События
Стены не решат проблем ЕвропыВ середине октября по приглашению Международного медиа-клуба «Формат А3» в Вильнюсе побывал очень необычный гость - немецкий журналист, кинорежиссёр, продюсер, киноактёр, участник популярных дискуссионных и аналитических телепрограмм на российском телевидении и основатель первого на постсоветском пространстве кулинарного театра «Teatro del Gusto» Феликс ШУЛЬТЕСС. Эта публичная встреча в литовской столице называлась так: «Западный взгляд на российскую действительность и русскую культуру». С гостем также побеседовал и корреспондент «Обзора», но тема беседы была иной: журналист предложил Ф.Шультессу, вглядываясь в день сегодняшний, попытаться понять, что же нас ждёт в дне завтрашнем. А чтобы у читателей «Обзора» была возможность оценить прогнозы немецкого политолога, в редакции решили отложить публикацию эксклюзивного интервью на конец года. Когда, как не в канун Нового года, заглядывать в будущее? – Ещё задолго до нынешней волны беженцев в Европе начали говорить о том, что мусульманский фактор только за счёт гораздо более высокой рождаемости в мусульманских, чем в христианских, семьях станет во многом определяющим для жизни всей Европы. И только вопрос времени - когда же вся Европа станет жить по законам шариата? - Давайте вначале посмотрим на развитие демографии за последние 150 лет. Среднестатистическая европейская женщина рожала тогда шестеро детей, из которых выживало двое. За счёт научно-технического прогресса и развития медицины детская смертность значительно уменьшилась, соответственно, за сто лет девятнадцатого века население практически каждого региона в Европе увеличилось в несколько раз. А потом в этом плане началась стагнация, очень чётко связанная с индивидуализацией общества, с ростом благосостояния и возможностью реализации своего личного «я», а также с правами человека вообще и женщин в частности. Сейчас в Берлине в турецких семьях, может быть, на одного или двух детей больше, чем в немецких, но видна очень чёткая тенденция к снижению рождаемости и в турецких семьях. Это особенно заметно, если сравнивать с ситуацией 30-40-летней давности. Да, мусульманское население у нас будет увеличиваться, но не так, как мы бы изобразили простой кривой в графике. Естественно, мусульманское общество займёт своё место, оно уже его заняло. Наша миссия в том, чтобы показать, насколько можно сосуществовать вместе. Я не рисовал бы перспективу ужаса, хотя есть, конечно, и такая точка зрения. Естественно, нужно следить за иммиграционной политикой, за проявлениями экстремизма. Надо заниматься правами женщины в семье, поскольку насилие в семьях – это болезнь, которая чревата опасностью для всего общества. Как житель Берлина я могу сказать, что знаю очень многих живущих в Германии турчанок, которые ни в какую не хотят ехать на свою историческую родину как раз потому, что для них важны свобода личности, права индивида, которые уважают в немецком обществе. Там, на исторической Родине, они жить просто уже не смогут. Те изменения, которые нас ожидают, а они, естественно, произойдут, если учесть многомиллионную толпу беженцев, нам нужно принимать как естественный ход событий. У меня есть подруга детства – Рут Вайнсер. 18 лет назад она писала свою докторскую диссертацию о существующих «приливах» в Европу беженцев через Средиземное море, то есть эта проблема существует уже давно. Правда, не в таких масштабах. И, как во все времена большого переселения народов, не важно, по какой причине оно происходило или происходит - экономической, политической, какой угодно, - вы можете строить стены, пока их не снесут. Жители Древнего Рима делали то же самое и стали жертвами. Я думаю, что можно только повлиять на этот процесс, в том числе и определённой информацией. – Не так давно глава Европола сказал, что из Сирии, Ирака и других «горячих точек» возвращаются бывшие жители Европы, а ныне боевики ИГИЛ и прочих подобных структур. В конечном итоге таких «возвращенцев» с устоявшимся менталитетом может быть около пяти тысяч. Что нам ждать в этом плане? - Я как обозреватель, давно изучающий проблематику Северного Кавказа, отвечу на примере этого региона. Сейчас это, как правило, молодой человек, безработный, в своих тренировочных штанах слоняется по улицам. Через 5 минут он может быть