События

Можно ли судить людей, помогавших фашистам на оккупированной территории за кусок хлеба, и чего нельзя простить коллаборационистам, в интервью «МК» рассказал доктор истории, профессор, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, преподаватель Новгородского государственного и Санкт-Петербургского политехнического университетов Борис Ковалев, который побывал в Беларуси по приглашению Международного медиаклуба «Формат А3»

— Борис Николаевич, вы приехали в Минск впервые?

— Думаю, уже в пятый раз. Был на летней школе историков стран СНГ, где организаторами выступали белорусская и российская академии наук, несколько раз выступал на научных конференциях в Минске, был и в Бресте. В Полоцке читал доклад о судьбе русских коллаборационистов в Беларуси.

— Откуда у вас такой интерес к непростой и неоднозначной теме коллаборационизма?

— Вначале занимался хорошими людьми (улыбается) и изучал пропаганду на оккупированной территории. Правда, с точки зрения весьма традиционных советских позиций. И вот в этой теме меня как исследователя удивило следующее: почему же мы все-таки победили? Почему, имея местами столь топорную и весьма наивную пропаганду, смог­ли противостоять мощной, великолепно организованной и зачастую построенной на реальных фактах нацисткой пропагандистской машине? Реальные факты — это то, что советскую власть по многим позициям совершенно справедливо можно было критиковать. И когда этот вопрос возник передо мной, начал собирать материалы по коллаборационизму в рамках Российской Федерации, точнее, в границах Советского Союза 1941-1944 годов. Правда, первая работа получилась излишне жесткая…

— В плане констатации фактов: много кто из советских граждан помогал врагу?

— Передо мной были факты убийств, уничтожений, разрушений, потери близких людей с точки зрения человека того времени. Рядовых граждан, например моего отца, который был в оккупации ребенком. Отношение к этим людям получилось бескомпромиссное. Но позже пересмотрел свое мнение — поумнел! — и выпустил книгу «Психология коллаборационизма», где попытался задать вопрос: почему? И хотя у меня выведено немало типов коллаборационизма, есть несколько основных. Первый — военный (сотрудничество с врагом с оружием в руках). Это преступление, не имеющее срока давности, ведь человек стрелял в своих! И прощения ему нет. Второй коллаборационизм — культурный, административный, духовный. Это поддержка врага своим интеллектом, талантом врача, учителя, журналиста. И почему мы должны быть строже советской власти? В 1955 году все эти люди попали под амнистию. Героями их делать нельзя, но по прошествии времени их действия заслуживают скорее морального осуждения. Они вынуждены были выживать, зачастую ради своих близких.

— Сейчас много говорят о том, что на оккупированных территориях немцы вели себя довольно прилично…

— Один умный человек сказал: «Историк должен говорить правду, одну только правду. Но не всю». Если я расскажу вам, как добрый немецкий зольдат дал ребенку шоколадку, это будет правда. Что потом делал этот немец, я вам просто не расскажу. И вроде бы не солгу, просто замолчу…

Сейчас можно много вспоминать, что якобы хорошие немцы в 1941-м заявили: мол, налоги должны быть как при советской власти, колхозы сохранятся. А намек на некое послабление — это только февраль-март 1942 года… О частной собственности на землю немцы объявили только летом 1943-го, когда давно уже было понятно, что из себя представляет нацистский оккупационный режим.

Говоря о реалиях войны, ни в коем случае нельзя идеализировать человека, который воюет. Любому понятно, что немецкий солдат проливал кровь за Германию, себя, свою семью и за свое завтрашнее материальное благополучие.

Поэтому даже спустя 70 лет надо признать: это была война на уничтожение, ассимиляцию и за жизненное пространство.

— Партизанское движение во время оккупации сделало свое дело?

— Беларусь славна своим народом, его духом и, конечно, замечательными условиями для партизанской войны — лесами и болотами. Идеальное укрытие от врага. Справедливости ради хочу заметить, что советское партизанское движение, теорию и прак­тику которого обкатывали еще в 1920-1930 годы в России и Белоруссии, к началу Великой Отечественной войны было ликвидировано. Во-первых, из-за тео­рии о малой крови и могучего удара, мол, воевать будем на чужой территории. Ведь получалось, что любой намек на партизан предполагал, что мы пустим врага глубоко к себе в страну. Во-вторых, в 1939-м территория Белоруссии увеличилась почти в два раза, и та граница, которая была когда-то чуть ли не под Минском, значительно отодвинулась на запад. Но реалии ­1941-го все изменили. В этом году отряды начали формироваться в экстремальных условиях нашего катастрофического отступления. Многие отряды, и местные, и из добровольцев в городах, даже не представляли, чем им предстоит заниматься. И вот эта растерянность, помноженная на качественную немецкую пропаганду и непонятность ситуации, привела к тому, что только в неких труднодоступных регионах, куда у немцев не доходили руки, партизаны активизировались. Потому что немцы рвались к Моск­ве, Ленинграду, и казалось, что с партизанами можно и потом разобраться.

— Спустя 70 лет мы в Беларуси все так же чтим память, нас не удивить правдой о войне. Но наверняка вам приходится доказывать, что коллаборацио­низм был и что нельзя романтизировать и идеализировать то время…

— Мы должны все хорошенько осмыслить: как такое могло произойти, почему мы заплатили такую цену, каким образом люди на той линии фронта оказались не нашими союзниками, а противниками? Я, кстати, недруг мнений, что в коллаборацио­низме виноват Сталин. Во всей Европе были такие люди: французы, норвежцы, поляки, бельгийцы.

История с продолжением

— Под Новгородом в 1948 году правоохранительные органы заметили бывшего партизана, который с ведром машинного мас­ла наладился бегать в лес. В итоге там нашли схрон с оружием. Мужичка арестовали, начали судить, — пересказывает историю Борис Ковалев. — И тут он встает и начинает орать: «Вы что, мерзавцы, газет не читаете? ­Англо-аме­ри­кан­ский империализм поднимает голову, на нас явно скоро нападут! И что, мне снова в лесах с охотничьим ружьем сидеть, как в 1941 году?!» Этого человека выпустили. И вот смот­ри­те: бедный колхозник, которого государство чуть не кинуло, а он все равно готов защищать свою родину.

По сути, Союзу противостояла вся Европа. Давайте возьмем замечательную белорусскую книгу «Мы — хлопцы живучие». Там описано, как воспринимали в небольшой деревушке под Гомелем итальянцев, как приходили туда румыны, немцы. На северо-западе Беларуси вам и сейчас много расскажут про эстонцев, латышей… Поэтому темой моего выступления перед минской публикой были «голубые». Это испанская дивизия — без малого 50 тысяч человек. И они тоже шли пешком через всю Белоруссию в сторону России, и это тоже лицо оккупации.