовского космонавта Римантаса Станкявичюса так и не состоялся.

– Это не совсем так. Был и есть еще один литовский космонавт, который полетел – это Алексей Станиславович Елисеев. Его фамилия по отцу – Курайтис. Он литовец, его отец был репрессирован, поэтому ему пришлось взять фамилию матери. Елисеев был одним из первых космонавтов – космонавтом номер 15. Его первый полет продолжительностью почти двое суток состоялся 15 января 1969 года. Всего он совершил три полета в космос, став дважды героем Советского Союза.

Более того, вклад Литвы не ограничивается одним представителем, который побывал в космосе. Так, Академия наук Литовской Республики достаточно много внесла в программу космических исследований. К примеру, программа «Рост растений в космосе» курировалась литовскими учеными. Первый цветок расцвел в космосе в рамках эксперимента на борту станции «Салют-7» в 1982 году, был именно по программе Академии наук Литвы.

И то, что совсем недавно интернет-пространство запестрело «сенсационным» сообщением: в космосе впервые расцвел цветок, я могу объяснить лишь тем, что, к сожалению, люди не склонны знать историю и не любят про нее читать. Услышали какое-то сообщение и сразу заговорили, что впервые в космосе расцвел цветок. А на самом деле, это уже было.

Другой мир под названием космос

– Вы два раза летали в космос в качестве космонавта-испытателя?

– Тут нужно уточнить. Космонавт-испытатель – была моя должность, в штатном расписании отряда космонавтов. В первом полете я выполнял функции космонавта-исследователя, во втором – функции бортинженера. Поэтому космонавт-испытатель – это не роль в экипаже, а должность.

– Что входило в ваши функции, чем вы занимались на космической станции?

– Космонавт-исследователь, естественно, занимается научными экспериментами. Поэтому в первом полете я больше всего занимался именно ими. В функции бортинженера входят обязанности по поддержанию и обслуживанию технического состояния корабля, и поэтому времени на научные эксперименты оставалось меньше. К слову, на космической станции все выполняют научные эксперименты – и командир экипажа, и бортинженеры – это не зависит от роли в экипаже – просто кто-то больше, кто-то меньше.

– А мысль как-то по-другому в космосе работает?

– Когда ты оказываешься в другом мире, иногда привычные для тебя алгоритмы, которые выработаны жизнью на земле, отказывают. Поэтому мысль уже просто вынуждена двигаться какими-то иными путями.

– Отказывают почему? Вообще, чувство страха присутствует в полете?

– Что же вы так все любите вопрос о страхе (смеется). Есть люди, которые боятся летать на самолетах. И вдруг в их жизни случается такая ситуация, когда надо срочно оказаться в другом городе, и иного способа достигнуть цели, кроме самолета, нет. Что делать? Как-то зажимают свой страх, садятся в самолет, прилетают, а дальше – либо не боятся, либо умеют управлять своим страхом. Вообще, страх – чувство очень функциональное, если у человека отсутствует чувство страха, с ним опасно быть рядом. Еще древние люди в момент приближающейся опасности искали выход из ситуации. Поэтому страх по каким-то косвенным признакам предупреждает человека об опасности, это своего рода ее индикатор, который очень нужен, в том числе и в космическом полете.

Когда человек вдруг начинает испытывать чувство страха, тогда либо страх его сковывает, либо человек начинает искать тот самый выход из ситуации. Однако космонавтов не просто учат преодолевать свой страх, они сами его уже изначально преодолели, когда приняли для себя решение заняться этой опасной профессией. Тем не менее, когда у космонавта все-таки появляется ощущение опасности, он начинает анализировать, что подсказывает ему это ощущение. Это могут быть какие-то косвенные признаки, на которые он сразу не обратил внимания, а мозг их автоматически отметил. Например, мигает индикатор, или показания прибора не стандартные, или еще что-то. Он пытается это понять, потом анализирует, что же происходит, представляет себе нештатную ситуацию, которая сейчас может возникнуть, и начинает думать, как из нее выходить. И выходит. Поэтому испытывать чувство страха в полете – это нормально. Если вам говорят, что летать в космос не страшно, не верьте.

Экипаж – одна семья

– При подборе экипажа учитывается ли психологическая совместимость космонавтов?

– В Центре подготовки космонавтов есть группа психологов, которые знают каждого космонавта, все его психологические характеристики в том числе. Они хорошо понимают, кого с кем можно ставить в один экипаж, а кого нет. Более того, когда экипаж сформирован, космонавты в течение многих месяцев вместе тренируются, рядом живут, каждый день проводят вместе и в том числе в тренажерах. За ними наблюдают, смотрят их реакции, а потом пишут заключение. Иногда бывает и такое, когда в заключении пишут «возможны конфликты».

