События

Конкурс в РАТИ составляет 400–800 человек на место

Гость «Культурной линии» Григорий Заславский — человек многогранный. Театральный критик, нынешний ведущий программ «Культ//туризм», «Культ личности» и рубрики «Метод Заславского. Вредные советы театралам» на телеканале «Мир 24», в прошлом театральный обозреватель радиостанций, сотрудник «Независимой газеты», член Общественного совета Министерства культуры РФ.

Как только его на все хватает! Впрочем, главная его ипостась — ректор Российской академии театрального искусства (РАТИ, прежде ГИТИС), которым он был назначен всего полгода назад. Театроведческий факультет РАТИ он сам окончил в 1993–м.

У Григория Анатольевича по любому вопросу есть свое мнение, которое он не боится высказывать публично. Когда его в одном интервью попросили продолжить фразу: «Мне не хватает смелости на…», наш гость тут же парировал: «Мне ее хватает».

На злобу дня

— Посмотрел недавно репертуар московских театров и был поражен тем, что они, в общем–то, равнодушны к реалиям современной жизни, — поделился критик с большой аудиторией, собравшейся на встречу с ним в Риге. — А русский театр всегда и славился тем, что сразу откликался на злобу дня, да и советские драматурги писали об острых проблемах жизни. Но недавно заметил, что сегодня новую жизнь вдохнули в пьесы Александра Гельмана — вы же помните его «Мы, нижеподписавшиеся», по которой и фильм сняли. А сейчас эта пьеса идет в двух театрах и снова, представьте, актуальна! А его «Скамейка» идет аж в четырех.

Когда я спросил у легендарного Петра Наумовича Фоменко незадолго до его кончины, что будете ставить из современного, он ответил: «Бесприданницу» и «Три сестры».

Но по–настоящему современные пьесы идут в таких «неофициальных» театрах. Или вот есть спектакли студентов театральных вузов, которые с большим рвением покупают директора небольших антрепризных театров. Директор театра «Практика», к примеру, все спектакли курса Кудряшова в ГИТИСе на корню покупает.

Сегодня есть «коммерческая» драматургия, а есть чернушная, постперестроечная — вот она сейчас уже никому не интересна. Пример того, как жизнь выходит на сцену, — пьеса «Амстердам», которая идет в «Современнике». На нее не достать билетов! Она о том, что сын олигарха, уехавшего за границу, становится геем. Михаил Ефремов играет великолепно, с большим мастерством и русской широтой изображая безобразия жизни.

Существует ли честный критик?

На вопрос, благодарна ли профессия критика, Григорий Анатольевич ответил, что в 90–е они с коллегами отсматривали по паре сотен спектаклей в год и что рецензию нужно было писать наутро после премьеры.

— А ныне даже отделы культуры в газетах и журналах закрываются. Профессия критика очень тяжелая. Всегда нужно быть готовым к тому, что кто–то захочет дать тебе по морде. Изматывающая специальность — когда–то было время и я работал дворником, уставал меньше. Вот ты критикуешь, оцениваешь, стараешься, но если спросите у зрителя, что его подвигло сходить именно на этот спектакль, он в очень редких случаях назовет статью критика — скорее скажет, что друг посоветовал.

Не думаю, что критикам платят деньги за хорошие рецензии, но может возникнуть ангажированность отношений — когда актеры начинают звонить перед своими юбилеями и льстить критику. И дружба критика с актерами и режиссерами запрещена. В этом всегда есть корысть. Хотя честность критики — очень относительное понятие.

Как–то я смотрел спектакль Леонида Хейфеца и подумал, что сексуальная энергия, которая очень видна у режиссера, у него уходит. Долго думал, как бы покорректнее об этом выразиться, и написал: «Спектаклю не хватает витальности». Леонид Ефимович перестал со мной здороваться.

Через несколько лет мы оказались вместе на форуме Союза театральных деятелей в Ростове–на–Дону. Он сам ко мне подошел и говорит: «Я тогда после твоей рецензии подумал: мол, сволочь, Гришка, пожалел старика, не написал, что он импотент. А потом через год посмотрел спектакль и подумал, что чего–то ему не хватает — может, витальности?». Но теперь Хейфец выпускает один за другим отличные спектакли — значит, сексуальная энергия возвращается?..

