События

Американский астронавт: «Вы, русские, — особенные. Вас за это не любят».

Наталья Лебедева, Vesti.lv Источник (ссылка откроется в новом окне)

Встреча с летчиком-космонавтом, героем России Александром Лазуткиным по проекту «Культурная линия» собрала рекордное число участников. В конференц-зале не было места, люди толпились и снаружи, у открытой настежь двери.

В зале было много детей — вопросы юная аудитория задавала вполне серьезные.

Гость и в самом деле необычный. Он провел в космосе, на корабле «Союз ТМ-25» и орбитальном комплексе «Мир», полгода, и это была одна из самых экстремальных в истории человечества космических экспедиций. За этот полет Александр Лазуткин удостоен звания Героя России и награжден двумя медалями американского агентства NASA.

Наш гость был директором Мемориального музея космонавтики, а ныне — начальник отдела в Центре подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина в Звездном городке и зам. генерального конструктора НПП «Звезда», где создаются системы жизнеобеспечения летчиков и космонавтов, а также средства спасения экипажей и пассажиров при авариях. Космонавт Лазуткин — автор интересного образовательного проекта «Космическая Одиссея».

Но главное — негромкая, но явная харизма этого человека. Его можно слушать бесконечно, рассказывал он просто, по—житейски доверительно. И чувствовал, что он такой же, как и ты, но вот у него получилось...

Когда пожар и ДТП

Конечно, мы сразу поинтересовались тем, какие экстремальные ситуации Александр Иванович переживал в космосе и как из них выходил экипаж.

— Космический корабль умный, орбитальная станция тоже неглупа, да и космонавтов сильно тренируют. Все это вместе — надежная система. Независимо от того, что происходит, мы всегда все стараемся выполнить.

И вот мы стартуем. А за 2–3 дня до нашего старта в газете дали сообщение, что экипаж летит на неподготовленной ракете. Откуда это взялось? Была причина — на космодроме в Плесецке должна была стартовать точно такая же ракета-носитель, только раньше. Старт прервали, обнаружив неполадки. А мы должны были на такой же ракете лететь позже, с Байконура.

И по закону должны были нам старт отменить, чтобы разобраться, есть ли причина для беспокойства. Я тогда боялся только одного — так хочу полететь, а тут вдруг перенесут этот старт куда подальше и не сбудется моя мечта...

Все же стартовали. Корабль через 9 минут после старта вышел на орбиту, мы наладили связь с ЦУПом, и главный оператор нам говорит: «Ребята, все нормально, но маленькая заминочка — у вас недораскрылась одна антенна». Батареи солнечные раскрываются и все прочее. А если эта антенна недораскрылась, то она уже не участвует в контуре управления. Первая нештатная ситуация.

Дальше летим к станции двое суток. Через сутки у нас авария на корабле, выходит из строя какой-то блок управления — не мы виноваты. Опять же включается резервный блок — летим дальше к станции в автоматическом режиме. Задача космонавтов — сидеть, смотреть в окошко и контролировать, так ли все идет.

Мы очень близко подошли к станции, оставались какие-то 1,5 метра, несколько секунд — и мы бы ее коснулись, начался бы процесс стыковки. И вдруг у нас высвечивается табло «Авария», корабль останавливается и начинает улетать. Командир берет управление в свои руки, и мы стыкуемся — в ручном режиме.

Я летел первый раз и поэтому до того спрашивал у опытных космонавтов — сколько может быть нештатных ситуаций? Ответили — станция новая, работает нормально, ну 3–4, может, пять. Когда стыковались со станцией, загнул три пальца, думаю — три прошли, еще полгода, ну, максимум две, думаю.

Через две недели на станции пожар — загорелись кислородные шашки, это довольно серьезная нештатная ситуация. Пожар крайне редко регистрируется в космосе. Когда пожар потушили, я загнул 4-й палец. А командир ко мне подлетает и говорит: «Саша, вообще-то это была серьезная авария, она тянет на две». Я вздохнул с облегчением — пять!

А следом отказала система, которая кислород качает, потом система теплорегулирования, потом другие. Я уже перестал загибать пальцы...

Дальше произошло космическое ДТП, когда грузовой корабль «Прогресс» врезался в станцию и пробил корпус. Полностью пропало электричество — когда это случается, на станции ничего не работает.

В эти моменты каждый из нас услышал космическую тишину, потому что обычно на станции все звучит, она как живая, жужжит постоянно, чуть потише, чем самолет, когда летит.

