События

Роман Сенчин о «цунами постмодернизма», патриотизме и сибирском «упаде».

«Жизнь суще­ствует, чтобы войти в книгу». Эта мысль Сте­фана Мал­ларме как нельзя лучше отра­жает твор­че­ские пред­по­чте­ния нашего гостя — рос­сий­ского писа­теля и лите­ра­тур­ного кри­тика, лау­ре­ата пре­мии «Боль­шая книга» и «Золо­той Дель­виг» Романа Сен­чина.

Писа­тель при­е­хал в Киши­нёв по при­гла­ше­нию обще­ствен­ной орга­ни­за­ции Dialogum и при содей­ствии Меж­ду­на­род­ного меди­а­клуба «Формат-А3». Роман Сен­чин — один из при­знан­ных рос­сий­ских про­за­и­ков так назы­ва­е­мых нуле­вых. Пишет о правде жизни, об обыч­ных людях рос­сий­ской глу­бинки. Эту прозу он обо­зна­чает как «новый реа­лизм». Послед­ний роман — «Зона затоп­ле­ния» — полу­чил пре­мию «Боль­шая книга».

Неотстоявшаяся современность

- Что такое «правда жизни» в испол­не­нии писа­теля Романа Сен­чина?

- Начну изда­лека. Родился в Сибири, в городе Кызыл, рес­пуб­лика Тува. Вообще Сибирь — это не то, что нам часто пока­зы­вают: дескать, веч­ные снега и мед­веди. Она совер­шенно раз­ная. Южная Сибирь — жар­кий край летом, рас­тут даже арбузы. Недавно побы­вал у роди­те­лей, мы ели арбузы, выра­щен­ные на их ого­роде. Правда, зимой дохо­дит до минус 45… но одно дру­гому не мешает.

Писать начал с дет­ства. В ран­нем пери­оде под­ра­жал Жюль Верну, Валь­теру Скотту, допи­сы­вал их исто­рии. Позже меня заин­те­ре­со­вали собы­тия, про­ис­хо­дя­щие в школе, во дворе. Так я дол­гое время писал «для себя». И только после армии решил кому-то пока­зать свои вещи. К моему удив­ле­нию, в газете ста­рин­ного сибир­ского города Мину­син­ска за рас­сказы «заце­пи­лись», начали их печа­тать один за дру­гим. При­хо­дили люди, кото­рые счи­тали себя про­то­ти­пами, начи­нали ругаться. Им объ­яс­няли, что это рас­сказ, то есть выду­ман­ное. И тогда я пове­рил в себя: людей не знаю, а они, ока­зы­ва­ется, себя узнают!

- После Лит­ин­сти­тута вас при­гла­сили в газету «Лите­ра­тур­ная Рос­сия», где вы про­ра­бо­тали десять лет. Почему ушли?

- Хотя это и не совсем жур­на­лист­ское изда­ние, но я почув­ство­вал, что пре­вра­ща­юсь в газет­чика. Там нужно все­гда быть в курсе про­ис­хо­дя­щего, быстро откли­каться на собы­тия лите­ра­тур­ной или обще­ствен­ной жизни. Когда понял, что в моей прозе появ­ля­ется много «газет­ного», из «Лите­ра­тур­ной Рос­сии» ушёл. И сей­час, уже около двух лет, пыта­юсь жить своей лите­ра­ту­рой. Правда, гоно­рары неболь­шие, тиражи — порядка 3 000 экзем­пля­ров, и это счи­та­ется очень непло­хим тира­жом. У книги «Зона затоп­ле­ния» было три пере­из­да­ния, в итоге 7 000 экзем­пля­ров. Отча­сти такие малые коли­че­ства вос­пол­няет интер­нет, элек­трон­ные книги. Вообще вни­ма­ние к совре­мен­ной лите­ра­туре не очень велико. В 1990-е годы лите­ра­тура утра­тила своё зна­че­ние, но послед­ние лет десять оно поти­хо­нечку воз­вра­ща­ется. Точ­нее, чита­тель воз­вра­ща­ется к совре­мен­ной лите­ра­туре.

