События

Режиссёр Вадим Абдрашитов — о фильмах и жизни

В рамках проекта «Культурная линия» Ригу посетил выдающийся российский режиссер, обладатель премий Венецианского кинофестиваля, «Кинотавра», «Ники» и трех серебряных медведей Берлинского кинофестиваля, народный артист России Вадим Абдрашитов.

Непростая судьба

Он привозил одну из самых знаковых своих картин «Время танцора», которая в этом году отмечает 20-летний юбилей. Именно в этом фильме впервые на экране появилась Чулпан Хаматова.

Каждая кинолента режиссера — «Охота на лис», «Парад планет», «Армавир», «Пьеса для пассажира», «Плюмбум, или Опасная игра», «Остановился поезд», «Магнитные бури» — вскрывает код времени и показывает определенный период истории страны. Сначала нашей общей большой, а потом России.

У Абдрашитова очень необычные фильмы, которые сделаны, казалось бы, на житейском материале. Но их отличают сдержанный, внутренне напряженный кинематографический язык, анализ острых нравственных проблем, которые всегда в центре внимания режиссера. Почти у всех картин Абдрашитова была трудная и вместе с тем очень интересная судьба.

— Мы ничего не придумывали — просто отражали те исторические процессы, которые были очевидны, — говорил Вадим Юсупович газете «СЕГОДНЯ».

Я подарила ему свежий номер нашей газеты, он открыл ее и тут же радостно воскликнул:

— О, да ведь автор этого плаката — Ираклий Тоидзе, дядя моей жены Нателлы Тоидзе! И всемирно знаменитый плакат «Родина-мать зовет!» — тоже его авторства.

А открыл Абдрашитов статью о латышах-красноармейцах, доблестно сражавшихся во время Великой Отечественной войны. На плакате был изображен латышский воин, бивший фашистского гада.

И вновь война и мир...

— А почему вы решили привезти к нам именно «Время танцора»?

— Недавно мне позвонили и сказали: «А ведь исполилось 20 лет твоей картине «Время танцора», юбилей»! Я удивился. Ведь не отслеживаешь, сколько лет прошло. Меня с этим фильмом пригласили в Выборг на фестиваль «Окно в Европу». И отметили там его 20-летие, и приехал актер Андрей Егоров, главный танцор. Пару раз картину показали зрительской аудитории — тем, кто не видел. В Выборге собрался огромный зал. Мне было очень интересно, как ее воспримут. Была дискуссия, и я чрезвычайно удивился тому, как зритель отнесся к этой картине. Она идет 2,40 часа...

А потом я показывал фильм в Рязани на так называемых «Тарковских чтениях». Та же реакция — как на очень актуальный фильм. По залу, по вопросам чувствовалось. А потом я понял, что кинолента снята про то, что сегодня, к сожалению, осталось актуально: соотношение войны и мира. И происходящие ныне события на Украине, и Сирия как-то наполнили фильм новым реалиями. Жизнь вдохнула в него что-то еще. И он вдруг превратился в очень современную картину.

И когда речь зашла о Риге, решил, что сюда тоже нужно картину повезти. Она ровно 20 лет назад была здесь на фестивале «Балтийская жемчужина», получила призы.

Это была самая сложная за всю мою 50-летнюю кинокарьеру картина. Съемки проходили в Крыму, Одессе, грузинском предгорье. В 1997 году, в условиях упадка экономики, найти финансирование было тяжело. Но фильм сняли. В 1997 году казалось, что «Время танцора» отсылает к событиям войны в Чечне. Позже стало понятно, что фильм стал метафорой отнюдь не только того времени.

Фильм не репортаж, он создает обобщенный образ жизни после войны. Любой войны. А жизнь постоянно что-то к нему добавляет. Может, поэтому кинолента удостоена таких необычных наград: наряду с призом киноакадемии «Ника» премией «Золотой Овен» и специальным призом жюри МКФ в Локарно, получила редкий приз ЮНЕСКО «За распространение идей культуры, мира и толерантности» МКФ «Сталкер-1998».

Картина лишний раз подчеркивает, что люди, которые локально как будто одержали победу, на самом деле тоже побежденные. Мысль не новая, но каждый раз сталкиваешься с тем, что как будто и не было никакого исторического опыта.

