События

Чем чревата борьба с памятником Пушкину в Риге? Как беречь и сохранять русский язык за пределами России? В чем заключается русская национальная идея? 30 июня в прямом эфире радио Baltkom в рамках рижского проекта «Культурная линия» при содействии международного медиа-клуба «Формат А-3» состоялась крайне актуальная и важная беседа с ведущим в мире специалистом по Достоевскому, членом Совета по русскому языку при Президенте России, профессором Литературного института, писателем, поэтом, историком и телеведущим Игорем Волгиным.

Беседа проходила в формате видео-радио моста с Переделкино – самой знаменитой подмосковной обителью русских писателей и поэтов. Вопросы для Игоря Волгина поступили от латвийских журналистов и радиослушателей, а также из Литвы и Эстонии. Ответы профессора – это пища для размышлений для каждого, кто считает себя частью Русского мира.

Почему России нужна языковая политика?

-- Язык - это главный стержень и нации в целом, и общин, и диаспор за пределами России. Это неписанная конституция российского государства. Главная скрепа нации. И скрепа тех людей, которые находятся за пределами территории России. Если есть язык, то сохраняется связующая нить диаспоры.
Знаете, у Ярослава Смелякова были такие стихи:

Владыки и те исчезали мгновенно и наверняка, когда невзначай посягали на русскую суть языка.

Мандельштам в дореволюционное время написал статью, в которой сказал, что Чаадаев, говоря о ничтожестве русской истории забыл одну вещь – он забыл упомянуть русский язык. Потому что такой язык как русский мог быть дан только великому народу – столь богатый, столь пластичный, столь мощный. Русский язык, говорил Мандельштам, это не только дверь в историю, но это сама история. И онемение двух-трех поколений может привезти Россию к исторической смерти. Это очень важная мысль. Потому что самое страшное для человека русской культуры – это утрата языка. Потому что культура и есть язык.

И в данном контексте надо понимать, что покушение на язык – это прежде всего покушение на человека. Поэтому, конечно, наше государство должно поддерживать русский язык во всем мире. Как это делают другие страны. Франция, например, которая выделяет сотни миллионов евро на продвижение своего языка в мире. Потому что через язык идет не только приобщение к культуре страны, но и к политике страны. И к настоящему страны.

За язык надо бороться! И Россия, как страна-носитель языка, должна здесь выступать в качестве коллективной Арины Родионовны. Чтобы заботиться о своих подопечных и внутри страны, и за ее пределами.

Я не знаю какая у нас языковая политика зарубежная, хотя я и член совета по русскому языку при президенте России. Но, конечно, у нас должна быть всеобъемлющая программа на государственном уровне по продвижению языка. И внутри страны тоже.

Скажу вам такую вещь – я много лет выступаю за то, чтобы ввели выпускной экзамен по русскому языку не только в школе, но и во всех вузах. Потому что вы не представляете, что порой происходит на вступительных экзаменах. Когда абитуриент с блистательным ЕГЭ пишет диктант и делает тридцать ошибок на одной странице. Более того я предлагал в свое время ввести экзамен по русскому языку для чиновников. Как было при Сперанском, который ввел для чиновников не только экзамен по русскому, но и экзамены по истории и физике. Что вызвало большую ненависть дворянства и обернулось для Сперанского ссылкой. Не только поэтому, конечно. Но люди должны быть грамотными.

Знаете, как у Ежи Леца есть такое выражение «Неграмотные вынуждены диктовать». И как еще кто-то говорил – «Грамотность – это последнее прибежище интеллигента». Язык – это гораздо больше, чем средство общения. Это жизнь.

Об особенностях русской национальной идеи

Я много раз говорил, что если из истории России изъять биографии ее великих людей, то это будет другая страна. Россия без Пушкина, без Достоевского, без Толстого – это другая Россия. У нас все давно ищут русскую национальную идею, и она никак не ищется, потому что на самом деле она у нас давно есть – это наша культура и наша литература. Потому что в нашей литературе сконцентрированы все нравственные посылы нации, все ее главные моменты.

Когда в Белинский в споре с Достоевским утверждал, что Татьяна сделала ошибку, когда не пошла за Онегиным, Федор Михайлович не случайно ему отвечал, что русская женщина не могла бросить и предать своего мужа. Не могла и все. Я однажды по этому поводу даже сказал шутку, которую многие восприняли всерьез: «Если бы Татьяна пошла за Онегиным, то российская история завязалась бы по-иному, и мы бы давно примкнули к мировой цивилизации».

Нравственные критерии, которые выработала российская словесность – они общенациональны. Как этому учить молодое поколение? Только одним способом. Должен быть талантливый учитель. Никакие учебники, никакие книги не помогут, если нет доверия учителю. Нужен авторитет личности.

Почему литература не может говорить на языке народа

Много лет назад у меня была большая статья на тему использования русского мата в современной литературе. И эта статья актуальна до сих пор. Понимаете, какая штука. Введение мата в литературу разрушает мат. И надо беречь мат от литературы, а не литературу от мата. Ненормативная лексика – культурное явление, но внетекстовое, внелитературное. Маяковский упомянул дважды ненормативную лексику, но это было абсолютно необходимо. А он не самый нежный поэт. Потому что мат – это сверхсредство, его можно использовать в исключительных случаях. Когда же это становится вещью обыденной, то мат введенный в текст становится пошлым. Он становится буржуазен.

