События

Парадокс: несмотря на плохие отношения между Прибалтикой и Россией, последнюю буквально заполонили артисты из нашего Прибалтийского региона.

Так, сегодня у всех на слуху имена Ингеборы Дапкунайте, Агнии Дипковските, Северии Янушаускайте и многих других звезд экрана из соседней Литвы. А из нашей республики в России засветились Агнесе Зелтиня, Агата Муцениеце, Яна Сексте — список можно еще долго продолжать. Среди мужчин тоже немало знаменитостей, которые известны еще с советских времен: Ивар Калниньш, Арнис Лицитис, Мартиньш Вилсонс.

Сын геолога

Вне всякого сомнения, прибалты рады, что благодаря России могут себя творчески реализовать. А сегодня в кабачок нашего еженедельника заглянул один из самых востребованных в России актеров Сергей Пускепалис, который снялся в огромном количестве картин. Как выяснилось, его труднопроизносимая фамилия с литовского языка переводится, как «Полбуханкин». Если заглянуть в Интернет, то «Википедия» выдает вполне стандартную биографию: «Литовский отец Витаутас Пускепалис был геологом, поэтому семья долгое время жила на Чукотке. После школы Сергей Пускепалис поступил в Саратовское театральное училище…»

В общем, все довольно стандартно. Однако нам удалось разговорить звездного гостя Риги, прибывшего по приглашению международного клуба «Культурная линия». Выяснилось, что отец Сергея оказался в России вовсе не просто так. За свое сотрудничество с советской властью он был проклят родственниками. Пришлось покинуть Литву, поскольку за ним началась настоящая охота. Его жизнь не раз висела на волоске.

Отца прокляли в Литве

— В свое время в советском прокате вышел фильм «Никто не хотел умирать», в котором рассказывается об установлении советской власти в Литве. Мой отец Витаутас Пускепалис как раз был участником тех событий, — поведал Сергей. — Поэтому в 1957 году его отправили в Российскую Федерацию — от греха подальше. А моя мама — болгарка. Она из Тараклия. Этот город на юге Молдавии населен преимущественно болгарами. Когда во время Второй мировой войны туда пришли румынские фашисты, они вырезали всю ее семью. Мама чудом спаслась. Позже оказалась в детском доме. Потом закончила курсы крановщиков, а позже — штукатуров–маляров.

— Вы знаете свой родной язык?

— Для меня родным языком является русский. Литовского не знаю. Я типичный интернациональный ребенок. Во времена Советского Союза часто создавались такие смешанные семьи. Люди жили дружно и счастливо. Я появился на свет в Курске 50 лет назад — 15 апреля 1966 года. Потом родители отправились на Чукотку строить Билибинскую АЭС. Это единственная атомная электростанция, расположенная в зоне вечной мерзлоты. Целых десять лет мы жили в далеком городе Билибино. До Москвы (где я сейчас живу) — аж восемь с половиной тысяч километров. А потом мы переехали на Северный Кавказ.

«Колбаска, боцман и другие»

— Намерзлись?

— Именно. Многие северяне после выработки стажа стараются перебраться куда–то в теплые края. Скажем, в Сочи. В моем случае это был Железноводск, который расположен в регионе Кавказских Минеральных Вод. Родители купили там дом. Я очень много читал. Можно сказать, от нечего делать. А чем еще было заняться? Тогда не было столько телевизионных каналов. Попал в драматический кружок нашей 2–й школы. А после 8–го класса поступил в Саратовское театральное училище. Если честно, то до третьего курса вообще не понимал, чему там нас учат. Ни в зуб ногой! Одному богу известно, почему меня держали.

— Зачем тогда поступали?

— Престижно было. Актер! Вы удивитесь: впервые я попал в театр, когда уже поступил в театральный. Пришел на детский спектакль «Колбаска, боцман и другие» по мотивам повести Астрид Линдгрен. Смотрел на артистов, как на небожителей. Сцена казалась мне какой–то особой планетой. Хотя, повторяю, уже был принят в театральное. Та постановка мне очень понравился. Я каким–то шестым чувством понял, что хороший спектакль должен затронуть сердце. Это в первую очередь. А уже потом обязан заставлять думать и все такое прочее. То есть сначала возникает определенное чувство сопричастности. В какой–то мере даже «ожог». Иначе это не твое.

