События
Павел Басинский: «Некий древний страх перед Россией существует»Его книгами зачитываются все, кто любит русскую и мировую литературу, и даже тот, кому один из биографических бестселлеров Павла Басинского попадется случайно, оторваться от него уже не сможет и рискует стать запойным читателем классиков и прочих хороших писателей. В начале июля Басинский (уж простите, но тут возникает ассоциация с Белинским) по приглашению клуба «Культурная линия» побывал в Риге и встречался с латвийскими читателями. Rus.Lsm.lv также имел удовольствие побеседовать с ним. — Наверное, начнем вашего самого нового. Недавно появился ваш «невыдуманный роман» «Посмотрите на меня»? — У меня почти одновременно, в конце прошлого года и первой половине этого, вышло три книги. Это монография «Лев Толстой — свободный человек», «Горький. Страсти по Максиму» и «Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой». Все это — биографии. Понимаете, Толстой и Горький — это огромные фигуры, и я занимаюсь ими много-много лет. Первая моя книга о Горьком была издана в 2005-м, о Толстом — в 2010-м. А Елизавета Дьяконова — фигура как раз не крупная и даже малоизвестная. Эта купеческая дочка,
когда в России еще, собственно, не возникло движение феминизма. Высоко оценивала самостояние женщины, болезненно переживала, что у женщин нет тех же прав, что у мужчин. Выход видела прежде всего в том, чтобы получить высшее образование, и ей удалось поступить на высшие Бестужевские курсы, где преподавал цвет российской профессуры. Но когда Лиза их окончила, то поняла, что максимум, чего может достичь в России, — это стать начальницей женской гимназии. Она едет в Париж и поступает на юридический факультет Сорбонны. Два курса уже было пройдено, и с ней случилась странная история.
(были у нее проблемы), совершенно безответно. По дороге на каникулы домой, в Россию, завернула в альпийский Тироль, где отдыхала ее тетка — миллионерша Евпраксия Оловянишникова. Отправилась на прогулку в горы одна, хотя погода резко испортилась и девушку не отпускали. И — не вернулась. Ее искали месяц, пока пастух случайно не увидел недалеко от гостиницы, на краю водопада. Она лежала с переломанными ногами и абсолютно голая, вещи, связанные в узел, лежали рядом. Полиция пришла к заключению, что это была ненасильственная смерть, но причину так и не выяснила. В сундучке, оставленном дома, оказался ее «Дневник русской женщины». Смерть была столь необычной, что о Дьяконовой писали все газеты, дневник опубликовали, и он очень прозвучал. Потом Дьяконову забыли, дневник был переиздан только в начале 2000-х. И я написал ее биографию в попытке понять, что же произошло. Это не просто биография, но психологическое расследование. Недаром книга называется «Посмотрите на меня»: Лиза решила уйти — из-за неразделенной любви и оттого, что ее не поняли люди. Но
— Почему вы вдруг обратились к этой женской судьбе? Уникальная личность Софьи Андреевны Толстой вас увлекла настолько, что заставила вплотную заняться «женским вопросом»? Будет ли у этой темы продолжение? — Возможно. Я ничего не загадываю. Еще когда я писал первую книгу о Толстом, меня заинтересовала личность Софьи Андреевны и ее гениальный дневник. Не знаю более сильного женского дневника. Он, кстати, до сих пор опубликован только примерно на одну треть. Я держал в руках оригинал, и там есть такие детали... Письма Льва Николаевича также опубликованы не все, и, как ни удивительно, вообще мало издавались.