Все эти поломки продолжались до конца полета, и, когда мы уходили со станции, в своем репортаже сказали — дай бог, чтобы все нештатные ситуации мы на себя забрали, а у другого экипажа, который придет, все было бы без сбоев.

Мы пошли на посадку, вошли в плотные слои атмосферы, увидели со стороны, как корабль горит. Душа моя окрепла, я уже не трепетал перед нештатными ситуациями. У нас открылся парашют. Но мы не могли связаться с Землей, потому что у нас передатчик вышел из строя.

Дальше при приземлении мы очень сильно ударились, но это было моя первое приземление, и я подумал, что так и надо. Когда приехали люди из поисково-спасательной службы, открыли люк и спросили: «Как вам?», мы ответили — ну ничего, нормально. А они отвечают: «У вас не сработали двигатели мягкой посадки».

МКС и санкции

Многих в прежние годы мучил вопрос — можно ли было сохранить станцию «Мир»? Космонавт Лазуткин считает, что уже тогда сработали американские «санкции».

— Эти санкции давно уже нас кусают. В самом начале, когда все было в Союзе на позитиве и возникла идея создания Международной космической станции, нас уже прижимали. Они практически заставили нас ликвидировать советскую станцию «Мир».

Мы говорим, что нашли средство сберечь станцию «Мир», стыкуя модули по—другому, — так, мол, сэкономим миллионы и миллионы долларов. Они — нет!

А когда появилась МКС, в самом начале американцы говорили — кто будет хозяином на станции? Говорим, Россия, а они — нет! Каким будет рабочий язык на станции? Предлагаем русский и английский. Отвечают — нет, только английский. Какой ЦУП будет управлять, спрашивают. Мы говорим — два ЦУПа. Наш работоспособный и их.

И с этого началось. Я как раз попал на этап подготовки МКС и увидел, что масса американцев, астронавтов, работников их ЦУПа говорят со мной по-русски. Я им отвечаю — мол, рабочий же язык сделали английский! А они сами, увидев русского человека, начинали говорить по-русски.

Потом у американцев стали возникать проблемы — у них же не было опыта работы на станции, даже опыта планирования. И они стали обращаться к русским — помогите!

За техническими проблемами пришли природные — шел ураган в Техасе на ЦУП. Управление все перешло к российскому ЦУПу. Спрашивается — за что боролись в самом начале? Хотели быть главными?..

Так и сейчас — какие-то санкции вводят.... Мы сколько лет работали без них!

Вот запускали первый экипаж на МКС, там был один американец. Летели они на нашем корабле, на модуле, который сделала Россия. Командиром экипажа должен был быть русский. Они продавили — американец. Когда опытнейший Анатолий Соловьев, который изначально был назначен командиром экипажа, узнал о таком решении, отказался лететь. Со словами: «Как я буду подчиняться этому человеку? Я 16 раз выходил в открытый космос и пробыл там больше, чем он в целом налетал на корабле». Поменяли Соловьева.

Было — не было

— Как вы считаете, были ли американцы на Луне?

— Я всегда считал, что были. Мне было 12 лет, когда они полетели, и, наверное, лет 14, когда закончили летать на Луну. Я тоже находился под этими чарами — слушал тех, которые говорили, что они не были, потому что и поверхность Луны должна быть другой, и все другое. Это говорили люди, которые ни разу не ступали на Луну. И ни разу мы не слышали какого—то сомнения от астронавтов, космонавтов, профессиональных специалистов.

На мой взгляд, есть два неубиенных довода того, что полеты были. Первый — они привезли 300 кг лунного грунта, которым поделились и с нашими учеными. У наших и раньше был лунный грунт, и уже тогда можно было сравнить образцы.

Второе — они установили на Луне уголковые отражатели. Что позволяет лазерному лучу, отразившись, вернуться в ту же точку, откуда ушел. Это оптическая штуковина, с помощью которой замеряется расстояние между Луной и Землей. И ученые всего мира этим пользуются, изучают Луну. Без этих уголковых отражателей этого сделать было бы невозможно. Поэтому — были.

Невесомость — радость или испытание?

— Когда я полетел, у меня были три мечты. Первая — увидеть Землю со стороны, вторая — полетать в невесомости и третья — выйти в космос.

Когда взлетели, первым было разочарование: «Я так и знал, что Земля круглая».