Такое понятие как психологическая совместимость раньше играло большую роль, потому что тогда от психологов многое зависело, в том числе, как будет сформирован тот или иной экипаж. Сейчас полеты напоминают конвейер – один за другим, и уже невозможно подбирать лучшие составы по психологической совместимости. Во-первых, нет стольких космонавтов, во-вторых, полеты планируются вперед – как минимум три-четыре экспедиции уже запланированы, экипажи сформированы и тренируются. Поэтому психологи сейчас разве что могут сказать: в этом экипаже будут серьезные проблемы, поэтому давайте здесь заменим кого-нибудь. Такое возможно. Но в настоящее время складывать экипажи по рекомендациям психологов уже невозможно – не из кого выбирать.

– Значит ли это, что конфликтные ситуации случаются в космосе?

– Конфликтные ситуации, действительно, случаются, но у космонавтов мотивация к космическому полету достаточно высокая и она помогает преодолеть подобные антипатии, если они возникают. К тому же опыт прежних наших товарищей был, о нем знают. Знают, что могут расформировать экипаж, и тогда дорога в космос будет закрыта, больше ты никогда не полетишь. Поэтому мотивация к полету перекрывает все.

– На заре освоения космоса мечтали о том, что чуть ли не каждый желающий сможет туда полететь. В конце 90-х годах прошлого века в космос начали летать космические туристы. Вы были в составе экипажа, взявшего на борт первого космического туриста. Всего в космосе побывали семь туристов. Почему сейчас отказались от этой идеи?

– Нет, не отказались. Дело в том, что раньше американцы прибывали на МКС на своем корабле «Шаттл», наш «Союз» выполнял для них роль только спасательной шлюпки. Когда у корабля заканчивался ресурс и его меняли, случались ситуации, что оставались свободные места. Можно было посадить туриста и свозить его в космос. Сейчас, когда в космос доставляют всех на одном корабле, экипажи меняются целиком, поэтому в корабле просто нет лишнего места.

Что касается финансовой составляющей, которую платили туристы за полет, то она настолько небольшая, что на космическую программу никакой роли не оказывает. Поэтому на космических туристах особенно-то и не пытаются заработать.

Область, не затронутая санкциями и противоречиями

– Между Россией и США все еще существует негласное космическое соперничество, начатое еще во времена «холодной войны»?

– Нет. В период «холодной войны» это соперничество определялось военным противостоянием, военными факторами, поэтому «кто первый» означало «кто сильнее». Тогда такое противостояние было. Когда «холодная война» закончилась, закончилось и это резкое соперничество, или космическая гонка, как ее называют. Все это потеряло смысл, и, кстати, именно поэтому замедлилось развитие космонавтики. «Холодная война» двигала космонавтику быстрее, чем международное сотрудничество. Сейчас этой гонки нет.

– А распад Советского Союза как-то повлиял на развитие космической отрасли?

– Конечно, распад Советского Союза затормозил развитие космической отрасли, но среди факторов этого торможения отсутствие соперничества с американцами являлось не самым первым фактором. Самое главное, что развитием космоса занималась вся страна – кооперация предприятий, организаций, которые были вовлечены в космическую программу, была абсолютно беспрецедентной, огромной. Работали все республики, каждая что-то делала. А когда Советский Союз распался, распалась и кооперация. Помимо того, что было очень трудно, когда инженеры не зарабатывали деньги, когда они уходили в «челноки» или в другие профессии, произошла еще потеря престижа инженерных профессий – все стали юристами и экономистами. Факторов было очень много.

– Что даст России самый амбициозный и самый дорогой проект по строительству космодрома Восточный?

– Он даст России независимость от других стран при выводе в космос пилотируемых кораблей и других крупных объектов – модулей космических станций. Потому что более простые объекты – спутники – можно выводить с северного космодрома Плесецк.

Что касается космодрома Байконур, то хоть договор аренды с казахской стороной и подписан до 2049 года, но уверенности в том, что эта возможность не прервется в какой-то момент, нет. А построить космодром за один год невозможно. Поэтому если бы такое произошло, Россия не смогла бы выводить в космос пилотируемые аппараты в течение нескольких лет.

– Инициированные США и поддержанные Евросоюзом санкции против России каким-то образом отразились на российско-американском сотрудничестве в области космоса? Были ли заморожены какие-то космические программы?

– Оказывается, космонавтика, космическая программа пилотируемых полетов – это такая область, которая не затронута никакими санкциями и противоречиями ни со стороны США, ни со стороны Европейского союза. Никаких ограничений не последовало – американские астронавты и европейские космонавты как летали, так и продолжают летать и сотрудничать на космической станции.