— Вот вы говорите — Украина, Сирия. В вашем окружении тоже считают, что Россия напала на Украину? Вы как-то это оспариваете?

— А зачем? Ведь я же не политик — делаю СВОЕ дело. Про это уже две картины снято — «Время танцора» и «Магнитные бури» (2003). Так что же мне возражать или кого-то обращать в свою веру? Тем более что это сложнейшая проблема, и однозначного ответа нет. Часть правды у одних, часть у других. В этом и сложность ситуации.

Моя точка зрения заложена в картине: однозначного решения нет. Кто говорит, что есть, не правы. Все настолько сложно, что возможно даже создание драматического произведения. Вот как в «Магнитных бурях» — там же безумные толпы, которые совершенно случайно расположились вокруг баррикад и в любой момент могут поменяться местами. И этот процесс нагнетается определенными силами.

Когда режиссер горит...

— Еще с юности, впервые познакомившись с вами по фильму «Охота на лис», впоследствии замечала, что ваши картины сняты на злобу дня. Как это у вас получается?

— Это вопрос желания: вот хочется это сделать. Потому что, во-первых, мне это интересно. Творчески интересно. И только во-вторых я хочу это снять, потому что это имеет отношение к реалиям жизни, которой я сам живу. В этом смысле все картины наши с моим всегдашним сценаристом Александром Миндадзе сделаны с нуля, не похожи друг на друга. Очень сложно было переходить от одной к другой, каждый раз ты начинал как дебютант. Такая категория, как опыт, здесь не работает. Очень сложно, но интересно.

Поскольку съемки — действо коллективное, то очень важно, чтобы группа — операторы, актеры, художники, осветители — чувствовала интерес режиссера к этой работе. Тогда они подключаются. И как только группа почувствует, что режиссеру скучно, тут-то все и кончается.

Фаза написания литературной основы была в руках Миндадзе — после того как все было нами обговорено, проговорено, зачастую даже как-то безответственно, но количество уже переходило в какое-то качество, что это можно было записать. Он садился и писал основную болванку. И, когда первый вариант проходил, тут подключался я, потому что нужно было это превращать уже в киносценарий из литературного. Следующий этап — режиссерский сценарий. Так и шло.

Когда появлялись реальные актеры, реальная натура в виде погоды, реальные обстоятельства в смысле количества денег, приходилось все это перерабатывать. Каждый актер вносил свою данность. И когда в «Охоте на лис» появился Владимир Гостюхин, пришлось под него перестраивать диалоговую часть. Если серьезно подходить к сценарию, то работа над ним продолжается практически до конца, до сдачи картины. Потому что при монтаже ты тоже имеешь дело с драматургией.

Вот сейчас телеканал «Культура» готовит фильм на 50 минут о том, что я несколько картин снял в Серпухове. В одном и том же городе, но так, что не догадаешься. И «Парад планет», и «Магнитные бури», и «Остановился поезд». Им это оказалось интересно, мы поехали в Серпухов, я походил, показал, что к чему. Кино — это коллективное дело, и хорошо, когда это свой коллектив, твои единомышленники.

— Кажется, у вас всегда складывалось с коллективом...

— Да, всегда это были талантливые люди, мы работали дружно, с интересом — это очень важно. Хотя судьбы картин складывались очень тяжело. И моя команда не очень много зарабатывала... Ко всем фильмам были какие-то претензии.

Ментальность или идеология?

— Какого рода?

— В «Охоте на лис» (1980) передовой советский рабочий чувствует какую-то свою неполноценность. Что это такое? Такого не может быть! Нужно исправлять. Я отказывался, меня убрали с картины и уволили с «Мосфильма». Правда, всего на три дня, но было. Конечно, это был перебор. Фильм мой подправили, меня на работе восстановили. На картине остался один «рубец» в конце...

«Парад планет» (1984) я сдавал 9 месяцев. Мне давали третью категорию, рублем наказывали группу. А фильм в итоге получил главный приз кинофестиваля в Авеллино и специальный приз фестиваля в Сан-Ремо.

«Остановился поезд» (1982) на полку уложили — антисоветская, мол. Что помогало картины всегда отбивать — что там ничего антисоветского не было. Там все глубже. «Остановился поезд» — это что, про советскую власть? Нет, это про Россию в целом. Что-то в системе не то — даже не в системе советской власти, а в ментальности российской...

