События

«Сегодня утром, когда я шла на референдум, я собиралась проголосовать против отделения. Но на избирательном участке я поставила галочку за независимость», – реакция жительницы Барселоны на применяемую Мадридом тактику грубой силы, в том числе, жёсткие действия полиции в день референдума в Каталонии.

Референдумы в Иракском Курдистане 25 сентября и в испанской Каталонии 1 октября снова привлекают внимание к вопросам самоопределения и отделения, которые стали насущными после распада СССР и Югославии. У движений за независимость разные мотивы. Для многих участников они, в основном, психологические. Большинство людей и этнические группы ценят свою независимость. Однако часто именно лидеры, надеясь получить прибыльные и престижные посты во вновь созданном государстве, больше ратуют за независимость, чем люди, которых они ведут за собой. В тех случаях, когда конкретные меньшинства страдают от дискриминации, их отделение действительно может быть благом для всего населения, хотя, как видно на примере Эритреи и Судана, обещанный рай часто оборачивается адом. Гнёт со стороны тех, кто говорит на одном языке с угнетаемыми и исповедает ту же религию, не всегда мягче, чем гнёт со стороны тех, кто отличается от угнетённых по языковому и религиозному признаку.

До 1990-х годов большинство претензий на самоопределение, понимаемых как требование независимой государственности, воспринимались в контексте процессов деколонизации. Однако в 1990-е годы они приобрели новую инерцию и смысл. С тех пор многое говорилось и писалось на эту тему, но мы по-прежнему мало что знаем наверняка и у нас всё так же много неизвестных и неверных толкований.

Вот то, в чём мы уверены: право на самоопределение и отделение – это два разных, хотя и взаимосвязанных понятия. Международное право, подтверждая права всех народов на самоопределение, никому не даёт карт-бланш на создание независимой государственности (вне колониального контекста). Вместе с тем оно также не запрещает образование новых государств. В правовом поле существует немного определённых правил. С политической точки зрения ясно одно: чем больше причин у какой-либо этнической группы отделиться от существующего государства (политических, экономических, гуманитарных или психологических), тем это обычно труднее сделать. Соответственно, чем легче это кажется, тем менее безотлагательны причины, по которым следует добиваться независимости. Это как общее правило.

Неопределённости начинаются уже с самого определения термина «народы». Кого считать народом, а кого меньшинством? Например, с точки зрения Звиада Гамсахурдиа, у грузин как древнего народа было почти врождённое право на выход из Советского Союза, тогда как у осетин, абхазов и других этнических групп, населявших Грузию, было право на выход из состава Грузии, но только если они покинут земли, на которых жили «лишь» несколько веков. Сегодня мы знаем, куда политика таких лидеров как Гамсахурдиа и Саакашвили завела этот гордый и древний народ. Кроме того, право на самоопределение уравновешивается требованием международного права уважать территориальную целостность государств. Поэтому Декларация Генеральной Ассамблеи ООН [2625 (XXV)], объясняющая право народов на самоопределение, повторяет: ничто в этом праве не должно истолковываться как поощрение расчленения суверенных государств или уполномочивание на подобные действия. Более того, в Декларации говорится, что «любое государство должно воздерживаться от действий, направленных на частичное или полное нарушение национального единства и территориальной целостности другого государства или страны».

Несмотря на это, мировое сообщество под руководством Соединённых Штатов в 1990-е годы поставило политическую целесообразность выше международного права, так как последнее стало помехой на пути к построению американоцентричного мира. Территориальная целостность тех государств, которые не соблюдали линии, начертанные Вашингтоном, считалась менее священной, чем территориальная целостность послушных стран. Некоторые эксперты, и я в том числе, предупреждали в то время о том, что подобные двойные стандарты в применении международного права рано или поздно обернутся против тех, кто прибегает к подобной политике.