Подарок Броневого

— Почему выбрали именно Саратовское училище?

— Его окончили многие известные люди. Скажем, Олег Павлович Табаков, Евгений Миронов, Владимир Конкин. Кстати, все они родились именно в Саратове. После учебы я пошел служить в ряды Военно–морского флота. Потом вернулся и до 1998 году работал в Саратовском ТЮЗе. Начал ставить спектакли. Потом поступил в Москве в ГИТИС и переехал с семьей в столицу. Работал в театре «Мастерская П. Фоменко». Сотрудничал с Театром эстрады Геннадия Хазанова, где работал с Невинным, Лановым, Максаковой, Лавровой.Затем пять лет работал главным режиссером в Магнитогорском театре. Мы заработали «Маску» — нашу национальную театральную премию. Позже возглавил Ярославский драматический театр. После чего устроился во МХТ к Олегу Павловичу Табакову. Ставил спектакли. Но через полтора года ушел на вольные хлеба. Сегодня можно сказать, что кино затащило меня в свои сети всерьез и надолго. Постоянно где–то снимаюсь. Чему только рад. Повстречал немало ярких личностей. Скажем, Леонида Сергеевича Броневого.

— Говорят, у него очень сложный характер.

— Он чрезвычайно требовательный. Его все боятся на съемочной площадке. Когда мы жили на Чукотке, я смотрел фильмы в красном уголке. Надо было тащиться туда порой в сорокаградусный мороз. Но я помню, с каким восторгом смотрел сериал «Семнадцать мгновений весны». Страшно переживал за главного героя Вячеслава Тихонова. Все боялся, что его разоблачат. Особенно испугался, когда Броневой, который играл Мюллера, произнес зловещий голосом: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!» Я был страшно расстроен. Все думал: ну как же так, Штирлиц смог всех обмануть, и только этот Мюллер никак не поддается.

Когда мы снимались с Броневым, во время перерывов меня все подсаживали к нему. Потому что остальные элементарно боялись заходить. Получается, я был в роли отвлекающего. А Леонид Сергеевич курил на кухне, спокойно ел пирожные и болтал ножкой. Конечно, он делился всякими историями.

А в какой–то момент я рассказал о своих детских впечатлениях. И даже осмелел, попросив «Мюллера» сказать его фирменным зловещим голосом коронную фразу: «А вас, Штирлиц, я я попрошу остаться!»

Я начал упрашивать: мол, мы сейчас одни, вокруг — никого… Броневой всерьез подумал, что я над ним издеваюсь. Заявил мне прямо: «Хватит дурака валять!» Но я не унимался: «Я вам клянусь, это совершенно искренне». И он действительно произнес фразу. Я тогда подумал, что сейчас умру от счастья. Не мог поверить, что в моей жизни будет такой невероятный подарок. Ведь эта фраза осталась от детства, от Чукотки, от красного уголка, от людей, которые смотрели картину. Получился своего рода мост в современную действительность.

Папа гордится

— Родители были рады, что вы стали актером?

— Ну что вы. Отец сильно переживал. В Железноводске он работал начальником на авиазаправке горючесмазочными материалами. Постоянно общался с летчиками. Многие думали, что мне прямая дорога в Армавирское авиационное училище. Но я взял и сбил все планы. Хотя потом благодаря актерской профессии даже стал командиром космического экипажа в фильме «Частица Вселенной». Этот проект совсем недавно завершился. Кстати, в картине снималась и латышка Яна Сексте. А когда я уже играл в театре, отец мною начал гордиться. Все мучил своих соседей по ряду: «Это мой сын!» Не давал им смотреть спектакль.

— Это правда, что ваша труднопроизносимая фамилия переводится как Полбуханкин?

