События

 «К сожалению, а может быть, и к счастью, но кроме мечты стать космонавтом, ничего другого я не хотел. Меня никогда не страшила неизвестность, потому что она всегда была окрашена сюжетами из фантастических книг. Именно они помогали сглаживать отрицательные эмоции, которые по пути к осуществлению мечты приходилось набирать», – говорит космонавт, герой России Александр Лазуткин, который накануне Нового года стал гостем международного медиаклуба «Формат-А3».

Его космическая экспедиция длилась 184 дня, за это время на орбитальной станции случился ряд серьезных происшествий, последствия от которых могли стать катастрофическими. Сегодня он вспоминает об этом довольно спокойно.

– На самом деле все было попроще, не так, как это преподносилось в средствах массовой информации, – рассказывает А. Лазуткин. – Пожар на орбитальной станции произошел неожиданно. До момента его возникновения я даже подумать не мог, что такое может случиться. Поэтому времени, чтобы бояться, не было, надо было тушить пожар. Зато на Земле это представлялось чуть ли не «ужастиком» – бушующий огонь, космонавты носятся из модуля в модуль, выйти некуда… В общем фильмы, которые снимались и преподносились людям об этом инциденте, сделали свое дело. Люди уже сами домысливали, насколько нам там было плохо.

– Ваша космическая экспедиция продолжалась полгода. По земным меркам – это большой срок. Из чего складывается жизнь на станции и бывает ли в космосе скучно?

– Нет, скучно точно не было. Хотя до полета приходилось слышать, что в космосе скучно. Кто-то от скуки стал петь, кто-то музыку начал сочинять. У нас даже времени не было в окошко посмотреть (улыбается). Жизнь в космосе соткана из многочисленных экспериментов, которые надо проводить, из завтраков, обедов, ужинов, из физических упражнений, которыми надо заниматься дважды в день, а еще все время приходилось что-то чинить, потому что постоянно что-то выходило из строя (просто в нашу экспедицию так совпало).

Надо сказать, что именно в космосе я впервые ощутил, как быстро летит время. Как правило, бывает тяжеловато первый месяц, когда ты понимаешь, что еще целых пять месяцев будешь находиться на орбитальной станции. А потом ощущение, как с горы на лыжах – полгода пролетают как один день.

– На орбитальной станции вы находились в составе международной экспедиции – с немецким космонавтом вы были в составе экипажа, еще два американских астронавта находились на станции. А есть какие-нибудь принципиальные отличия российских космонавтов от их зарубежных коллег?

– В принципе, отличия есть. Например, когда мы начинали работать с американскими астронавтами – эта разница – русский-американец – была очень видна. Американцы более законопослушные, тогда как мы можем позволить себе отступить от каких-то правил. Ведь в чем заключается закон в космосе? Если, к примеру, что-то сломалось, нужно обязательно сообщить «на Землю», где специалисты найдут решение и дадут непосредственно рекомендации, что делать. Американцы, немцы строго следуют этим установкам, а мы, пока на Земле думают, сами пытались что-то исправить. Зарубежные коллеги смотрели на нас с удивлением, дескать, ребята, вы чего?

Если у американских астронавтов более узкая специализация, то у нас более широкая, которая и позволяет более гибко подходить к работе, взаимодействовать с Землей и оперативнее решать вопросы, поскольку мы знаем больше.

– Взгляд на земную жизнь поменялся после полета?

– Поменялся, конечно. Мои мироощущения стали другими, хотя ничего нового я там не увидел. Такая же круглая земля, такое же темное небо, правда, звезд гораздо больше. Когда сразу после взлета я посмотрел в иллюминатор, первая мысль мелькнула, причем с сожалением: «Я так и знал, что она круглая». Это при том, что первый раз в космосе, что я туда стремился! Желание посмотреть на Землю со стороны было давней мечтой. И вот такой «облом», все уже давно известно.

Уже потом я испытал внутренний дискомфорт, увидев, что Земля ни на чем не стоит, хотя я об этом знал. Просто твои знания и увиденное воочию по степени воздействия – совершенно разные вещи. С одной стороны, когда мы знаем, а с другой – когда все это видишь и начинаешь мыслить дальше, если она не стоит, значит она куда-то падает. И ты видишь, как в этом безвоздушном пространстве под названием Вселенная все летает – вот он мир, в котором нет стабильности, некоего фундамента.

Там, в космосе, пришло просто понимание того, что мы не одиноки в этом мире. Я не могу сказать, что мир, который мы видим с Земли, и видим вдали от Земли – разный, нет, но по ощущениям, он, действительно, абсолютно разный. Вот этот вид Земли, ни на что не опирающейся, и огромное количество звезд создают ощущение и понимание того, что наш мир намного шире, нежели представление о нем в нашем сознании.