Косовский сценарий, который часто изображают образцом успешной гуманитарной операции, был одним из первых, если не самым первым, из важных шагов на пути к торжеству геополитики над международным правом. С тех пор беспринципные ссылки на принципы самоопределения и уважения территориальной целостности продолжались и усиливались. Мы видим, что мировое сообщество делает всё, чтобы Босния и Герцеговина не распалась как государство, хотя хорваты и особенно сербы желают покинуть это искусственное государственное образование, скрепляемое в основном благодаря внешним усилиям. В то же время большинство стран – членов Европейского союза признали отделение Косово от Сербии. Даже если согласиться с Ричардом Голдстоуном, что применение со стороны НАТО силы против Сербии из-за Косово было «неправовым, но легитимным действием»1, это не объясняет и не оправдывает «манипулирующее управление» Косово со стороны ООН и ЕС, создавшее условия для отделения этой провинции и последующего признания её односторонне объявленной независимости.

Эксперты Международного суда заявили 22 июля 2010 года, что объявление независимости Косово «не нарушило общие принципы международного права»2 (президент Путин также процитировал это заключение в своей речи перед обеими палатами Парламента России 18 марта 2014 года, оправдывая политику России в Крыму). Хотя по форме это было верное заявление, по содержанию оно отвлекало от сути вопроса и было взрывоопасным по своим последствиям. Объявление независимости Косово действительно не было нарушением международного права, но тот факт, что это стало возможным лишь после бомбардировок Сербии войсками НАТО (а это было вопиющим злоупотреблением с точки зрения международного права), лишний раз доказывает, что данное действие имело сомнительную легитимность. Что же касается признания заявленной Косово независимости третьими странами, то по международному праву это явное вмешательство во внутренние дела Сербии.

В международном праве римское юридическое правило ex injuria jus non oritur («неправедные деяния не могут создать закон») – не такой абсолютный принцип, как в большинстве национальных правовых систем. Следовательно, незаконное признание Косово рядом стран, равно как и признание Южной Осетии и Абхазии Россией, иллюстрируют ещё одно положение римского права: ex factis jus oritur («закон возникает из фактов»). В любом случае подобная практика подорвала существующие нормы международного права, включая такие фундаментальные его принципы, как невмешательство во внутренние дела, неприменение силы. Более того, даже если согласиться с аргументом о том, что, поскольку Сербия в 1999 году при президенте Милошевиче не была демократией и, следовательно, косовары не могли реализовать своё право на самоопределение внутри Сербии, этот аргумент, конечно же, был уже неактуален в 2008 году, когда косовары объявили о независимости своего края. В феврале того же года всего за два дня до того, как Ассамблея Косово приняла Декларацию независимости, в Сербии был приведён к присяге законно переизбранный президент Борис Тадич. Однако, поскольку Сербия исторически всегда вела довольно-таки независимую внешнюю политику и долгое время была близким союзником России, более слабая и маленькая Сербия была выгодна господствующим западным державам.

Чтобы проиллюстрировать мысль о том, что, хотя отделиться от либеральных демократий легче, в этом обычно нет большого смысла, сравним два последних эпизода, связанных с отделением: попытку Шотландии выйти из состава Великобритании и воссоединение Крыма с Россией (или, по мнению Запада, «аннексию» Крыма), а также вооружённый конфликт в Восточной Украине. В Великобритании Вестминстер был далеко не рад, мягко говоря, шотландскому референдуму, состоявшемуся 18 сентября 2014 года. Незадолго до опроса о независимости коалиционное правительство консерваторов и либерал-демократов в Лондоне, а также оппозиционная Лейбористская партия были настолько обеспокоены перспективой отделения Шотландии, что лезли из кожи вон, чтобы разубедить шотландцев пойти на этот шаг. Лидеры всех трёх партий использовали политику кнута и пряника в отношении Шотландии. Кнут заключался преимущественно в экономических и финансовых угрозах и предупреждениях, а пряник принял форму обещанных концессий и уступок. Однако в нашем сравнении важно то, что и шотландцы не были готовы отделяться, прибегая к методам и средствам, использованным Храбрым Сердцем – шотландским героем XIII века Уильямом Уоллесом, которого «обессмертил» Мел Гибсон в одноимённом фильме.