За границу Лев Николаевич выезжал два раза, в 1856-м и в 1860-м, и не жил там подолгу, а Софья Андреевна не бывала вообще. Толстой вообще ненадолго отлучался из Ясной Поляны. Отправился, например, в мае 1862-го в самарские степи, думая, что у него чахотка, — грелся там, пил кумыс... В Оптину пустынь несколько раз ездил, бывал в Киевско-Печерской и в Троице-Сергиевой лавре. Надолго они с Софьей Андреевной не расставались, тем не менее, их переписка — два тома писем Льва Николаевича к жене, еще больше написала ему она. И когда все это выйдет, их отношения предстанут немножко в другом свете. Литературовед Людмила Гладкова, которая затеяла публикацию, говорит, что это будет история невероятной любви. Так или иначе, тема женщины, обиды женщины, меня заинтересовала. Даже в историческом плане, потому что
которое было очень разным. У меня одна книга тянет за собой другую. А моя книга о Дьяконовой, можно сказать, началась с фотографии. Я увидел издание ее дневника с этим фото на обложке, и оно просто притянуло меня, как магнит. Его сделала гениальная Елена Мрозовская, первая русская женщина - фотограф-профессионал, чьи работы хранятся в Эрмитаже, как шедевры. Дьяконова ходила с туго стянутыми волосами и считала себя уродиной. Мрозовская заставила ее распустить волосы, вдруг оказалось, что Елизавета прекрасна и безумно привлекательна. Мрозовская заставила ее проявить свою сущность, которую она зажимала в себе. Фотографии вообще ведь иногда очень многое объясняют. Вот я занимаюсь Толстым и Горьким. Существует только одна подлинная фотография, где Толстой рядом с Горьким. Но в советское время в альбомах, посвященных Горькому, печаталось несколько фото, где запечатлен Толстой. В частности, «Толстой, Чехов и Горький в Крыму». Это 1902 год, когда Лев Николаевич отправился в Крым лечиться, но сильно простудился и чуть там не умер. Толстого навещали отдыхавшие там писатели, но снимался он только с Чеховым, Горького вмонтировали в советское время. — Софья Андреевна убедила Льва Николаевича сниматься и для кинохроники? — Первая киносъемка Толстого — это отдельная история. В 1908 году отмечался юбилей писателя, и известный фотограф, один из начинателей российского кинематографа Александр Дранков, поехал в Ясную Поляну и предложил Софье Андреевне поснимать Льва Николаевича. Она отказалась. Тогда он снял тайно, продемонстрировал, как это выглядит, она поняла, что это нужно сделать, и уговорила мужа позировать. Интересно смотреть эти кадры. С одной стороны, видно, что писатель нахмурился, ему не нравится, что его снимают, что трещит этот аппарат. А с другой, специалисты по кино говорят, что некоторые эпизоды явно постановочные и сделан не один дубль. — Вы как-то предложили объявить 2018-й Годом единства русских классиков. Поскольку отмечаются 200-летие Тургенева, 190-летие Льва Толстого, 150-летие Горького и 100-летие Солженицына, а подобного «пула» писателей такого масштаба, родившихся со сравнительно небольшими разрывами во времени, нет, пожалуй, ни в одной стране. На рижской встрече вы добавили к списку 125-летие Маяковского. И даже 80-летие Высоцкого — ставите его в один ряд с классиками? — Тургенев, Толстой, Горький, Маяковский, Солженицын — классика, вне всякого сомнения. Что касается Высоцкого, — понятно, он кумир. Я с невероятным интересом, уважением и даже почтением отношусь к этой фигуре. В своих песнях он ввел такое количество людей, это просто какой-то Некрасов по широте своего взгляда, пониманию разных социальных языков. И актер потрясающий. Но как писатель, конечно, Маяковский более интересен.
И, конечно, очень крупный поэт и, главное, — самый крупный реформатор поэтического языка. Так, как он, не писали в XIX веке, да, пожалуй, и в начале XX века тоже. Горького также пытались задвинуть. Но в нынешнем году его 150-летие отмечалось довольно широко. Скажем, в Нижнем Новгороде прошел многодневный фестиваль, приехало немало иностранцев, да и в Москве было довольно любопытно. — Горького вообще снова «признали» в последнее время?