Я уже не говорю о «Слуге» (1988) — это не про какого-то чиновника советского, партийного, это шире: разговор о власти, безвластии и прочих глубоких вещах. Картина очень не понравилась Горбачеву, но все же была удостоена Государственной премии СССР, премии Альфреда Бауэра «За открытие новых путей в киноискусстве» и премии Берлинского кинофестиваля.

— В советские времена было труднее в плане идеологии, но были деньги, ресурсы, прокат был обеспечен...

— Прокат не то что был обеспечен, он работал феноменальным образом — сейчас невозможно поверить в то, что практически каждый зритель СССР имел возможность посмотреть ту или иную картину. Каждый. Пусть не в центральном кинотеатре, а в ДК, но все равно он ее посмотрит.

— Что изменилось в вашем творчестве после 90-х?

— Ничего. 90-е были сложнее по финансированию, но все равно я снимал то, что мне было интересно. Как раз «Время танцора» и «Армавир» (1991) снял. Все равно запускал те картины, которые хотел.

Снимать, быть режиссером вообще ужасно сложно. Если только есть какой-то движок у тебя внутри, только тогда это возможно. Думаю, это касается не только нашей профессии.

Неожиданный пиар

— Сейчас нет никаких сложностей, потому что не существует канала выхода картины к зрителю, — продолжает режиссер. — Вот картина «Матильда». Ну что там раздувать страсти? Кто ее толком увидит? Ну что схватились за Алексея Учителя? Пусть даже картину называют скандальной, но ее увидит такое небольшое количество зрителей, что ее «скандальность» не будет иметь никакого значения для общественного мнения большой страны. Власти просто таким образом создают фильму хороший пиар. Вот телевизор — другое дело, там по-прежнему огромные аудитории.

— А как приходят к вам творческие идеи, как подбираете материал?

— Осеняет нечто свыше, природа этого неясна. Никаких законов на тему, как нужно и зачем творить, нет. Не я это делаю, а кто-то свыше. Нужно просто прислушиваться к тому, что ТАМ творится. И не пропустить подсказки оттуда. Это очень ответственный момент.

— А как вы отбираете актеров?

— Мы же чувствуем талант. На психофизическом уровне. Для актера главное, чтобы было ЧТО играть. Когда играть нечего, берут известного актера, платят ему хорошие деньги, и он играет. Это как приманка для зрителя.

Есть много хороших актеров, но как только есть что играть, они играют, а если нечего, просто изображают. Вот прекрасная молодая актриса Лиза Боярская. Впервые увидел ее у Додина в «Жизни и судьбе», поразился. Хорошо сыграла она и Катерину Измайлову в «Леди Макбет Мценского уезда». А если пустая картина, предположим, то там ее талант и не проявится.

Те актеры, которые играют в репертуарном театре, находятся в более выигрышной ситуации, чем те, кто на вольных хлебах. Хотя, казалось бы, наоборот. Происходит следующее. В репертуарном театре то Шекспир, то Островский, то Вампилов, и воленс-ноленс они в этом варятся. Это означает возможность поработать с настоящей драматургией, хорошо выписанными ролями. И они как спортсмены, которые тренируются все время. И я предпочитаю приглашать таких. А те, кто бегает по сериалам, — им бы быстро-быстро что-то сделать, и до следующего сериала. Вот как Данила Козловский — талантливый парень, но его же затаскали уже! Пусть театру больше внимания уделяет.

И темы вечные, и проблемы...

— Что сейчас в ваших планах? Ведь с 2003-го, после «Магнитных бурь», вы ничего не снимали...

— Сегодня как раз сидел на телефоне и из Риги выяснял через своего директора, когда и что может определиться. В смысле доставания денег. Будет заседание правительственного Фонда кино. В России сейчас два источника финансирования: минкульт и вот этот фонд. Это двоевластие, два потока — чехарда, в общем. Ну и плюс деньги частные, которые есть.

— А на что добываете средства?

— У меня была идея проекта, который оказался дорогим. Был уверен, что деньги будут, и не уследил за изменением состояния кинорынка. Мне все говорили: да, да, конечно, мы обедали с теми, от кого зависит судьба финансов. И все осталось на уровне дружеского общения.

А почему нет денег на кино, а раньше были? Потому что открылись возможности, которых раньше не было, — можно их в офшор переводить, покупать недвижимость за границей. Зачем тратиться на кино?