Также никто не мог представить себе, чтобы Лондон начал бомбить Шотландию и таким образом добился от неё покорности, несмотря на то, что британским властям очень не нравилось стремление шотландцев к независимости. На Украине же, напротив, и правительство в Киеве, и сепаратисты на востоке Украины (большинство восставших против Киева изначально не выступали за независимость или присоединение к России, а лишь за децентрализацию Украины; они стали сепаратистами и так называемыми пророссийскими силами, и против них была применена военная сила) были готовы для достижения своих целей прибегнуть к крайним формам насилия. Если говорить строго на языке права, то угрожающее присутствие российских военных в Крыму во время мартовских событий 2014 года было актом вмешательства во внутренние дела Украины (присутствие так называемых «зелёных человечков» или, как их сегодня с большим теплом называют в Крыму, «вежливых людей»); однако оно помогло предотвратить большое кровопролитие и поэтому может считаться гуманитарной акцией.

Конфликт в Крыму мог бы быть более кровавым, чем непрерывное, вялотекущее насилие в Восточной Украине. Референдум 16 марта 2014 года, на котором подавляющее большинство населения Крыма высказалось за воссоединение с Россией, а также 300-летняя годовщина истории полуострова, служат смягчающими обстоятельствами при нарушении Россией международного права в случае с Крымом. И, как почти во всех случаях, связанных с самоопределением, будь то за или против него, геополитика играла большую роль, что очевидно и на примере Крыма. Как сказал президент Путин 18 марта 2014 года: «Знаете, я не могу себе представить, чтобы мы приезжали в гости к морским пехотинцам НАТО, расквартированным в Севастополе. Хотя большинство из них хорошие парни, мы предпочтём пригласить их в гости к нам в Севастополь»3. Это высказывание, по форме беспечное и шутливое, содержит в себе глубокую геополитическую логику.

Конечно, бывают и исключения, но в конфликтах, разгорающихся по поводу отделения, редко бывает так, чтобы виновата была только одна сторона, а другая была невинной жертвой. Обычно обе стороны (или все стороны, если их больше двух) друг друга стоят. Так было в Косово, где сербские власти и АОК (Армия освобождения Косово), которая была в списке террористических организаций Белого дома до того момента, как она пригодилась для войны с сербами – в равной степени прибегали к насилию. Конфликт на Украине подтверждает это наблюдение. Вот что пишет французский историк Эммануэль Тодд: «Появление правоэкстремистских движений с нацистскими цветами в украинских провинциях Галиция, Волынь и Карпатская Русь (Рутения) может удивить лишь тех, кто думает, будто освободительные движения высвобождают всё лучшее в людях. Но для тех, кто наблюдал за появлением баскского, ирландского, фламандского или квебекского национализма, это не должно быть сюрпризом. Нам необходимо понять, что польская или западно-украинская русофобия, даже если они черпают вдохновение из прошлых событий, отражают кризис настоящего времени, который имеет мало общего с российской мощью»4.

Украина – это страна, которая, по классификации Роберта Купера5, имеет немало особенностей, свойственных государствам прошлых эпох, прибегавшим к военной силе. Вместо того, чтобы вести это расколотое общество путём выбора компромиссных решений и деэскалации (хотя слово «деэскалация» нередко используется лицемерно или наивно), основные зарубежные игроки поставили свои стратегические и экономические интересы выше благополучия украинцев. Колоссальный масштаб внутренних проблем этой страны, раздираемой междоусобицей, в сочетании с неблагоприятными внешними факторами, сделал строительство украинской государственности чудовищно трудной задачей.