- С чем это свя­зано?

- Во мно­гом это про­ис­хо­дит бла­го­даря тече­нию «новый реа­лизм». Это, ско­рее всего, ответ на волну пост­мо­дер­низма, кото­рая в 1990-е была огром­ной — такое цунами пост­мо­дер­низма. И так сов­пало, что мы с Сер­геем Шар­гу­но­вым в конце XX века одно­вре­менно заго­во­рили о новом реа­лизме. Нас сразу стали кле­вать: дескать, что это за новый реа­лизм, нового реа­лизма не бывает, есть только реа­лизм. И споры об этом про­дол­жа­ются до сих пор. Как бы там ни было, мне инте­ресно наблю­дать за тем, что про­ис­хо­дит именно сей­час. Писать о том, что было 10, 20 лет назад, зад­ним умом пони­мая мно­гие про­цессы, не очень при­вле­кает. А любо­пытно взять сюжет, кото­рый ещё живой, «не отсто­ялся». И такой прозы сей­час не много.

- Как вы дума­ете, почему такой прозы мало?

- Мно­гие авторы счи­тают, что в совре­мен­ной жизни тем нет. И во мно­гих про­из­ве­де­ниях чело­век суще­ствует в без­воз­душ­ном про­стран­стве и занят только собой. Но на мой взгляд, сегодня очень много собы­тий, кото­рые заслу­жи­вают хотя бы попытки напи­сать прозу о нашем вре­мени. При­чём это сложно, потому что надо быть немного эко­но­ми­стом, раз­би­раться в бого­слов­ских делах, дру­гих обла­стях зна­ний и обще­ствен­ной жизни. Но опи­сы­вать какого-то чело­века, совер­шенно ото­рван­ного от реа­лий — это не для меня. Мне любо­пытно, где он живёт, в какой атмо­сфере, как зара­ба­ты­вает, чем пита­ется. И, не встре­чая этих тем у дру­гих, пыта­юсь вос­пол­нить про­бел сво­ими вещами. Инте­ресно пере­но­сить на бумагу живую жизнь.

Долгое «прощание с Матёрой»

- А все ли герои ваших рома­нов реальны? Или это соби­ра­тель­ный образ, выду­ман­ный чело­век?

- За каж­дым сюже­том, пер­со­на­жем стоит ино­гда кон­крет­ный чело­век, ино­гда соби­ра­тель­ный образ. Но выду­мы­вать героя из воз­духа у меня не полу­ча­ется. И, читая днев­ники писа­те­лей про­шлого, вижу, что у всех были про­то­типы. До сих пор лите­ра­ту­ро­веды рас­ка­пы­вают, кто был про­об­ра­зом Наста­сьи Филип­повны, Мыш­кина и дру­гих. И при­хо­дят к выводу, что Досто­ев­ский, Лев Тол­стой и дру­гие писа­тели оттал­ки­ва­лись от реаль­ных людей. А про­сто выду­мать сюжет и людей, по-моему, невоз­можно даже для фан­та­ста. Напри­мер, в моей книге «Зона затоп­ле­ния» прак­ти­че­ски всё доку­мен­тально. Там совер­шенно реаль­ная исто­рия: стро­и­тель­ство Богу­чан­ской ГЭС, кото­рую начали воз­во­дить ещё в конце 1970-х, на мно­го­стра­даль­ной реке Ангаре. Потом стро­и­тель­ство оста­но­вили и в 2005 году решили достро­ить. Сна­чала я отнесся к этому, как к одной из ново­стей. Потом узнал, что ГЭС будет по типу Брат­ской, Саяно-Шушенской — то есть реку от берега до берега пере­го­ро­дят пло­ти­ной, пере­се­лят людей. Когда у нас постро­или Саяно-Шушенскую ГЭС, обе­щали, что это послед­няя гид­ро­элек­тро­стан­ция, по край­ней мере, в сибир­ских краях. И больше не будет пере­се­ле­ния людей, слёз, огром­ных затоп­лен­ных тер­ри­то­рий. Ока­за­лось, что вновь повто­рится то, что, каза­лось бы, оста­лось в исто­рии бла­го­даря книге Вален­тина Рас­пу­тина «Про­ща­ние с Матё­рой». Тогда люди узнали, что эти ГЭСы нрав­ственно не оправ­ды­вают себя, что люд­ские сло­ман­ные судьбы ничем невоз­можно оку­пить. Начал соби­рать мате­риал, встре­чался с пере­се­лен­цами в Мину­син­ске, Аба­кане, Сая­но­гор­ске. Посе­тил ста­рин­ные сёла Кежма, Паново перед их уни­что­же­нием — это насто­я­щие сибир­ские деревни. Они рас­по­ло­жены далеко от горо­дов, там люди при­вы­кли опи­раться на свои силы, жить своим неболь­шим миром. Кежем­ский край до исчез­но­ве­ния счи­тался запо­вед­ной тер­ри­то­рией. Это всё уни­что­жено, сожжено, люди пере­се­лены. И самым моим боль­шим потря­се­нием было то, что за этот роман я полу­чил пре­мию «Боль­шая книга»: роман про­тестный, а пре­мия счи­та­ется офи­ци­оз­ной. Но почему-то жюри, в кото­рое на чет­верть вхо­дят круп­ные биз­не­смены, мне её при­су­дило.