Последние 15 лет я постоянно ругал Геннадия Хазанова. Писал, что, не сумев создать Театр современной эстрады, он, как честный человек, не оставил свой пост, а стал сдавать помещения в аренду. Попутно задел и Табакова, который, говорят, задорого сдает в аренду здание МХАТа. А тут на «Мире» меня попросили сделать с Хазановым интервью. Я пришел к нему и, чтобы расположить его к себе, стал вспоминать, какие советы он мне давал как начинающему критику много лет назад. Во–первых, писать, что это было на данном спектакле, оставляя возможность актерам и режиссеру реабилитироваться в следующем; во–вторых, если зал аплодировал стоя, а мне не понравилось, писать все честно как есть.

Когда мы закончили беседу, Геннадий Викторович признался, что принял меня потому, что устал говорить с людьми, которые ничего не понимают в театре.

Райкина бросили на амбразуру

О том, есть ли цензура в России, наш гость высказывается совершенно определенно.

— О цензуре в России говорить смешно — ее и близко нет. А то, что Константин Аркадьевич Райкин выступил с нашумевшим заявлением, так это чисто коммерческая история. Люди с деньгами, испытывая финансовые сложности, решили использовать его имя и бросили на амбразуру, как Матросова. Смешно говорить о цензуре, когда на сцене у него идут «Все оттенки голубого».

И вообще должен сказать, что наиболее свободно чувствую себя на государственных каналах радио и ТВ, а не на частных. Самая большая свобода у меня на государственном телеканале «Вести» — там нет ограничений, кроме конституционных. А вот на «Мире 24» я не смог, увы, сделать материал о Петре Павленском, который прибивал мошонку к брусчатке на Красной площади. А на «Вестях» это можно было.

Мне довелось присутствовать на встрече театральных деятелей с Путиным во Пскове. Я отнюдь не отношу себя к путиноидам, но мне показалось, что единственным человеком, который действительно радел за русский театр, был Владимир Владимирович. Его настроение портилось по ходу встречи. А когда слово взял Олег Табаков и на второй минуте своей речи упомянул банк ВТБ–24, а потом сделал это еще раз, Путин усмехнулся и все понял. Ведь если народный артист СССР дважды упоминает некий банк, его заинтересованность шита белыми нитками.

Путин моментально все схватывает на лету. Когда Борису Мездричу, бывшему директору Новосибирского театра оперы и балета, где шел скандальный «Тангейзер», сказали, что на приеме у Путина у него будет 30 секунд и он должен успеть задать важный для себя вопрос, тот долго готовился. Отрепетировал каждое слово. И когда выпалил: «Владимир Владимирович, есть идея…», президент отреагировал мгновенно: «Массами овладела?».

А когда замечательный актер Евгений Миронов стал жаловаться президенту, что Татьяна Доронина мешает его Театру наций захватить три гаража, упомянул, что «она никому не верит, кроме вас». «Наверное, она давно живет — имеет право», – парировал Владимир Владимирович.

Возвращаясь к «Тангейзеру» в Новосибирске, скажу, что режиссер Тимофей Кулябин использовал эту ситуацию для самопиара. Министр культуры просил директора театра Бориса Мездрича сделать три вещи: убрать скандальный постер, извиниться перед теми, кого вольно или невольно обидел спектакль, и объяснить его замысел. Но Кулябин встал в позу: мол, я все сказал в постановке. А потом, когда сняли директора, дал огромное интервью журналу «Театрал», где на разворот расписал свой замысел. Значит, принципиальностью тут и не пахло.

Продюсер и стипендии

Григорий Анатольевич, придя на пост директора РАТИ (ГИТИСА), тут же затеял разнообразные реформы. Против одной из них — решения слить театроведческий и продюсерский факультеты — буквально накануне приезда Заславского в Ригу протестовали студенты. Театроведческий он закончил сам. Зачем же он так сделал?