Даже внутри так называемого либерально-демократического лагеря мы видим разную реакцию на стремление к независимости. В то время как власти Канады и Великобритании, несмотря на недовольство, не прибегали к стратегии сильной руки, чтобы не допустить проведение референдумов о независимости в провинции Квебек и Шотландии, реакция Испании была не только враждебной, но и насильственной. Аресты каталонских политиков, мобилизация Гражданской гвардии (La Guardia Civil), конфискация бюллетеней для голосования не только обнажают ущербность испанской демократии; подобные действия могут быть контрпродуктивными для территориальной целостности Испании – особенно в долгосрочной перспективе. И в самом деле у каталонцев в будущем может быть больше оснований стремиться к независимости от Испании, чем до того, как против них были предпринятые репрессивные меры. Реакция испанских властей на желание каталонцев провести референдум о своём будущем – это то, что можно было бы ожидать от диктатуры, но не от либеральной демократии. Европейские лидеры, а также Дональд Трамп выразили непреклонную поддержку правительству Мариано Рахоя. Территориальная целостность страны – члена Евросоюза и НАТО, конечно же, важнее наивных мечтаний каталонцев.

Однако возможен иной, намного более цивилизованный подход, не достижимый для всех стран. Верховный суд Канады в вердикте об отделении провинции Квебек, вынесенном в 1998 году, очень высоко поднял планку компромиссов, необходимых для разрешения проблем с отделением. Он постановил, что «явное большинство голосов жителей Квебека, которые дадут положительный ответ на вопрос об отделении, придаст демократическую легитимность инициативе об отделении, с которой вынуждены будут согласиться все другие участники Конфедерации». В то же время суд также постановил, что «Квебек не может, несмотря на ясные итоги референдума, воспользоваться правом на самоопределение, чтобы диктовать условия предлагаемого отделения другим сторонам федерации». Единственный путь достижения поставленной цели в демократическом обществе лежит через переговоры, компромиссы и взаимные уступки. Это был бы цивилизованный бракоразводный процесс, который в конечном итоге может даже спасти брак, несмотря на прежние недоразумения и взаимные обиды.

У разных народов есть поговорка, которая звучит примерно так: скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Если перенести это на народы, то её можно сформулировать так: скажи мне, кто твои соседи, и я скажу тебе, в чём твои проблемы. Курды давно мечтают о собственном независимом государстве. Державы, победившие в Великой войне, обещали курдам свою государственность по Севрскому мирному договору 1920 года. Однако их окружали соседи, которые боялись независимого Курдистана, как чёрт ладана. Сегодня курды Ближнего Востока проживают на территории четырёх стран: Ирака, Ирана, Сирии и Турции. Иракские курды, в силу превратностей 1990-х годов, среди которых разрушение Ирака коалицией во главе с американцами сыграло ключевую роль, вот уже четверть века имеют независимость де-факто. 25 сентября они провели референдум, на котором почти 93% курдов поддержали идею создания независимого Курдистана. Реакцией стала угрожающая враждебность Багдада, соседних Ирана и Турции, суровые предупреждения от так называемых великих держав и даже от ООН.

Создаётся впечатление, что единственный союзник иракских курдов – это Израиль. Вашингтон, поддерживавший курдов в их борьбе с Саддамом Хуссейном и заключивший с ними впоследствии союз для совместной борьбы с ДАИШ (запрещена в РФ – ред.), выступил против курдской независимости. Москва – традиционный союзник всех курдов – выразила понимание стремления этого многострадального народа к независимости, но вместе с тем также подчеркнула незыблемость принципа территориальной целостности существующих государств. В таких серьёзных вопросах геополитика важнее принципов. Даже Израиль благосклонно относится к делу курдов не из альтруистических побуждений и не из-за принципиальности, а потому, что это ослабило бы его традиционных соперников на Ближнем Востоке. Обычно независимость достигается либо в том случае, когда стремление к независимости совпадает с интересами каких-то мировых держав или по крайней мере важных региональных игроков, либо – если до тебя никому нет дела. Реакция на недавно прошедшие референдумы в иракском Курдистане и в испанской Каталонии лишь подтверждают, что политический прагматизм – единственное, что имеет значение в современном мире.