— Ну как же, это же дело чести для тех, кто финансирует: мол, с моей помощью сделан хороший фильм, не однодневка...

— Да у меня речь шла о фильме за 20 миллионов. Но идея очень кинематографична. Про то, что состав крови у человека не изменился за 1000 лет. Поэтому мелодраматические и драматические пружины остались те же. Фильм о метафизике жизни, если так можно сказать.

Сюжет: детский врач, у него заболела дочка, и вокруг этого все разворачивается. Дело происходит в XIX веке: встречаются две подруги и делятся житейскими проблемами. У одной ребенок болен... Сложность еще и в том, что действие переходит из XIX в XX и XXI века. Это требует большого количества исторического сопровождения: костюмы, мебель, реквизит.

Теперь надо убедить «наверху», что это нужно. Хотя, казалось бы, на злобу дня тут ничего нет, вечные вещи. Вот уже много лет прошло, как я ношусь с этим фильмом. И я пока перешел на другой проект — скромную камерную историю про музейщиков, которые работают где-то в провинции. Но по нынешним временам это тоже три миллиона. А государство может дать только миллион. Вот я и занимаюсь тем, что ищу недостающие миллионы.

Как-то думал удешевить проект —была даже мысль снимать в Феодосии. Но сегодня тема Крыма приобретает совершенно иное звучание, столько подтекстов и слоев, совершенно ненужных. Один из них — музейщик бережно сохраняет историю. Какую историю?.. И так по списку.

С бутылочкой вина...

— Вы крещеный человек?

— Конечно, крещеный, православный, вся семья крещеная.

— Ну это понятно, жена ведь у вас грузинка. Сегодня у России с Грузией не такие простые отношения. Не отражается ли это на семье?

— Нисколько. Какие у нас друзья были, те же и остались. И ничего в этом смысле не изменилось — только общение затруднено. Любой россиянин сегодня имеет право прийти в аэропорт, сесть в самолет и без визы попасть в Грузию. А из Грузии без визы никто не может приехать. Даже родственников трудно пригласить. Не говоря уже о каких-то фестивалях. Это без поддержки МИДа сделать невозможно. А что сделала Грузия в ответ?

В Тбилиси ежегодно в октябре проводится Фестиваль российского кино. Причем фильмы показывают в самом центре, в кинотеатре на проспекте Руставели. И я там был неоднократно, показывал «Время танцора» и другие фильмы.

Вот были там года три назад. Прилетаем с женой в аэропорт. Пограничник ее пропускает, ставит штамп в паспорт, а потом достает из-под стола бутылку грузинского вина и вручает. А я грешным делом подумал: надо же, по национальности смотрит, своих оделяет! А потом и со мной произошла такая же история. И всем людям, прилетевшим из России, кто стоял за мной, тоже вручили по бутылке. Я заглянул под стол — там у пограничника несколько коробок с вином стояло.

— Так это же был замечательный маркетинговый ход — живая реклама грузинского вина! Вот оно сейчас и вернулось на российский рынок.

— Да, шутки шутками, но как бы нам в кино такие ходы придумать? Мы в советские времена пребывали в противоречиях с властью: общались с начальниками, чиновниками и цензурой, будучи в контрах фундаментальных, потому что по-разному отвечали на те или иные вопросы. А сейчас вопросы разные у художника, режиссера, литератора, с одной стороны, и чиновника — с другой. Интересы другие у чиновников. Кино порой их даже раздражает — на нем ведь не зарабатывают сегодня. Поначалу нравилось получать призы за рубежом, а сейчас и это неинтересно. На прокатную судьбу это не влияет, денег в казну не приносит... А наш зритель обделен.

Досье

Вадим Юсупович Абдрашитов — член Союза кинематографистов России и правления Гильдии кинорежиссеров, член жюри премии «Триумф», председатель правления киностудии «Арк-фильм» киноконцерна «Мосфильм», вице-президент Российской академии кинематографических искусств «Ника». Профессор ВГИКа, член ученого совета вуза, руководитель мастерской на кафедре режиссуры игрового фильма. Принимает очень активное участие в продвижении реформ в российском кинематографе и системе режиссерского образования. И считает, что кино должно воспитывать людей, которые будут задаваться вечными для России вопросами: что делать? кто виноват?