– При этом американцы мечтают ликвидировать зависимость от России по доставке своих астронавтов на МКС, которые сейчас добираются туда на кораблях «Союз».

– На самом деле, американцы правильно поступают. Сейчас они платят России за доставку американских астронавтов на МКС, и Россия на этом зарабатывает, а Америка между тем вкладывает деньги в разработку нового космического корабля. Через какое-то время у них будет новый корабль, причем не один, а у России останется корабль «Союз», правда, модернизированный. Стратегически – это не очень верно. Нам давно надо было сделать новый корабль.

– Что мешает?

– К сожалению, значительная часть конструкторов, инженеров, проектантов ушли из этой сферы (речь идет о том периоде 90-х, когда инженеры не могли зарабатывать своей профессией). Сейчас уже не те инженерные силы, инженерные возможности. В руководстве и предприятия, и организации космической отрасли по большей части находятся не просто люди не из космической сферы, не имеющие опыта работы, но и вообще не имеющие даже технического образования. Есть генеральные конструкторы, которые закончили институт международных отношений. Присутствуют экономисты, менеджеры, банковские работники – это они главные конструкторы, они руководители космических предприятий. Что можно сделать в таких условиях?

Причем это характерно для всех отраслей в России, но не в мире.

Я даже допускаю, что в управленческих структурах, в министерствах, но не на предприятиях, первые позиции могут занимать не специалисты, а политики. Но первый заместитель, которого нельзя сменять, должен быть именно специалистом, и ниже по должности тоже должны быть специалисты. А сейчас у руля находятся акционеры – у кого сколько акций, у того и должность соответствующая.

– В связи со сложной ситуацией в мире все чаще приходится слышать о космических угрозах. Насколько вероятны космические войны сегодня?

– Космические войны – это настолько естественное развитие событий, как и войны для человечества, к сожалению. С развитием технологий они станут и космическими. У Сергея Павловича Королева был заместитель Борис Евсеевич Черток. Впоследствии он стал академиком, и прожил долгую жизнь – без двух месяцев 100 лет. В 2010 году под его руководством вышла книга «Космонавтика XXI века», в которой был дан прогноз развития космонавтики на XXI век. В ней космическая война прогнозируется в середине XXI века. Но космическая война не в плане того, что летают космические истребители и стреляют друг в друга, а с помощью космических средств из космоса уничтожаются наземные объекты. Так в книге понимается космическая война, и так она спрогнозирована. Но прогнозы не всегда оправдываются, особенно долгосрочные.

Из турбулентного в ламинарное

– Если говорить о делах земных, то, естественно, не могу не спросить о вашей работе с Борисом Николаевичем Ельциным. Вы четыре года были помощником первого президента России. Как вы оцениваете работу с ним?

– Мне пришлось и с Горбачевым тоже работать. Поэтому могу сказать, что Михаил Сергеевич соглашался со значительно меньшим количеством предложений своих помощников. У него, наверное, было 3 процента предложений, с которыми он соглашался, а у Ельцина – 30 процентов. Вот с этой точки зрения помощнику интересней было работать с Ельциным, потому что всегда важно, чтобы твои идеи и предложения реализовывались и осуществлялись.

Но тем не менее Ельцин был человеком сложным. Я застал несколько этапов политической жизни, работая с ним. Начал работать с Ельциным в 1993 году – это был непростой этап, в то время у Ельцина в политике было много соперников, и не менее сильных, и уверенности в том, что он выйдет победителем в этой политической борьбе, у него не было. Поэтому он нуждался в помощи и приглашал к себе в команду людей, которые, как он считал, могут ему помочь. Соответственно, и отношение у него к ним было другое. Потом, после 1996 года, когда состоялись вторые президентские выборы, он почувствовал уверенность, уже не ощущал никакой опасности, поэтому ему управлять государством было уже не интересно, на мой взгляд. Государством управляли другие люди. Потому работать с ним было не так интересно, как раньше. А между этими периодами был период, когда Ельцин был очень больной, и тогда общение вообще происходило довольно редко. Поэтому Ельцин был разный.

– Я понимаю, что история не любит сослагательных наклонений, но тем не менее, если бы Ельцин не ушел в отставку и продолжал президентствовать, имела бы место изоляция России, которая есть сегодня?

– Это не история, а политический анализ. Историки не любят сослагательного наклонения. А вообще –то, сослагательное наклонение чрезвычайно полезно. Есть даже такое направление, как альтернативная история. На эту тему книги многие пишутся. Альтернативная история важна тем, что она позволяет понять, почему история пошла по этому пути, а не по тому. Что случилось, чего не хватило? Такой анализ очень важен, в том числе и в истории.