«Знание» — совершенно потрясающая вещь, из маленького некоммерческого издательства было сделано издательство процветающее, в котором выходила лучшая русская проза, — и Бунин, и Куприн, и Андреев, и он сам, и Вересаев... Невероятна активность Горького в советские годы, когда он и журналы основывал, и Литературный институт. И, конечно, его участие в политике, его отношения с Лениным и со Сталиным, все это сейчас представляется интересным. — Стало особенно актуально? — И всегда было актуально, просто какое-то время интеллигенция старалась делать вид, что проблема «культура и власть», «литература и власть» не актуальна для нее. — Ваш документальный роман «Горький: страсти по Максиму» вышел к 150-летию «буревестника революции»? — Это все же переиздание моей книги, отредактированное и дополненное воспоминаниями и статьями о Горьком — Ходасевича, Чуковского, Шкловского... А новая моя работа, «Лев Толстой — свободный человек», это — опыт короткой полной биографии писателя. Люди сегодня все с большим страхом берут в руки объемные книги, и
Я не разбираю его художественные произведения, это другая задача. Анализ текстов пусть происходит на конференциях, в литературоведческих сборниках. Когда к этому сводится писательская биография, мне всегда кажется, что писатель просто неинтересен как личность. — Как в России отмечается юбилей Толстого? — В Ясной Поляне, как всегда, 9 сентября откроется съезд писателей. Там уже давно происходят такие собрания. Литераторы живут несколько дней, выступают друг перед другом, общаются, бродят по усадьбе... Ясная Поляна — это не только музей, это очень живое культурное место, там постоянно какие-то конференции и проекты. Вот недавно прошел международный театральный фестиваль «Толстой Weekend», где провинциальные театры показывали свои постановки по Толстому на открытом воздухе. Виднейшие кинематографисты устраивают там премьеры своих фильмов, что уже стало традицией. — И кстати, в июне в Ясной Поляне прошла встреча с создателями нового фильма Авдотьи (Дуни) Смирновой «История одного назначения», среди авторов сценария которого значитесь и вы. Это первый ваш опыт в игровом кино? — Я написал несколько сценариев для документального кино. С режиссером Максимом Гуреевым мы сделали фильм «Страсти по Максиму» о Горьком, его поездке на Соловки. А «История» — да, первая моя художественная киноработа. Это по реальному эпизоду из жизни Толстого, когда 38-летний граф выступил адвокатом на суде над солдатом, которого судили за пощечину офицеру. Случай я описал в книге «Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды». Был такой молодой поручик Колокольцев, он уговорил Толстого участвовать в этом процессе, сам входил в состав «тройки», которая решала, виновен солдат или невиновен, — и проголосовал за его виновность! То событие имело большое влияние на писателя. Сценарий мы писали с замечательной Анной Пармас (это она делает клипы для группы «Ленинград») два года, с перерывами. Фильм снимался в Ясной Поляне. В этом году на фестивале «Кинотавр» он получил приз за лучший сценарий им. Григория Горина и, приз зрительских симпатий. Лента выходит в широкий прокат в сентябре, но фрагменты тулякам мы уже показали. — Для Тулы подобные театральные и кинопремьеры — это, наверное, невероятные события? — Конечно, ведь это возможность встречаться с актерами и режиссерами мирового уровня, в том числе, иностранными. В Ясной Поляне я брал интервью у оскароносца Фолькера Шлёндорфа, который поставил там, на открытом воздухе, спектакль-однодневку по драме Льва Толстого «И свет во тьме светит». — Но не слишком ли все это большая нагрузка для святого для многих места? — Такая интенсивная жизнь Ясной Поляны нравится не всем, но то была идея праправнука писателя, Владимира Ильича Толстого, который в 1994-м стал директором музея-усадьбы. Некоторые протестуют, мол, нет, это музей, и траву вытопчут... Трава вырастет. В дом абы-кого просто так не пустят, и с ландшафтами ֫ тоже все строго. Удивительно, но
Я вот задумался над тем, что ведь Ясная Поляна при жизни Толстого была просто такой проходной двор. Террористы, толстовцы, пьяницы, сумасшедшие, соседские дачники, крестьяне... Кто только туда не шел! У Толстого было немало врагов, особенно во время его конфликта с церковью многие радикальные ортодоксы считали его дьяволом, врагом России и т.д. Но не было ни одной попытки покушения на него, никто не пытался его оскорбить. И никто его не защищал, кроме жены и секретарей. Судя по воспоминаниям людей, которые приходили к Толстому и видели его впервые, Лев Николаевич умел моментально очаровать человека. Сразу задать вопрос о том, что в данный момент человека интересовало больше всего. — Какие еще новые издания, публикации выходят к толстовскому юбилею? — Серьезная научная работа проводится в литературном Государственном музее Л.Н. Толстого в Москве (а это и научный институт, который был создан в 20-е годы стараниями ученика писателя, Владимира Григорьевича Черткова, а также Николая Николаевича Гусева, личного секретаря Толстого, и др.). Вышли мемуары Софьи Андреевны «Моя жизнь», почему-то не очень замеченные нашей читающей публикой, хотя раньше они появились на английском в Англии и произвели там фурор. Вышли очень обширные воспоминания сына, Льва Львовича Толстого. Периодически переиздаются дневники Толстого.