— Абсолютно. Фамилия состоит из двух частей: «пусе» — половина, а «кепалас» — буханка. У меня до сих пор есть родственники в Каунасе. Двоюродные братья, сестры. Дядей в живых уже не осталось. Одна тетя. Я обычно шучу: когда выпью, то начинаю что–то понимать по–литовски. После Риги как раз отправлюсь в Каунас, чтобы навестить родню. А потом снова обратно. Тем более что меня пригласили в члены жюри всероссийского кинофестиваля «Виват кино России!» в Санкт–Петербурге. Сейчас литовцев немало в России.

Скажем, мой однокурсник Миндаугас Карбаускис возглавляет Московский академический театр имени Маяковского. Это один из старейших и прославленных театральных коллективов России. Другой литовский режиссер, Римас Туминас, — художественный руководитель Театра имени Евгения Вахтангова в Москве. Многие актеры из Литвы играют в российских фильмах. Никакой дискриминации нет и в помине. Я даже в шутку говорю, что искусство — это наш национальный промысел в России.

Санкции творчеству не помеха

— В качестве режиссера вы сняли свой дебютный фильм «Клинч», который вышел в прошлом году. Однако любая картина требует немалых финансовых затрат. Как западные санкции сказалось на российском кинематографе?

— Поиском денег занимаются все режиссеры, в том числе и на Западе. Как–то у маститого Мартина Скорсезе спросили на одном фестивале: «Вот вы сняли свой фильм, а что планируете делать дальше?» На что он ответил честно: «Все мои дни заняты вечным поиском денег для следующего фильма!» Конечно, многое зависит от суммы, которую нужно затратить на съемки. Иногда поиск продолжается годами. Хотя деньги не все решают. У меня было около пяти сюжетов, которые я готов снимать прямо завтра. И на два из них уже нашлись средства. Но в последний момент внутренне понял, что не хочу снимать. Представляете? Да, такое тоже бывает. Хотя иногда бытует мнение, что режиссер снимает все, что ему закажут.

Нет. Для меня нет ничего дороже, чем чувство собственного достоинства. Его не купишь ни на какие деньги. И оно не продается. Я снимаю только то, что мне действительно хочется. Режиссер Владимир Хотиненко был свидетелем такого моего отказа… А если говорить об антироссийских санкциях и ситуации в нашем кинематографе, то все складывается вовсе не так плохо, как кому–то, может быть, хотелось. Да, мои картины наверняка не заполонят мировые экраны, но у них есть определенный зритель. А вот о кассовых сборах думаю в последнюю очередь. Мне дороже моя репутация. И пусть критики пишут что угодно. Я больше доверяю сарафанному радио. Четко знаю свою целевую аудиторию. Моя фильмы — для людей.

Хочется снять «Афоню»

— Ваши роли часто «тяжелые». А фильм «Клинч» и вовсе называют чернушным.

— Я не пессимист и не оптимист, а скорее реалист. В крестах больше склонен видеть плюсы, чем в плюсах — кресты. Мои герои, думаю, не чернушные, а отважные. В фильме «Клинч» рассказана дерзкая история. Это не комедия. В свое время в «Скупом рыцаре» (одной из «Маленьких трагедий» Пушкина) говорилось, что совесть — это когтистый зверь. Главный герой «Клинча» — школьный учитель литературы Федоров — устраивает разборку с самим собой. Он очень беспощаден к себе. Мне эта тема показалась интересной. А если хочется посмеяться, нужно смотреть «Афоню». Кстати, я бы с удовольствием снял и комедию. Был бы только подходящий материал.

— Раньше говорили о том, что задача искусства — развивать у зрителя чувство прекрасного. А какую вы задачу ставите перед собой?

— Антон Павлович Чехов говорил, что одно и то же лекарство может быть полезно и в то же время убийственно. Понятное дело, что он имел в виду. Дозировку, предписание. Потому что реакция у организмов разная. У меня часто спрашивают насчет цензуры. Самый главный цензор должен сидеть внутри. Еще для меня важно мнение друзей. Когда я вижу какую–то художественную халтуру и безалаберность, то обычно думаю так: хотел бы автор, чтобы эту работу посмотрели его дети? Страшно боюсь огорчить какой–то пошлостью своих близких. Поэтому для меня творчество — невероятная ответственность.