Мы абсолютно ничего не знаем, что происходит выше атмосферы. А там – другие миры, другие законы, другая жизнь. Это и надо познавать.

– Так, может, пора расширять наши горизонты познания космоса, а не только вокруг Земли летать?

– В принципе, однажды ступив на дорожку освоения космического пространства, мы по сути и познаем этот мир. Сначала ступили две страны, теперь созрели десятки стран – нас уже стало значительно больше. Но пока мы летаем в космос так, как можем. Это не значит, что дальше не можем полететь. Просто у человечества сама идея освоения космического пространства не завоевала еще критической массы, но постепенно в нее втягивается все больше людей, и думаю, что скоро мы полетим еще дальше.

– Какая ближайшая цель?

– Луна, например.

– Тем более, опыт уже есть…

– Какой это опыт? Мы только немного потоптались по Луне, а больше в принципе ничего и не делаем. Там же надо работать. Это следующий наш шаг. Это большее расстояние от Земли, это меньшая защищенность от Земли, это больше космос, чем здесь, но при этом больше риска. Здесь должны быть новые знания, потому что это уже другое небесное тело. Это тот первый островок, который мы увидели на горизонте и поняли, что туда надо лететь.

– А как насчет «лунной гонки», вдруг кто-то опять Россию опередит?

– Почему до сих пор этого не случилось? Те же американцы летают вместе с россиянами. Здесь самое важное – не полететь вместе, а научиться организовать совместное производство. Мы еще до сих пор в этой совместной европейско-американской кооперации друг к другу притираемся, еще не до конца отладили механизм международной работы в области освоения космического пространства. Поэтому на утверждения, что американцы нас обогнали – возникает вопрос – в чем конкретно? Пока мы идем единым международным фронтом.

– Скажите, а неудачные запуски ракет с чем связаны, почему все чаще приходится слышать о том, что что-то куда-то не долетело?

– Космическая техника очень сложная вещь, потому очень большие средства и силы вкладываются в ее надежность. И то, что она все-таки ломается, говорит о том, что мы все вместе достаточно трудно продвигаемся вперед по созданию совершенной космической техники. Хотя космическую технику сломать довольно сложно – даже если что-то выходит из строя, всегда есть система дублирования.

Возможно, не все отлажено и при производстве ракет. Казалось бы, что тут такого, вместо серебра припаять оловом – разницы никакой с точки зрения электрики. Однако в космосе это может стать причиной серьезной неполадки.

– Космодром «Восточный», строительство которого все еще продолжается, призван стать гордостью космической отрасли России. В связи с выявленными миллионными хищениями при его строительстве не станет ли он позором для отрасли?

– Нет, не станет. Каким бы честным человек ни был, если у него есть возможность что-то незаметно «положить в карман», как правило, он это сделает. Поэтому «Восточный» не исключение. Он не будет позором, а будет построен и станет примером для строительства других космодромов. По новейшим технологиям, которые на нем будут применены, он станет космодромом будущего.

– Вы работаете в Центре подготовки космонавтов, поэтому можете точно сказать – много ли сейчас желающих стать космонавтами, престижна ли по-прежнему эта профессия?

– Скажу так: желающих стать космонавтами у нас достаточно. Если, к примеру, нам надо пять космонавтов, то для нас не принципиально – выбирать из 300 или 5 тысяч претендентов. Все равно пройдут только пять. Изменилось ли отношение к профессии, то, что мы называем престижем? Пожалуй, да. В силу того, что сейчас эта профессия не популяризируется вообще, естественно, молодому поколению, которое ищет себя, не за что зацепиться. В этом плане желающих стало меньше.

Космонавт – это даже не специалист, а своего рода универсал. Если в отряде космонавтов есть врач, то он же врач, он же бортинженер, он же пилот. То есть космонавт должен быть знаком с большинством профессий, которые ему могут пригодиться в полете, включая слесаря, сантехника, ботаника и прочего.

– Ваша мечта слетать в космос сбылась, а что дальше?

– Хожу ищу мечту (смеется). На самом деле, когда полет состоялся, я вдруг осознал, что мечта сбылась, ничего нового я не увидел, а что дальше? И началась тоска, потому что я никогда не предполагал, что я буду делать после. Я начал ходить по земле, сначала бесцельно жить, потом решил все-таки найти цель. Сейчас я занимаюсь с молодежью и мне очень хочется передать им свои ощущения. Я понимаю, что не все из них полетят в космос. Но я хочу помочь им изменить представления о космосе. Ведь движение цивилизации произойдет тогда, когда очень много людей слетают в космос и у них поменяется мировоззрение. Тогда с новым миропониманием, с новыми взглядами начнется новое движение к тому, что еще не изведано.

Надежда