Это важно, потому что Толстой выходил очень небольшими тиражами. Первые тома 90-томника издавались до войны пятитысячным, а после войны — десятитысячным тиражом. Есть репринтное издание («Терра», 1992 — Н.М.). Но все это стоит дорого, а теперь можно читать Толстого и по телефону. — Вы отмечаете, что возрождается интерес к личности Горького, а что в этом отношении происходит с Толстым? — Горький, конечно, прежде всего, писатель. Каждое утро несколько часов писал — и написал 25 томов художественных сочинений. Это много, при том, что занимался литературной деятельностью 40 с небольшим лет. Но он еще и очень активно вторгался в жизнь.
— Влиять напрямую? — Влиять напрямую, участвовать в политике. Соединять друг с другом политиков, людей противоположных взглядов. И в этом было безусловное противоречие. И все это не без потерь для собственного «морального облика». Горький переписывался, общался с совершенно разнополярными людьми и таким образом связывал их. Больше того, Горький — это, безусловно, ключевая фигура для первых десятилетий советской власти, советской культуры. Он связывает политиков и интеллигенцию, интеллигенцию из разных партий, политиков разных партий, через него они могут как-то коммуницировать. А Толстой, казалось бы, должен уходить в прошлое, однако, как писатель с каждым годом становится все более и более актуальным во всем мире. И
— Но недавно британское издание The Telegraph в своем рейтинге величайших романов мировой литературы поставил «Анну Каренину» на третье место. Первую строчку занял «Моби Дик» Германа Мелвилла, на второе место издание определило «Миддлмарч» британской писательницы Джордж Элиот. — Это ненадолго. (Смеется.) Толстого бесконечно переводят заново. Причем
Казалось бы, что им роман о том, как русские прогнали французов со своей территории? Или о том, как женщина бросилась под поезд — как будто они любовных романов не читали... Я езжу по всем международным книжным ярмаркам. И когда спрашиваешь, кого они знают из русских писателей, почти всегда отвечают — Толстой, Достоевский. Сначала я думал, что люди издеваются и даже обижался, потом понял, что
— А Чехов? — Чехов в мире воспринимается как великий драматург, может быть, равный Шекспиру. Все мировые режиссеры обязаны поставить Пьесы «Чайка», «Три сестры», «Вишневый сад»! — В одном из давних интервью вы рассказывали об огромном интересе Западной Европы к современной русской литературе — изменилось ли что-то после 2014 года? — Нет. Расскажу, что происходило в этом году на Парижском книжном салоне, где Россия была почетным гостем. Тогда же возникла и эта полыхающая ситуация со Скрипалями. Макрон посетил первый день ярмарки и по протоколу должен был прийти на русский стенд, потому что Россия — почетный гость. (Надо отметить, во Франции очень неровно дышат по отношению к русской литературе и переводят всех современных писателей.) А Макрон не пришел! Так публика просто валила на все наши мероприятия, люди сидели, стояли. Позже я выступал во Франции несколько раз, давал много интервью, там две мои книжки переведены, «Святой против Льва» и «Лев против Льва». Никто меня не спрашивал про Крым, про свободу слова и прочее. И у нас на стенде тоже ни малейших агрессивных выпадов не было. Конечно, Захара Прилепина, например, меньше всего спрашивали о литературе, но его и рассматривали больше как политического деятеля, интересовались Донбассом. Некий древний страх перед Россией существует. Западная Европа до сих пор боится, что эта огромная непонятная страна неизвестно как себя поведет. Мы сколько угодно можем рассуждать на тему «хотят ли русские войны», — они живут совершено другими категориями. И в Америке искренне считают, что у нас по улицам ходят белые медведи. Вот это ощущение, что у них одно, а «там» уже какой-то невероятный экстрим, нечто запредельное, — оно так и сохраняется. — Вроде бы, если пугает неизвестное — так узнай! — Конечно. Вот считается, что «мы ленивы и не любопытны». Но ведь нас интересует всё. Нас интересует, как там живет Америка, еще в XIX веке все дети у нас были чокнуты на индейцах!
