События

Не так давно дочь легендарных авторов и исполнителей бардовской песни Ады Якушевой и Юрия Визбора по приглашению медиаклуба «Формат-А3» побывала в Вильнюсе и приняла участие в публичной встрече на тему «Репортаж в песне: Татьяна Визбор о творческой журналистской династии».

Корреспондент «Обзора» встретился с гостьей и постарался выведать у неё те подробности, которые не звучали во время вильнюсской встречи и с которыми можно познакомиться в полном видеоотчёте Владимира Клоповского на сайте www.obzor.lt. Насколько это удалось – судить читателям, однако в ходе подготовки материала вдруг совершенно неожиданно всплыл уникальный факт: в семейном архиве Визборов есть магнитофонная запись концерта Юрия Визбора-старшего в Вильнюсе. Когда именно и где именно сделана эта запись, неизвестно, поэтому «Обзор» и не приводит сейчас никакой конкретики. Может быть, наши читатели помогут нам в выяснении всех обстоятельств выступления знаменитого барда в литовской столице?

- Как часто Вам приходится принимать участие в таких встречах, как нынче в Вильнюсе?

- Я уже 26 лет работаю на радио, причём только на музыкальных программах, не имеющих никакого отношения ни к политике, ни к социальным аспектам. И если я во время каких-то встреч о чём-то рассказываю, то разговор, естественно, не может не коснуться творчества моих родителей.

Я веду многие вечера, фестивали, на некоторых из них я вообще - генеральный продюсер, то есть мне и самой есть что рассказать из своей личной жизни, но я вполне понимаю интерес собеседников к истории моей семьи.

Мой дед, выходец из Литвы, расстрелян 5 апреля 1938 года, у отца сборники не выходили. Их рассыпали. Пластинки не выходили, как наказание за одну конкретную песню, которую, наверное, можно назвать песней всех времён и народов. Я, например, лишь за вчерашний день слышала её сразу в нескольких вариантах:

«Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей,

А также в области балета мы впереди планеты всей».

Журналисты очень любят использовать цитаты из этой песни в качестве заголовков.

Моя мама в своё время даже собирала подобное, вырезала из газет…

- Жизнь у Вашего отца сложилась непросто, а каким было его отношение к стране, в которой он жил?

- Да все всё прекрасно понимали, в какой стране они живут. У отца был выход, но я начну здесь издалека.

Есть люди, которых интересует борьба человека с человеком. Социальный аспект, политический.

Если в бардовской песне брать, то это, конечно же, был Галич, отчасти – Высоцкий. Даже Окуджаву я не могу приписать к этому, остро политическому направлению.

А вот, что касается отца, то его интересовала борьба человека со стихией, то есть это был уход от какой-то политической реальности. Хотя все они начинали в «оттепель», это было самое прекрасное время, с которым они столкнулись.

Хотя, опять же, за ту же песню о ракетах и Енисее его фактически выбросили на десять лет из жизни. Ему пришлось скрываться, его радиостанция отправила на Дальний Восток, чтобы оградить таким образом от преследований. Его действительно не трогали. Он там ходил на подводных лодках, писал оттуда репортажи. К нему был приставлен кагэбэшник. Всё, как надо!

Его искренне не интересовала современная история, он не влезал в неё, хотя всё знал, о чём свидетельствуют и его дневники, в которых он писал и про афганские события, и про что угодно.

Я абсолютно точно знаю, что отец подружился с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым.

В кино есть такие люди – реаниматоры, которые спасают от полной смерти чужие проекты.

Отец был лидером, обладающим особым даром. Он был сценаристом творческого объединения «Экран», а их всего было четыре или пять человек. Ему не всегда давали снимать картины, которые он хотел бы снимать, а по большей части – не давали.

Но его при этом отправляли спасать картины, на которые уже были потрачены деньги, но их выпуск оказывался под угрозой.

И вот однажды его срочно вызвали в Ставрополь доделывать или переделывать картину, которая называлась «Хлеб лёгким не бывает». И была она посвящена Ипатовскому методу. Сегодня уже, я думаю, нужно уточнить, что этот метод родился в 1977 г. в Ипатовском районе Ставропольского края, где во время уборки урожая зерна в колхозах и совхозах создавали этакие ударные комплексные уборочно-транспортные отряды, что позволило убирать зерновые с высочайшей производительностью. А Михаил Сергеевич Горбачёв в то время был первым секретарём Ставропольского обкома партии. Они познакомились, подружились. А тогда только-только вышел фильм «17 мгновений весны», где сыграл мой отец, что также подогревало интерес к отцу.