Невесомость — шикарная вещь, человек всегда мечтал летать, а там летаешь и не боишься удариться, упасть, можешь сделать все, что ты хочешь. Райская жизнь!

Но через дня 2–3 пребывания в этой райской жизни начал чувствовать тошноту. Она все увеличивалась с каждым витком станции. И этот процесс продолжался неделю. Уже на третий день я пожалел, что стал космонавтом. При этом еще голова болит — кровь к ней приливает. Все так привыкают. Кто-то страдает больше, кто-то меньше.

После приземления чувствовал себя очень плохо. Но с каждым новым днем ощущал, что все здоровею и здоровею. Это происходило в течение месяца и приносило огромное наслаждение.

...О своих ощущениях в космосе, на станции Лазуткин говорит так:

— Первое — это страх. Летим к станции «Мир», вижу ее огромные размеры, подлетаем, и я даже боялся нажимать там поначалу какие-то кнопки. Ведь на Земле у нас инструкторы, и что бы ты ни сделал — все равно откроешь дверь и выйдешь из корабля назад к людям. А тут — ничего.

Но нештатки, которые случались, делали меня все сильнее и сильнее, и я уже не боялся. Чувствовал станцию как доктор, который долго лечит человека и знает его с ног до головы.

Пролетая над Землей, чувствовал, что все мое начальство — подо мной. Это очень приятное чувство!

«В мире существуют русские и иностранцы»

— У вас был в экипаже гражданин Германии. Как складывались ваши отношения? Работает ли поговорка — что русскому здорово, то немцу смерть?

— Что касается немца, там было все нормально. Когда я полетел, думал, что чаша конфликтных ситуаций меня миновала — по натуре я неконфликтный человек, живу с установкой, что все вокруг братья и все хорошие. Тем более, с кем только не полетишь, если тебе хочется в космос! Когда на полгода полетел, мысли не было, что с кем-то буду ссориться.

Но пришлось. Американцу на станции нужно было провести эксперимент. Пожалуйста! А потом немец жалуется, что американец поставил свой ящик так, что он может упасть. Подхожу к американцу и говорю: «Ты что это так поставил свой ящик?» А он мне отвечает: «NASA выкупила это место».

Проблема была в том, что мы не знали, что такое американский менталитет. И конфликтовали оттого, что не могли понять и принять этого человека.

У американцев очень развит эгоцентризм — самое главное это я, а все остальное потом. Вот американец готовился к Земле и спросил — можно я поставлю свои ящики в свободную комнату, их 12–15 штук. Конечно, отвечаю. Так он поставил и убрал мой чемодан! Отбросил в конец модуля. Сказал, что некрасиво было с моим чемоданом. А он, мол, уже и фотки на Землю послал, а твой чемодан некрасиво стоял. Мы заспорили — культурно. Я ему только сказал, что так не делают.

Или другой случай. У нас сломалась аппаратура, которая производит кислород, и та, которая забирает углекислый газ. Единственный способ сэкономить кислород — поменьше его потреблять, то есть, к примеру, не заниматься физкультурой. На том и порешили.

А Джерри все равно занимался. Мы его спрашиваем: «Что ты делаешь?». А он отвечает, что хочет приземлиться здоровым. «Но ведь нам нужно дождаться грузового корабля, который привезет нам эту помощь!» «Это не наши проблемы, — говорит он. — А проблемы Земли».

Сломалось что—то, надо починить — и мы все работаем, не считаясь со временем. Нам уже надо идти спать, но продолжаем работать. А американец преспокойно желает всем спокойной ночи и удаляется.

Нельзя не любить человека из-за того, что он воспитан в такой системе, где человек — в центре всего. Правда, потом прилетел второй американец, который сказал, что прибыл, «чтобы вам было со мной хорошо». Но были моменты, когда он говорил: «Я не могу» — после космического ДТП, когда мы работали днем и ночью. А Майкл шел спать.

Мы с ним это обсуждали, он говорил: «В мире существуют русские и иностранцы. По менталитету, взглядам на жизнь. Все остальные народы похожи, но вы, русские, — особенные. Вас за это не любят. Вы единственные, кто способен сострадать. Вы живете не для себя, а для кого-то».

Неправильная расческа

— Вы рассказывали в интервью о трудностях психологической совместимости. Разве космонавтов не тренируют в этом направлении?

— Когда на Земле общаемся с большим количеством людей, ничего такого не происходит. Ну что—то не заладилось в отношении одного человека — переключаю центр внимания на другого, стараясь уйти от того, кто мне не нравится.