боевиком, а через 5 минут он снова уже слоняющийся безработный. Это, конечно, пугающая картина. Человек, который введён в состояние войны и боя (справедливо или нет – это уже другой вопрос), он именно в этом состоянии и пребывает до тех пор, пока находится в местах боевых действий. Иначе бы все люди, которые воевали, например, во время Первой мировой войны, оставались бы убийцами и в наступившее потом мирное время. Понятное дело, что остаётся какая-то угроза (и нам придётся с ней жить) и каких-то террористических актов, и каких-то случаев насилия, и даже хорошо спланированных акций. Но даже если этих боевиков не пять тысяч, а двадцать, я думаю, что можно смело отсеять от 70 до 90 процентов тех людей, которые, попадая в другие условия, делают корректировку своих жизненных принципов. Но остаток, конечно, получается весьма серьёзный. И здесь задача – найти, обуздать и, может быть, выслать тех, кто представляет реальную опасность. Но куда выслать? Туда, где они будут продолжать сеять насилие, обучаться проведению терактов? Устраивать фильтрационные лагеря? Но нам придётся жить с этой проблемой. Христианство, кстати, тоже порой было очень и очень агрессивной средой. Немецкие рыцари в своё время всю Прибалтику пытались завоевать «ради её же блага». Были и крестовые походы в Иерусалим. Поэтому я всё же надеюсь, что мусульманская религия, которая бо́льшую часть своей истории показывала, что она более толерантна, чем христианство, иначе многие выдающиеся европейские философы не учились бы в мусульманской Кордове, не будет сама по себе угрозой для Европы. При анализе каких либо событий я всегда стараюсь брать более длительный период, поэтому я очень надеюсь, что пройдёт 20-30 лет и в мусульманской религии произойдёт какая-то трансформация в сторону смягчения. – Причины многих событий, в том числе и тех, что мы наблюдаем в последние годы в Азии, на севере Африки, - экономические. А что должно произойти в экономике, чтобы это сказалось и на процессах в европейском обществе, сняло напряжённость? - В девяностые годы мы приняли семь миллионов выходцев из Советского Союза. И кто бы они ни были – чеченцы, белорусы, украинцы, выходцы из стран Балтии, для нас все они были русскими. Даже этнические немцы, но родившиеся в бывшем Советском Союзе. И их боялись. Они по-другому пахли, они ходили в других свитерах, у них были золотые зубы. Они, возможно, воруют, они не так здороваются. И сейчас мы слышим абсолютно те же аргументы против сирийской иммиграции. Я считаю, что аргумент политического подавления в разламывающемся Советском Союзе, конечно, имел место быть, но всё же он был на заднем плане. Люди хотели лучше жить. Это справедливо. Я думаю, что экономический фактор, давайте не будем лукавить, всегда будет на первом месте. Если где-то лучше жить, то всегда будет определённое количество людей, которые будут туда тянуться. Я как-то разговаривал с группой сирийцев (у меня есть друзья, которые обучают их немецкому языку). Среди них были архитектор, педиатр, театральный деятель. Я у них спрашиваю: «Почему вы, здоровые мужики, оставили свои семьи в Сирии и приехали сюда, в Германию?» Они мне так это объяснили: «Поймите, мы с 2011 года пытались ладить со всеми властями, со всеми боевиками, пытались менять жизнь, которая под Асадом нас не сильно устраивала, но мы как-то жили. Однако в нынешних условиях мы поняли, что есть два игрока. Условно – это НАТО и США, с одной стороны, и россияне - с другой, которые финансируют противоборствующие стороны, так что налаживание жизни в таких условиях невозможно. И только спустя пять лет мы поняли, что надо куда-то отправляться. Чтобы там налаживать свою жизнь. Понятно, что мы не могли пускать вперёд, на пустое поле, наших детей и жён. Поэтому здесь и появились здоровые мужики, которые не воюют за справедливое дело, потому что нам кажется, что его нет». Я наблюдал за выходцами из Сирии и могу сказать, что некоторые из них за полгода уже заговорили по-немецки, у некоторых уже есть работа. Кто-то работает по профессии, а кто-то не по профессии, но они уже участники общества. У меня есть такие, достаточно удачные примеры (возможно, они и не отражают ситуации большинства), позволяющие надеяться, что многие из приехавших впишутся в наше общество. Тем более что нам в Германии в год не хватает одного миллиона квалифицированных работников. Мы сейчас привлекаем по 100 тысяч человек с испанского трудового рынка, в целом с юга Европы тех, кто может объясняться на английском. 