Они очень долго переписывались, пока Горбачёв не пошёл на повышение. Он тогда честно предупредил отца, что теперь ему просто нельзя по статусу вести такую переписку. Но мне Михаил Сергеевич открытку подписал. В ней он отметил, что с моим отцом его связывала честная мужская дружба.

Отец очень хотел, чтобы Горбачёв пришёл к власти, ждал этого, но у нас, как известно, приходили к власти непонятные люди по непонятным причинам. Так что отец так и не дожил, когда Горбачёв пришёл к власти в стране. Он умер 17 сентября 1984 года, когда ему было всего лишь 50 лет.

- Получается, что он и не успел разочароваться в Горбачёве?

- Вы знаете, это всё равно был толчок. Если бы этого не было, неизвестно, что было бы сейчас. Если бы к власти пришли те люди, которые пытались сделать это в 1991 году, то я не знаю, во что бы это вылилось сегодня.

- Давайте вернёмся к «Борману» в «Семнадцати мгновениях». Сколько вам было лет, когда отец сыграл эту роль?

- По-моему, первый показ этого телесериала был в 1972 году. Я в это время была в пионерлагере «Светлячок», где была старшим в отряде. Там стоял маленький телевизор, а нас туда приводили человек 200, чтобы его посмотреть. Но это всё равно был подарок. Из пионерлагеря я писала отцу, что он должен вести себя в фильме правильно, а не то шестой отряд побьёт меня.

Популярность фильма была невероятной, историй с ним связанных – масса!

Согласитесь, это довольно смешно, когда Олег Павлович Табаков, царствие ему небесное, получил телеграмму, в которой семья Шелленбергов благодарила его за то, что он так хорошо сыграл их «дядюшку Вальтера».

Олег Павлович очень гордился этой телеграммой. Довольно странно – гордиться такой телеграммой?

- Да, двойственная ситуация…

- У отца же в этом плане всё иначе. У него тоже хватало историй, связанных с «его» Борманом. У меня даже есть целый цикл, который я назвала «Борманиада».

Самый известный случай – когда он улетал из Ставрополя, где, как я уже сказала, он снимал фильм об Ипатовском методе. Ему срочно надо было улететь в Москву, а это август, разгар отпускного сезона, билетов нет и не будет. И вот отец, ультрамодно одетый (я не знаю, где отец брал эти вещи, хотя никогда пижоном он не был, его даже называли «костюмный бард», поскольку он предпочитал выступать в костюме и галстуке), в аэропорту подходит к окошку администратора, приподнимает солнцезащитные очки и говорит: «Девушка, вы меня узнаёте?». Она понимает, что лицо ей явно знакомо, но не поймёт откуда. Тогда отец говорит: «Я – Борман». Девушка всплескивает руками: «Ах!» То, что «Борман» говорит по-русски, её не шокировало.

И тут отец выдаёт гениальную фразу, которую придумать просто невозможно: «Мне нужно срочно улететь в Мюнхен!»

Девушка в ответ виновато:

- А у нас на Мюнхен нет, только на Москву.

- Ну, давайте тогда в Москву!

И улетел.

Если же я начну вспоминать все подобные истории, то мы с вами не расстанемся до утра…

Могу только сказать, что этот странный образ до сих пор работает и то и дело касается меня и моих детей.

- А как жила ваша звёздная семья с сугубо бытовой точки зрения? Сложно представить, что бард Визбор занимался, например, починкой унитаза.

- Замечу вначале, что жили мы в коммуналке, хотя она и считалась очень престижной – в центре Москвы, рядом кремлёвские звёзды, Неглинная улица. Её можно назвать малонаселённой – у нас было всего лишь несколько соседей. Её в своё время получила моя бабушка, занимавшая большой пост: она была начальником службы гигиены питания в СССР.

Соседи также были людьми непростыми, и не только по причине своих должностей. Моей подружкой была Аська, дочка соседей Неймарков. Она была на полгода младше меня, но её постоянно ставили мне в пример, поскольку я считалась лоботряской, хотя и музыкально талантливой, а она очень усердно училась музыке и вообще была правильной девочкой. Но именно я, когда нам было года три, научила её пить молоко из блюдца, за что нас нещадно наказали. Поскольку блюдце это было нашего общего кота Фоки.

А ещё мы с ней катались на велосипеде по прихожей.

Аська, кстати, стала потрясающей пианисткой, но когда её семья уехала в Израиль, наши связи прервались, а мне теперь всё никак через соцсети не удаётся найти её снова.

Ванны у нас не было, поэтому каждую субботу мы с бабушкой ходили в баню, в Сандуны.

Так что детство у меня было замечательным, где бытовые моменты были совершенно не важны.

Папе приходилось часто уезжать в командировки, а потом и маме. И получилось так, что в первый класс меня собирали соседи. Потом они вспоминали, что в четыре утра я уже стояла с портфелем и большими бантами, боялась пропустить первый звонок.