А там уйти ни от кого нельзя. У меня командир был, и настал момент, когда мне показалось, что он причесывается как—то не так. Не прическа его раздражала, а то, КАК он это делает. А потом заметил, что он еще и кушает не так. И эти мелочи стал нарастать, как снежный ком — до конфликта оставалось совсем немного.

Потом понял — мы должны мириться. Это не воспитание, а какое-то внутреннее человеческое чувство.

Делаю вывод, что самый крепкий экипаж — три человека. Был случай, когда завтра нужно лететь, но космонавты так ссорятся, что этот экипаж не летит, а посылают дублеров.

Другой экипаж — вынуждены были прервать полет, потому что из-за психологической несовместимости люди стали неадекватно реагировать на происходящее, страдал процесс управления кораблем и т. п.

Третий экипаж — психологи предупредили, что будут проблемы. Хотя люди были оба замечательные. Были проблемы, потребовалась помощь психолога. А после на Земле они даже ходили разными маршрутами. Если один узнавал, что там—то будет другой, не шел.

— Можно ли употреблять на станции алкоголь?

— Станцию очень трудно увести в сторону, если ни до чего не дотрагиваешься. Более того, мы всегда к спиртному относимся хорошо. Пить нельзя, но то Новый год, то у кого-то день рождения, то у его ребенка. Мы ведь по полгода — по году в космосе. Единственная отдушина — психологически — собраться и выпить по глоточку коньяка. Именно коньяка — не знаю, почему именно.

— А откуда алкоголь на станции?

— Секрет...

Совет сторожа в космосе

Наш гость с самого детства хотел стать космонавтом. Но учился не на отлично.

— Когда полетел, пожалел, что не учился на отлично, потому что там нужно все знать.

Когда в нас врезался корабль, все выключилось и закрутилось, связи с Землей нет, электричества нет и не у кого спросить, что нам делать.

Тогда решили как-то выкарабкиваться. Нужно было первым делом узнать, с какой скоростью мы вращаемся. А как узнать?

И я вспомнил, что когда-то в школе один дядька, кажется, школьный сторож, научил меня, как определить скорость движущегося автомобиля. Ты расставляешь указательный и большой пальцы и отсчитываешь время, когда автомобиль въехал и выехал за этот промежуток. Ну и дальше угловой размер пальца такой-то — и все. И мы применили тот же метод! И таким образом вычислили значение скоростей.

Пройтись на руках

— В каких странах, кроме Латвии, вы выступали?

— В Америке, выступая перед школьниками, рассказываю им то и се. Слушали не особенно внимательно, как-то надо сказать, что космонавты сильнее, чем астронавты. Космонавты — это только русские. И ввернул такую фразу, что космонавты могут все.

Поднимается рука: «А можете ли вы так же сделать?» И выходит его темнокожий друг и делает стойку на руках. Зал внимательно следит за мной. А я преспокойно встаю на руки и прохаживаюсь по кругу. Они же не знали, что я мастер спорта по спортивной гимнастике! В итоге сорвал овации, а дальше все внимательно слушали.

А вот другой случай, где также гимнастика пригодилась. Пригласили как-то меня в Бразилию, я поехал один. И меня там позвали на бразильянское шоу. Большой зал, сцена, подиум, туда привозят туристов и рассаживают.

Задача конферансье — вытаскивать гостей из разных стран и играть музыку той страны. Испанец, к примеру, выходит, танцует и поет. И вдруг конферансье вызывает меня, а оркестр начинает играть «Калинку». А я и не знаю, что делать — танцевать не умею, петь не любил. Между тем все ждут какого-то шоу от меня, конферансье протягивает мне микрофон.

И тут я становлюсь на руки и неожиданно для себя переступаю руками в такт музыке. Овации сорвал. А потом подумал: мы должны уметь делать все — петь, танцевать, вязать...

Ваш комментарий

Чтобы оставить комментарий

войдите через свой аккаунт в соцсети:

... или заполните форму:

Ваше имя:*

Ваш адрес электронной почты (на сайте опубликован не будет):

Ссылка на сайт:

Ваш комментарий:*


Александр Лазуткин

25 июня в рижском клубе «Культурная линия» принимали в гостях Героя России Александра Лазуткина – летчика-космонавта, участвовавшего в 1997 году в одной из самых экстремальных в…… →

Фото
Видео
Статьи