— Потому что профессия театроведа — исчезающая в театре, зачем нам столько театроведов? Что они будут делать? Между тем будущее театра в руках продюсера. Сегодня там на первый план выходит авторское право, с которым имеет дело продюсер. Вон сколько скандалов сегодня в театрах, вплоть до Большого. Там родственники Сергея Прокофьева заявили протест в плане авторского права по поводу постановок балета «Ромео и Джульетта». И много других примеров.

Я с первого дня ректорства стал выбивать, скорее выпрашивать, именные стипендии для своих студентов у бывших выпускников вуза, добившихся успеха в жизни. Уже 50 выпросил. Одним из первых меня поддержал «Квартет И» — дали четыре стипендии, Игорь Угольников дал пять, Максим Виторган — четыре, Лещенко выделил одну, по одной — Михаил Полицеймако и Оскар Кучера, Марк Захаров и Дуся Германова — по две. Винокур одну из своих трех стипендий просил дать курянину, потому что он родом из Курска. Хорошо учащегося выходца из Курска мы не нашли, поэтому дали девочке из Нижнего Новгорода.

Миллиардер Александр Бондаренко просил найти для своих четырех стипендий «веселых ребят» — мы их искали… Веду переговоры по поводу стипендии с Мариной Зудиной.

Радовался, что у меня уже 50 стипендиатов, а тут у нас отняли 270 повышенных стипендий для отличников…

Я рад, что мне удалось отговорить дочку от поступления в РАТИ. Она походила по коридорам и сказала, что какие–то у нас все высокомерные. А еще я сказал, что нужно выучить дополнительное стихотворение. И это на нее подействовало. А сын учится в школе рядом с нашим вузом, и 80% его одноклассников собираются к нам. Уму непостижимо! У нас конкурс — 400–800 человек на место, считаю, что это как–то ненормально…

Кто мешал Херманису?

Спросили мы и про Алвиса Херманиса, исчезновение которого с российского театрального «рынка» кто–то заметил, а кто–то и нет. Но он его сам потерял.

— То, что он публично отказался ставить в России, в первую очередь ударило по нему. Кто ему мешал приезжать и точно так же выражать свою позицию в спектаклях, интервью? У нас же свобода слова.

Режиссер, которого очень хорошо приняли в России, был неблагодарен к своему зрителю. А то, что Путин после жесткого заявления Херманиса пошел смотреть его «Рассказы Шукшина» в Театре наций, говорит о том, что мы открыты к любому диалогу.

У него не все одинаково удачно. Его «Ревизор» — просто банальная трактовка Гоголя, поставленная с высокомерием провинциала по отношению к России. А «Соня», считаю, выдающийся спектакль.

Война и мир

О памяти войны и своем отношении к георгиевской ленточке наш гость говорил так:

— Я не ношу георгиевскую ленточку, хотя у меня воевало много родных. В живых еще остался мой двоюродный дядя, которому сейчас 91 год. Меня воспитывали так, что я доедаю все до кусочка, думая о том, что он мог бы кого–то спасти в блокадном Ленинграде.

Моя тетя была секретарем комсомольской организации московского Северногоречного порта. Когда фашисты подступали к Москве, ее вызвали в райком, дали гранату и сказали: «Когда немцы войдут в Москву, взорвешь себя и райком, ты еврейка, тебя все равно убьют». Но немцы, слава богу, не вошли, а тетя пошла добровольцем на фронт. Ее контузило — выбило все зубы. Молодая девушка без единого зуба… Она так и не вышла замуж.

Когда я стал читать биографию горячо любимого мною Этуша, в его представлении на награду прочел, что он ворвался в деревню и собственноручно убил восемь фрицев. Получается, я с удовольствием общался с человеком, который убил восьмерых? Но переносить реалии войны на мирное время нельзя…

Цитаты

«Профессия критика очень тяжелая. Всегда нужно быть готовым к тому, что кто–то захочет дать тебе по морде».

«Я отнюдь не отношу себя к путиноидам, но мне показалось, что единственным человеком, который действительно радел за русский театр, был Владимир Владимирович».