Одним словом, кто был рядом, тот и занимался мной, нашим бытом. И это было естественно.

Отец же был убеждён, что каждый должен заниматься своим делом. Когда у него появился первый автомобиль, то стало ясно, что он просто повёрнут на своей машине, но при этом он сам за ремонт не брался. Признавался: «Я до сих пор не пойму, как она ездит».

Ещё случай: у бабушки на работе тестировали питание для космонавтов, и она принесла домой два тюбика с космической едой, чтобы вечером спокойно написать по ним отчёт. Но когда настал вечер, выяснилось, что родители перекусили кашей космонавтов, не обратив на этот момент никакого внимания. А бабушка ходила за ними и пыталась добиться хоть какой-то конкретики относительно нечаянно произведённой «дегустации». А те ничего не могли сказать в ответ: «Да, нормально было, вкусно».

- А когда вы переехали уже в нормальную большую квартиру? Двух- или трёхкомнатную, наверное?

- Да о чём вы говорите! Переезд, кстати, как раз по времени совпал с тем периодом, когда родители решили развестись. Но я, а мне было тогда семь с половиной лет, никогда не чувствовала, что у меня нет одного из родителей. Считаю это заслугой мамы. Я вообще долгое время не знала, что они развелись. К тому же я жила в разных семьях, в том числе и с Женей Ураловой, второй женой отца.

Мы переехали на Загородное шоссе. Причём, мама, которая недавно родила, выбирала между пятиэтажкой без лифта, абсолютная «хрущёвка», на Загородном шоссе и девятиэтажкой с лифтом в Бирюлёво. Мама сделала свой выбор, руководствуясь тем, что ей не понравилось название «Бирюлёво». Её святость и романтизм порой граничили с юродством.

В нашей однокомнатной квартире то и дело останавливались папины друзья, целыми группами, с рюкзаками. А папа с Женей Ураловой жили совсем недалеко от нас, потом они перебрались центр - в кооператив «Тишина», как его в шутку называли, поскольку там жили молодые артисты московских театров. Официально же этот жилищный кооператив на улице Малая Дмитровка (тогда улица Чехова) так и назывался – «Молодёжь театров».

Там жил, например, Никита Михалков, тогда ещё с Анастасией Вертинской, жили Леонид Каневский, Валентин Смирнитский, Михаил Анчаров, Григорий Лямпе, Аркадий Арканов, Марк Захаров… Там весь дом такой был.

- Дом сейчас не увешан мемориальными досками?

- Да ничего подобного! Мы пытались повесить там доску в память об отце, но нам разрешили только на Сретенке, где отец прожил 7 лет. Но на самом деле это оказалось лучше: там прекрасный старинный дом, где он, кстати, научился играть на гитаре, там он оканчивал школу, там его корни. 10 октября 2015 года эта доска была открыта. А каждый год 20 июня, в день рождения папы, во дворе этого дома проходит несанкционированный, но и никем не запрещаемый концерт в память о Юрии Визборе – «День рождения Юрия Визбора». Ставят микрофон, приходят зрители, а многие артисты из зала, где мы также проводим вечер памяти, потом отправляются в этот двор. Удивительно, но соседи не возмущаются, хотя там горлопанят до поздней ночи.

Сейчас организация памятных концертов лежит на мне, это огромная, тяжёлая работа, но справляться с ней помогает то, что люди охотно откликаются на мои просьбы, соглашаются выступать бесплатно. Надеюсь, что нам и в будущем году, к юбилею отца, удастся провести достойный концерт.

- А нет ли оснований для того, чтобы сказать, что время бардовских песен потихоньку уходит?

- Это заблуждение. Уже многие хоронили этот жанр, а бардовская песня жива и развивается. Наглядный тому пример – мои дети, Юрий и Варвара. Мне легко об этом говорить, поскольку я ими очень горжусь. Это как раз мостик между бардами шестидесятых-семидесятых и их сегодняшними продолжателями. Я многих мэтров переубедила на примере своих детей, знакомя мэтров с творчеством нынешнего поколения.

А Юлий Ким, не раз, к слову, выступавший в Вильнюсе с большим успехом, теперь является фанатом творчества моего сына.

Да, несколько поколений мы проиграли, там – вакуум, и нужно было перекинуть именно такой мостик. И это, на мой взгляд, удалось.

Недавно я была на концерте своей дочери, где публика была исключительно молодёжная. И многие были просто уверены в том, что Варвара поёт свои песни, а не своего деда Юрия Визбора или бабушки Ады Якушевой. Но песни Варвары – это всё же не повторение старых песен, они их интерпретировали, сделали понятными новым поколениям.