— Вы пишете и о классической и о современной литературе. Меня заинтересовало ваше наблюдение относительно того, что прозаики вашего поколения и чуть младше обратились сегодня к 80-м годам XX века. Почему это произошло, на ваш взгляд? — Понятно, что вновь входят в моду 60-е, довольно много одно время писалось и про 90-е, время после распада Союза: роман Леонида Юзефовича «Журавли и карлики», роман «1993. Семейный портрет на фоне горящего дома» Сергея Шаргунова... А вот
В прошлом году Шамиль Идиатуллин получил премию «Большая книга» за роман «Город Брежнев» — такие подростковые впечатления от 80-х. Роман Александра Архангельского «Бюро проверки» вошел в шорт-лист «Большой книги» сейчас. О 80-х роман Алексея Варламова «Душа моя, Павел». Ну, и новый роман Юрия Полякова «Любовь в эпоху перемен» — попытка разобраться в эпохе Перестройки. Я и сам начинаю вспоминать об этом времени. С одной стороны, конечно, было много абсурда. Даже не идеологического, а «ритуального»: С другой стороны,
Хотя оно было очень некомфортным, приехать в город и устроиться в гостиницу — это было невероятно. Все, кто при СССР побывал в членах Союза писателей, сегодня сокрушаются: «Господи, мы ж такие были крутые тогда вообще!» Ты член Союза писателей? Всё, ты уважаемый человек. А что значили журналистские «корочки»! Сегодня же, покажи их — и к тебе будут относиться еще хуже. И, в общем-то, страну отдали легко. ПЕРСОНА Павел Басинский (1961) — российский прозаик, литературовед и критик, журналист, кандидат филологических наук. Член Союза российских писателей (1993), академик Академии русской современной словесности (1997). Входит в постоянное жюри премии А. Солженицына (1997). Лауреат премии «Антибукер» (в номинации «Луч света»), Национальной литературной премии «Большая книга» («Лев Толстой: бегство из рая», 2010). Член жюри литературной премии «Ясная Поляна» и премии Александра Солженицына. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького и аспирантуру при нем, защитил кандидатскую диссертацию по теме «Горький и Ницше». Преподает в Литинституте. С 1981 года печатается как критик в «Литературной газете», толстых журналах, Интернет-журнале «Русский переплёт». Обозреватель отдела культуры «Российской газеты». Составил сборники произведений Максима Горького, Леонида Андреева, Осипа Мандельштама, Михаила Кузмина; антологии «Деревенская проза», «Русская проза 1950—1980 гг.», «Проза второй половины XX века», «Русская лирика XIX века». Автор экспериментального универсального русского романа «Полуденный бес», биографических бестселлеров о Максиме Горьком, Льве Толстом и других русских классиках; книг «Сюжеты и лица», «Русская литература конца ХIX — начала ХХ века и первой эмиграции» (в соавторстве с Сергеем Федякиным) и др.
|
|
|||||
|
Ваш комментарий