События

ЗА СПИНОЙ ВЕЛИКОГО МУЖЧИНЫ ВСЕГДА СТОИТ СИЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА. ОНА — НЕ ТЕНЬ, НЕ ОТРАЖЕНИЕ, А ТОТ СТЕРЖЕНЬ, НА КОТОРОМ ДЕРЖИТСЯ СЕМЬЯ. ОНА ДАЁТ МУЖЧИНЕ СИЛЫ ЖИТЬ, ТВОРИТЬ, МЕЧТАТЬ.
Ольга Зиновьева как раз из таких женщин. Она — жена, соратник, хранитель творческого и интеллектуального наследия Александра Александровича Зиновьева, всемирно известного русского мыслителя, философа, логика, социолога, писателя и гражданина

ГДЕ РОДИЛСЯ, ТАМ И ПРИГОДИЛСЯ

— Наверное, с великим человеком было нелегко в быту — как вы с этим справлялись?

— Наша встреча с Александром Александровичем — это судьба. Эта судьба благосклонно отнеслась ко мне, двадцатилетней девочке. Ничто не предсказывало, что наши пути пересекутся, но мы встретились. Я понятия не имела, что передо мной стоит бывший фронтовик, не знала, что он — профессор, заведует кафедрой. Передо мной стоял невероятной красоты молодой, ярчайший человек. Что он увидел во мне — он писал потом об этом. Следовать за ним, соответствовать ему было самым сложным заданием в моей жизни. Каждый день был испытанием, не в смысле «быть или не быть» — Зиновьев никогда не был человеком банальным. В его присутствии нельзя было говорить прописные истины, если он спрашивал твоё мнение, надо было ответить, что думаешь. Он научил меня думать, научил стать собой, смотреть на мир его глазами. Но я не была чеховской Душечкой, я была его критиком. А ещё — редактором, корректором, переводчиком, литературным агентом. Когда он писал, у нас настоящие баталии были: хлопали двери, летали книги, выкрикивалось: «Ну и пиши сама!» Это всё было ярко, страстно, пылко, и мы не разговаривали потом два дня. Но всегда мирились, через неделю, иногда две ко мне возвращалась рукопись с исправлениями.

— Вы много лет провели с семьёй в вынужденной эмиграции. Сейчас пишут, что якобы многие россияне спят и видят, как бы уехать из страны…

— Не могу с этим согласиться. Среднестатический человек, у которого есть работа и который про Россию говорит не «эта страна», а «моя страна», никуда не поедет. Хорошо дома, здесь и стены помогают. А в Европе нас кто-то ждет? Ну, допустим, кто-то поедет из Сколково, из МГИМО… А обычные российские граждане, у которых в этой земле похоронены прабабушки, прадедушки, у которых дети получили хоть какую-то толику образования и воспитания, уважения к прошлому, не будут искать другую страну.

— Крымчане тоже долгое время провели в вынужденном отрыве от Родины, как вы восприняли возвращение полуострова?

— По-моему, самым удивительным было единодушие воле изъявления крымчан. Эта была, видимо, последняя возможность для Крыма вернуться в лоно российской цивилизации, вернуться к самоуважению. Всё-таки полуостров восстановил своё место, свою роль и своё значение в российской семье. — Позиция относительно Крыма и событий на Украине лишила вас украинских друзей, знакомых? — Да, мы потеряли друзей. Но я хотела бы вспомнить о другом. В 2014 году по роману Александра Зиновьева «Иди на Голгофу» в Одессе готовили театральную постановку, балет, название дали ему «Крик». Нашлись спонсоры — украинцы, договорились о подготовке спектакля, труппа работает. И вот происходит трагедия 2 мая в Доме профсоюзов. Наши спонсоры извиняются и говорят: мы не можем, рискуем деньгами… Деньги на постановку мы нашли, расплатились с актёрами, танцорами. 12 мая летели в Одессу на премьеру, в самолёте, кроме нас, двенадцати человек, больше никого не было. На лётном поле нас встречали автоматчики, я это восприняла как почётный караул. Вся Одесса была увешана афишами, растяжками, посвященными балету «Крик», а я думала: ко времени ли это — спектакль? Казалось, что в воздухе пах-нет горелым человеческим телом. И вот идёт спектакль, накатывается трагедия главного героя, а на «заднике», на декорации — языки пламени, изначально такой эффект был задуман. И вдруг весь зал встал. Молча. Люди смотрели, слушали, и плакали. Балет идёт по сей день с аншлагом в Одессе, и мне рассказывали, что во время этой сцены публика встаёт.

— Сегодня часто вспоминают времена великих свершений, героизма — а нынешний человек способен на выдающиеся поступки?

— Знаете, всегда можно сказать: вот раньше было время, раньше были люди… Но у нас нет других людей, нет другого времени. Мы живём в сегодняшнем дне, сегодняшними радостями, огорчениями, потерями. И каждая эпоха даёт возможность оставаться, несмотря на все соблазны и открывающиеся возможности, человеком, проявить себя с лучшей стороны, пойти против течения.

ЧТО РАЗРУШИЛИ?

— Одна из недавних новостей — назначение нового министра образования. Как по-вашему, это на пользу образованию?

— Да, сменили министра. Но — «а вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь». Если есть дурная установка — на разрушение образования, с которого когда-то все брали пример, то ничего не изменится. С того времени, как Россия присоединилась к Болонскому процессу, «болонизировалась», меня в той же Италии не раз спрашивали: почему вы отказались от своего образования, ведь уровень высшей и средней школы был очень высок? Я вполне могу допустить, что в чьей-то голове были вполне благие намерения, но мы движемся по какой-то «карте наоборот».

— И есть необратимые последствия, наверное?

— Конечно — например, разрыв в знаниях между средней и высшей школой, незнание элементарных фактов, исторических личностей. Гуляю я как-то с собачкой, сзади меня щебечут две девушки с таким характерным московским «аканьем». Одна спрашивает: «А кто этот, типа Ломоносов?» — и показывает на памятник. Другая задумчиво так: «Хоккеист, что ли?» Я обычно не вмешиваюсь в разговоры посторонних, а тут не выдержала, спросила: «Девочки, вы студентки, перво курсницы?» Оказалось, угадала, уточнила: «Социологический факультет, наверное» — «Да, типа…» Ну вот, типа… Зато мы хорошо знаем, например, стихи Уитмена, историю американского флота. Когда образование было у нас государственной установкой, тогда все — и студенты, и токари, и пекари знали в лицо Ломоносова.

— Европа сейчас захлёбывается в потоках мигрантов. Нам уже надо беспокоиться, не получится ли, что часть этих людей будет «выдавлена» в нашу страну?

— Они могут хлынуть. Они уже на границе. И масса эмигрантов уже живёт здесь, среди нас — работают таксистами, уборщиками, грузчиками, шашлычниками. Другое дело, какую позицию занимает руководство страны — если оно слепо, непродуманно будет следовать тому, что себе позволила госпожа Меркель, тогда даже при гигантских размерах России приезжих будут не миллионы — десятки миллионов.