Я столько боёв выдержала с «хранителями», требующими, чтобы при исполнении старых бардовских песен сегодня ничего не менялось. Я им говорила, что при таком подходе вскоре в зале будут сидеть два человека – я и «хранитель».

А не так давно одного из самых юных фанатов Визбора-старшего и Ады Якушевой на груди принесли на концерт.

Это же так прекрасно, когда зал наполнен молодыми людьми, которые танцуют, поют.

Это жизнь, это новая жизнь.

Да, некоторые песни Галича, Высоцкого сегодня уже нужно объяснять. Я не знаю, к счастью или к сожалению. А песни моих родителей понятны и тем, кто вырос уже после того, как наша жизнь совершенно изменилась.

Любовь, дружба, верность – это всё общечеловеческие чувства. Другое дело, что чувства у нас сейчас замылены, их чуть ли не пошлостью считают, но в стихах они кристально ясны.

- А когда вы только начинали воспитывать своих детей, то целенаправленно пытались подружить их с музыкой, с творчеством своих родителей?

- Ничего подобного, я диски, ещё виниловые, с песнями родителей, прятала. Я им как-то нечаянно дала пластику Юлия Черсановича Кима «Рыба-кит», а было им тогда 2 и 4 года. Так они её запилили так, что мне было стыдно потом признаваться Киму, что я уже просто не могу больше слушать песни с этого диска.

Я всегда боялась, что у них может быть отторжение песен, написанных и спетых дедушкой и бабушкой.

Я в этой ситуации, скорее, наблюдатель: когда я замечала, что сын во сне как бы стучит по ударной установке, то у нас в доме вскоре эта установка появлялась. Но толкать детей к чему-то, что для меня важно, я себе никогда не позволяла.

Вместе с тем я не потакала любой прихоти детей, они должны были доказать, что чем-то заинтересовались по-настоящему.

Вот и с сыном: оказалось, что он мультиинструменталист, то есть человек, способный сыграть практически на любом инструменте. Он брал балалайку и играл на ней, брал баян и играл Билли Джоэла, пугая деревню. Вот так вот у него получилось.

А с Варварой было немножко по-другому. Когда я поняла, что для неё два плюс два равно пять, и то - очень ориентировочно, но зато ребёнок поёт, танцует, декламирует, то были сделаны соответствующие выводы. Но я – мать-самодур, мне нужно, чтобы ребёнок не просто поступил в вуз, но и сделал это обязательно с первой попытки.

Подготовка была чудовищной на протяжении двух-трёх лет. Мы пересмотрели репертуар всех самых шикарных театров Москвы. К счастью, отец был знаком с Петром Фоменко и другими театральными корифеями, и фамилия Визбор нам тут здорово помогла. И Варвара поступила сразу в пять театральных вузов.

- Может, вы уже что-то можете сказать и о внуках?

- У меня пока один. Это совершенно нормальный ребёнок. В отличие от моих, «слишком» одарённых, детей, Авдей у нас позитивный, светлый, контактный. Ему 8 лет, и у него каждый день – новое увлечение. Он лёгок в общении, он всех заводит, придумывает какие-то игры. Но при этом он развивается так, как надо развиваться.

- А как Вы отнесётесь к тому, если ваши внуки (давайте говорить во множественном числе) не станут продолжателями музыкальной династии Визборов?

- Мой отец был категорически против того, чтобы я шла в какие-то актрисы: мол, если человек думает и пишет, то пусть он вначале подумает и попишет, а потом уже делает следующий шаг. Он и сам никогда не предполагал, что будет актёром. А мой сын поступил вначале в финансовую академию, где проучился три года. И его там так ломало!.. После чего он поступил на бюджетное (!) отделение курса Кирилла Серебренникова Школы-студии МХАТ, не предупредив никого о таком повороте в своей жизни. И поступал он под другой фамилией. И как ни пытал его Кирилл Семёнович, откуда это у него, сын так и не признался. И лишь потом, наверное, Серебренников где-нибудь воскликнул, что, мол, я же знал, я чувствовал!

- Так, значит, если Авдей и его братья и сёстры будут заниматься тем, что близко их душе, то уже совершенно не важно, продолжится ли музыкальная традиция семьи?

- Я три года проработала в Молодёжной редакции Центрального телевидения, на популярных тогда программах «Весёлые ребята», «Адреса молодых», но когда я пришла после окончания журфака МГУ с направлением на телевидение, мне отказали, поскольку начальство считало, что у нас не завод «Красный пролетарий», трудовые династии тут не нужны.

Но я всё же, в конце концов, добилась своего и стала заниматься тем, что мне нравится, что мне дорого. Хотелось бы, чтобы и у внуков была такая же возможность – заниматься любимым делом.