К концу 1999 года, когда Ельцин объявил о своей отставке, течение истории вышло из своего турбулентного состояния. Еще в начале 90-х годов, когда все крутилось, вертелось, вот тогда любое изменение, даже маленькое, могло повлечь за собой серьезное и большое последствие. И тогда, если бы он сделал не так, а так, история была бы другой. А к началу 2000-х уже течение политической жизни, да и вообще истории в России, оно из турбулентного превратилось в ламинарное, как в физике говорят, в спокойное. В этой ситуации уже каждое действие, даже человека, обладающего серьезными властными ресурсами, совершенно не обязательно вызывает кардинально иное последствие. Поэтому говорить о том, что если бы Ельцин не назвал преемника, а просто пустил события на самотек, как получится, и все было бы иначе, думаю, говорить уверенно нельзя.

Свобода прессы и отмена цензуры

– В 1990 году вы участвовали в создании Закона о печати, отменившего цензуру. Затем принимали участие в разработке Конституции России, куда собственно и вошли положения этого закона. Сейчас, спустя 26 лет, насколько отмена цензуры себя оправдала?

– Закон о печати мы написали с моими товарищами – Михаилом Федотовым и Владимиром Энтиным. Потом его приняли. В разработке Конституции я, действительно, принимал участие. Кстати, положения о запрете цензуры и свободе прессы перешли из Закона о печати в Конституцию России 1993 года.

Должен сказать, что отношение к отмене цензуры и к свободе слова, массовой информации с самого начала было неоднозначным: кто-то был «за», кто-то – «против». Здесь можно говорить только об изменении соотношения тех, кто «за» и «против». Думаю, это соотношение изменялось в пользу увеличения сторонников цензуры. Это происходит, конечно, из-за того, что люди видят на экранах и читают в газетах. Я все-таки остаюсь сторонником запрета цензуры и свободы прессы. Я и сам журналист, кроме того, я долгое время преподаю на факультете журналистики МГУ. Когда показывают или пишут что-то неэтичное, часто слышу от друзей и близких упреки в свой адрес: дескать, ты их этому учишь, это ваш закон такое допускает. Я эти упреки выслушиваю постоянно все эти 26 лет. Но остаюсь все-таки сторонником свободы прессы.

– Почему?

– Я сожалею, что журналистам в их большинстве в нашей стране свобода прессы оказалась ненужной. Деньги, поскольку изменился строй и соответственно изменилась система ценностей, всюду оказались на первом месте. Для большинства журналистов деньги оказались важнее свободы прессы, важнее других принципов честной журналистики. Что делать? Это надо просто пережить. Во всем всегда есть определенный переходный период. В данном случае он исторически продолжается уже 26 лет. Когда переходный период закончится, думаю, что установятся более разумные правила журналистики.

В демократическом обществе есть разные свободы. Но свобода прессы среди них наиболее важна, потому что она защищает другие. Если ликвидируют какую-то свободу, мы узнаем об этом благодаря свободе прессы. Но если ликвидируют свободу прессы, мы можем и не узнать о том, что ликвидируются другие свободы. Поскольку свобода печати защищает их, она самая важная. Поэтому я ее сторонник, несмотря ни на какие ее негативные проявления.

– Юрий Михайлович, вы возглавляете Союз фотохудожников России. Ваши фотографии – это взгляд художника из космоса?

– Нет, у меня есть и земные работы. Союзу фотохудожников России 25 лет, он существует давно, но я, пожалуй, только один среди них, кто занимался космической фотосъемкой. Остальные просто занимаются фотоискусством, вполне земным. Кстати, основоположником космической фотографии был Герман Титов – второй космонавт планеты – именно он сделал первый космический снимок во время полета.

– А какая наша Земля оттуда, сверху?

– Очень красивая, многокрасочная, поражающая своей внушительной сложностью, окаймленная тонкой голубой полосочкой атмосферы. Когда видишь, какая она тонкая, понимаешь, насколько Земля беззащитна.

Ваш комментарий

Чтобы оставить комментарий

войдите через свой аккаунт в соцсети:

... или заполните форму:

Ваше имя:*

Ваш адрес электронной почты (на сайте опубликован не будет):

Ссылка на сайт:

Ваш комментарий:*


Юрий Батурин

В апреле этого года весь мир отмечает 55-летие полета Юрия Гагарина в космос. Международный медиаклуб «Формат-А3» по этому поводу пригласил в Вильнюс известного российского космонавта,…… →

Фото
Видео
Статьи