400-500 тысяч привлекаем за счёт внутреннего рынка труда. Но этого явно недостаточно. Хочу подчеркнуть, что речь в данном случае идёт не только о тех, кто подметает улицы, но и о высококвалифицированных специалистах. А поскольку в Германии есть ещё остатки здоровой промышленности (тьфу-тьфу-тьфу!), я надеюсь, что у нас новые рабочие руки будут востребованы, поскольку от этого зависят и социальные аспекты нашего государства. Если экономика не сможет платить по счетам (налоги в том числе), то под вопросом будет и будущее всей государственной системы. – Многие в Литве опасаются, что когда переселение беженцев в нашу страну пойдёт по полной программе, то не придётся долго ждать, когда в наших городах появятся арабские и иные национальные кварталы, а следовательно, и проблемы, порождённые раздельным существованием общин. - Это, на мой взгляд, в первую очередь, будет зависеть от вашей политики расселения принимаемых беженцев, от того, каким образом вы будете интегрировать людей. В Берлине, например, есть такой район, где 50% жителей – турки. Проблема ли это? Я хочу в этой ситуации обратить внимание вот на какие моменты. В менталитете турок – уважение к старшим, немножко, может быть, нарочитая порой вежливость по отношению к дамам, и это в циничном германском обществе может быть поучительно. Конечно, хотелось бы, чтобы национальные общины жили не так концентрированно, что означает порой – более обособленно, а были равномерно распределены по всему городу, но и существующее ныне положение в Берлине я бы не назвал проблемой. – Ваш рецепт решения миграционного вопроса для Европы? - Мой рецепт заключается в том, что нет готового рецепта. Поэтому я довольно спокойно отношусь к тому, что журналисты нередко так подают своё видение ситуации, что в ней нет ни малейшей щёлочки для другой позиции, для другого восприятия окружающего мира. Визитную карточку некуда вставить! Такая бетонная получается у них картина! Понятное дело, что утверждать, что никаких проблем нет и мы со всем этим легко справимся, тоже было бы неверно. Это состояние можно было бы сравнить с поведением боксёра во время боя: он постоянно «танцует», постоянно переступает с ноги на ногу, постоянно в движении, поскольку готов в любой момент отреагировать. В Европе, и в Германии в частности, нередко какие-то большие проекты проваливаются, поскольку их менеджмент слишком уж не оперативен, неэффективно откликается на веяния времени. В Германии, скажем, собираются строить мост. Составляют смету, временной план, начинают работать, а потом выясняется, что средств не хватает, и стройка замирает. Немножко как в Советском Союзе. А если пойти по пути другого менеджмента – постоянного анализа, гибкого реагирования (где можно сэкономить, а где дополнительно потратить, чтобы дело в целом двигалось), то, возможно, упомянутый мост и удалось бы построить. К слову, у нас в Берлине есть и живой пример, а не только воображаемый мною мост. У нас давно построили новый аэропорт. Но на последнем этапе выяснилось, что он не отвечает правилам техники безопасности. И новенький аэропорт стоит, не работая, вот уже пять лет. Уже столько чиновников и специалистов из-за этого лишились своих постов! А как бы поступили русские в данном случае? Думаю, что они поставили бы рядом огромный шатёр, стали бы в нём работать, соблюдая требуемый регламент, а попутно дорабатывать сам аэропорт. Иными словами, Европе нужно постоянно анализировать ситуацию на рынке приёма беженцев, анализировать миграционные проблемы и тут же оперативно реагировать на события. Вот как, например, в Германии существует рынок труда? Есть федеральные органы, отвечающие за эту сферу, есть местные структуры – биржи труда, пытающиеся свести спрос с предложением. А если где-то, в каком-то районе, не хватает рабочих рук, то делают запросы в другие регионы – может быть, кто-то захочет переехать ради работы на новое место. Но немцы не очень-то любят срываться с насиженных мест. Возможно, тут и пригодятся выходцы из других стран. Так что в нынешней ситуации я вижу и основания для того, чтобы надеяться на лучшее. |
|
|||||
|
Ваш комментарий