События

Была ли провокацией речь русского школьника в Бундестаге, как противостоять переписыванию итогов Великой Отечественной войны и почему ее история еще не написана, рассказал корреспонденту агентства «Минск-Новости» внештатный сотрудник Института военной истории Министерства обороны России, кандидат исторических наук Алексей Исаев, приехавший в Минск по приглашению медиаклуба «Формат А3».

— Алексей Валерьевич, начнем с нашумевшего высказывания мальчика из Уренгоя на трибуне Бундестага о том, что не все немецкие солдаты хотели воевать. Говорят, это не столько его вина, сколько системные проблемы в русском образовании. Как считаете?

— То, что вижу в случае с Николаем из Уренгоя, это, во-первых, действительно определенная неспособность формулировать свои мысли. Скорее всего, он просто хотел сказать о судьбе солдат и неожиданном повороте их жизни. Во-вторых, я не склонен осуждать парня, а вот о системе образования, и правда, задуматься стоит. Смотрите сами: на изучение истории Великой Отечественной войны в школе уделяется очень мало часов. Учителя поставлены в рамки этих самых нескольких уроков и вынуждены бежать галопом по Европам. Безусловно, присутствует человеческий фактор, но и преподавателей осуждать не стоит. Ошибки — в системе.

Сейчас кто-то говорит о провокации. Но! Если бы захотели нас обидеть, то речь была бы о 1945 годе, о неких действиях Красной армии на территории Германии.

— То есть о поведении советских солдат во время наступления?

— Да, представьте себе Второй Белорусский фронт в миллион человек. Естественно, среди этих людей были самые разные персонажи, в том числе судимые или склонные к насильственным преступлениям. Так вот, инциденты имели место, но с ними беспощадно боролись. Суть противостояния обличительных историков в этом вопросе сводится к тому, что начальники потворствовали таким действиям. Мол, идеология мести. А историки, которые работают с реальными документами, знают, что солдат настраивали на безукоризненное поведение, освободительную функцию. До входа на территорию Германии всем сообщили, что с проигравшей стороны будут брать репарации, поэтому войска не имеют права принимать на себя такие функции государства. И наказывали за это очень жестко — суды, отправки в штрафные части и расстрелы.

— Вернемся к образованию. Может, стоит ввести отдельную дисциплину или спецкурс по изучению истории Великой Отечественной войны?

— На мой взгляд, Великая Отечественная война — одна из опорных точек национального самосознания, причем не только в России и Беларуси, но и во многих других странах бывшего СССР. Поэтому, конечно, необходимо выделять больше часов на изучение именно этого периода. Странная ситуация, согласитесь, когда на Древний мир и мировую историю с абстрактными событиями в Западной Европе в Средние века уделяется больше времени, чем на изучение того, через что прошли наши деды и прадеды. К тому же, по логике, недавние события вызывают у людей больший интерес. А период Великой Отечественной сформировал страну, нацию.

— И все же со временем, согласитесь, интерес гаснет. Как же поддерживать тему на плаву, кроме дополнительных уроков для школьников?

— Свою роль должны выполнять музеи, фильмы. Вопрос в качестве, чтобы было интересно. Еще насчет забвения. Есть много событий, периодов, которые не забываются. Например, Гражданская война в США, ее хорошо помнят, это было событие, образовавшее нацию. В Великобритании прекрасно помнят Первую мировую войну.

— Кинематограф справляется с той ролью, о которой вы говорите?

— Ремейк советского фильма «Звезда», «Брестская крепость», как ни странно — «Сталинград». Это хорошие примеры. Откуда в списке картина Федора Бондарчука? На взгляд историка, в ней гораздо больше соприкосновений с реальностью, чем в фильме Юрия Озерова перестроечного периода. Из отрицательных — сериал «Штрафбат», фильм «Сволочи», которые снимали в пику советскому кинематографу и его клише. Но штампы ушли, а смысл, в том же фильме «Горячий снег», остался.