Россия — на подъёме!

- Роман Вале­рье­вич, вы много ездите по Рос­сии. Хоте­лось бы узнать, чем живут люди…

- Вообще поез­док дей­стви­тельно много, не только по Рос­сии, но и по стра­нам, кото­рые были рес­пуб­ли­ками СССР. А недавно вот отка­зался от поездки в Ита­лию, потому что в это время у меня наме­чался Норильск. Потря­са­ю­щий город, уди­ви­тель­ные люди. Чтобы что-то понять, нужно долго про­жить в том или ином месте. Может, жур­на­лист за два-три дня что-то и схва­ты­вает. А чтобы напи­сать рас­сказ или пове­сть, нужно где-то пожить месяц, два, три. Что радует? Так сов­пало, что в 1993-м я довольно много поез­дил по Рос­сии, и тогда настро­е­ние у людей было совер­шенно жут­кое. Побы­вал в том же Нориль­ске; город поги­бал, жители пре­бы­вали в рас­те­рян­но­сти. Есть такое сибир­ское слово — «упад», и это совер­шенно чёт­кая фор­му­ли­ровка — на людей обру­шился упад. Сей­час наоборот — про­ис­хо­дит подъём. Мно­гие видят буду­щее своё, детей. И глав­ное, что сей­час вла­сти могут сде­лать для них, — не мешать раз­ви­ваться, не зажи­мать в тиски. Снова появ­ля­ются фер­меры. Я недавно ездил по Рязан­ской обла­сти и с удив­ле­нием обна­ру­жил: фер­ме­ров много!

ДОСЬЕ

Роман Сен­чин родился 2 декабря 1971 года в семье слу­жа­щих в г. Кызыл Тувин­ской АССР (ныне — Рес­пуб­лика Тыва). После окон­ча­ния школы учился в Ленин­граде, про­хо­дил воен­ную службу в Каре­лии.
В 1996 – 2001 гг. — сту­дент Лит­ин­сти­тута.
Печа­та­ется в жур­на­лах «Октябрь», «Дружба наро­дов», «Новый мир», «Знамя».
В 2009 году роман «Ёлты­шевы» вхо­дит в шорт-листы глав­ных лите­ра­тур­ных пре­мий Рос­сии — «Боль­шая книга», «Рус­ский Букер», «Ясная Поляна», «Наци­о­наль­ный бест­сел­лер».
В 2015 году роман «Зона затоп­ле­ния» полу­чил тре­тью пре­мию «Боль­шая книга». Печа­та­ется в «Сво­бод­ной Прессе» — общественно-политическом интернет-издании.