— К слову, о Брестской крепости. Вы не раз защищали ее от нападок тех, кто не верит в этот подвиг. Мы в Беларуси в нем не сомневаемся…

— В 90-е годы прошлого века появилось отрицание всего и вся. Начиная от легенд до реальных событий войны. Коснулись и Брестской крепости, не забыли о 28 панфиловцах, Космодемьянской и Матросове. Как раз крепость в Бресте все эти испытания современности выдержала, а углубленное изучение с привлечением документов противника только подтвердило подвиг солдат на границе.

Это пример отличной работы журналистов «Красной звезды», которые в документах немецкой 45-й пехотной дивизии обнаружили отчет о штурме крепости и сообщили о нем гражданам Советского Союза в годовщину начала войны — 22 июня 1942 года. Прекрасный образец описания самого настоящего, документально подтвержденного подвига.

— Вы много времени провели в архивах. Что больше всего поразило или, может, вызвало шок?

— Поскольку документы идут последовательно, самым страшным было читать о хорошо подготовленных в тылу людях, вооруженных формированиях, которые вступали в бой и оказывались разбиты. Засады, шквальный огонь при занятии высот, трагедии позиционных войн порой приводили соединение в негодность буквально за часы. При этом столь же поразительно было изучать взятие немецких фортов Советской армией. Например, крепость Познань, построенную в ХIХ веке, просто невозможно было захватить. Сегодня смотришь и не веришь: как это получилось? Но опытная армия, прошедшая от Сталинграда до границ Германии, обладала навыками, которые позволяли штурмовать такие сооружения даже без артиллерии.

— Говорят, что историю пишут победители. Почему же сегодня ее пытаются переписать?

— Историю никто не запрещал писать и побежденным. На мой взгляд, есть другая причина — проблема советской историографии, где были многочисленные умолчания. Это стало поводом для инсинуаций, фальсификаций. К сожалению, проблему пробелов в истории мы восполняем только сейчас, основываясь именно на документальной базе. Как надо было сделать раньше? Фронтовикам и офицерам с академическим опытом следовало в 1960–1970-е годы написать историю войны от первого лица. А получилось, что под идеологическим давлением иногда писались даже пустопорожние исследования.

— Часто можно услышать, что деды просто не хотели рассказывать о войне, даже своим семьям…

— Думаю, это было связано с тем, что для обычного человека война — шок. Страх, гибель товарищей. Это состояние не хотели переживать второй раз. При этом были люди, которые стремились этим поделиться. Считаю большим промахом свернутую после войны работу Спецкомиссии, которая опрашивала солдат и командиров. Она работала с начала Великой Отечественной и иной раз чудом успевала опросить тех, кто потом погиб. Это могло послужить истории сегодня. Да, сейчас тоже опрашивают ветеранов, но это уже капля в море…

Знаете, каждый раз, изучая новое сражение или эпизод войны, открываю для себя что-то новое. Думаю, история войны все-таки во многом еще не написана. По крайней мере, в современном виде, когда уже можно сопоставить наши документы с материалами противника. Многие события пока неизвестны, еще многое предстоит сделать.

Справочно

Алексей Исаев — автор двух десятков книг. Фактологическая база его работ — документы Российского государственного военного архива и Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации. Его «От Дубно до Ростова», «Георгий Жуков. Последний довод короля», «Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг», «Разгром 1945. Битва за Германию», «Антисуворов. Десять мифов Второй мировой», «Антисуворов. Большая ложь маленького человечка» рекомендованы не просто для прочтения, но и для изучения студентам профильных факультетов вузов в России и других странах СНГ.

Алексей Исаев долгое время работал с материалами в архивах Минобороны Российской Федерации, изучил сотни томов со свидетельствами того, с какими кровопролитными боями Красная армия в 1944–1945 годах продвигалась вглубь Европы к логову врага — в Берлин. И сегодняшние инсинуации по поводу неподобающего поведения советских солдат по отношению к мирному населению той же Германии, по мнению российского эксперта, не что иное, как попытка подменить исторические факты удобной политической риторикой.