И сейчас идет разрушение мата как культурного явления устной речи. И когда мат употребляется как что-то расхожее – это отсутствие вкуса. Мат на письме звучит совершенно иначе, чем в устной речи.

У Достоевского есть рассказ, где пятеро мастеровых выражаются с помощью только одного короткого ненормативного слова, умудряясь объяснять с его помощью даже самые глобальные явления. Потому что мат выражает все эмоции – от глубокой печали до восторга. Ну, если наши писатели дорастут до такого уровня как Достоевский…

Глубоко убежден, что в литературе мат не утвердится. Как говорил Бродский, что если гомо сапиенс хочет таковым оставаться, то народ должен говорить на языке литературы, а не литература на языке народа. Это глубокая мысль.

Про памятник Пушкину в Риге и борьбе с историческим прошлым

Накануне дня рождения Александра Сергеевича Пушкина в Латвии разгорелась горячая дискуссия. Известная эксперт по СМИ профессор Латвийского университета Сандра Вейнберга заявила, что в Риге не место памятнику Пушкину, что по своей сути такие памятники смехотворны и унизительны. Рижский памятник Пушкину она назвала нелепым, поскольку поэт никогда не воспевал Ригу. Игоря Волгина попросили прокомментировать этот «выпад» латышского профессора с высоты своего литературного и исторического кругозора.

Что тут можно сказать? Смехотворно и нелепо делать такие заявления. Пушкин - мировой символ. В Москве, например, стоит памятник Шота Руставели. Какое отношение Шота Руставели имеет к Москве? Никакого. А у гостиницы «Украина» у нас стоит большой памятник Тарасу Шевченко, который тоже в Москве никогда не бывал. Эти памятники - знаки культурного уважения и присутствия того или иного поэта в искусстве и культуре государства. Это естественно, что бюст или памятник великому мировому поэту или писателю может стоять не только в его родной стране. Это органично. А заявление вашего профессора – это бескультурье, бессмыслица, зашоренность.

Все, кто пытается у вас бороться с памятником Пушкину сами себя марают подобными заявлениями и действиями. Как говорят – Бог поругаем не бывает. Бог искусства также поругаем не бывает. И такие акции - это поругание самих себя. Конечно, это вандализм. Сейчас, к сожалению, вообще идет период иконоборчества по всему миру.

Борьба с памятниками - это война с собой и со своей историей. Люди, которые этим занимаются хотят лишить себя корней. Они могут не осознавать, что это их прошлое, но оно сидит у них в генах. И то, что происходит сегодня – вандализм чистой воды и явление очень грустное явление. Это переписывание истории заново, это подгонка под нужды современности. Но история такая штука – ее не обломаешь. Ее нельзя начинать с чистого листа.

Памятники – это знаки времени, а не только знаки политики. И что будет, если каждое новое поколение будет сносить памятники предыдущих поколений? А если говорить о сносе памятников нашим солдатам и воинам – это вообще кощунство. И это уже чистая политика, опрокинутая на моментальное.

Знаете, в первые годы советской власти был план моментальной пропаганды, утвержденной Лениным. И вот однажды Луначарского спросили на большом собрании: «А правда ли, что вы собираетесь ставить памятник Достоевскому?». Луначарский, подумав ответил: «Да, правда». «А что вы напишите на памятнике?», - спросили слушатели. Луначарский сказал: «Мы думаем». А один профессор ему посоветовал: «А вы напишите так: Федору Михайловичу Достоевскому от благодарных бесов».

У Евтушенко есть такие стихи: «История - это не только войны, изобретения, труды, но и запахи, и звоны, и шорох листьев и травы». История – это все. Это не только политика. А ненависть к прошлому – это очень характерная черта для нашего времени. Очень интересная черта. И очень опасная. В глобальном плане опасная.

О пророчествах Достоевского и уроках пандемии

Все вопросы, которые поднимал Достоевский, все его пророчества – все сбылось! Раскольников совершает теоретическое преступление. Потому что сначала он прочел статью в газете. Вначале было слово. В данном контексте и контексте ХХ века - зловещее слово. И первые два десятилетия ХХ1 века показали, что, к счастью или сожалению, у нас продолжается время Достоевского. Потому что главные вопросы, которые он поднял, не решены. А Достоевский вопросы очень правильно ставил. И мы до сих пор на них отвечаем. Все его прогнозы о человеке, об отношениях Запада и Востока, которые особенно четко подняты в «Дневнике писателя» – это все как будто вчера о нас написано».

Что касается пандемии… У Достоевского есть такое выражение, что человека можно определить, как существо, которое ко всему привыкает. Я не думаю, что пандемия коренным образом изменит нашу историю и нашу ментальность. Конечно, это несомненный урок для всего мира. Но не думаю, что человек изменится. Потому что за последние две тысячи лет он изменился очень мало. Другое дело, что пандемия показала хрупкость мира. Она показала, насколько мир уязвим. В какой-то степени явление такого рода как пандемия оказалась пострашнее, чем атомное оружие. Но я не уверен, что после всего этого коренным образом изменится поведение людей, их мироощущение. Потому что, как говорил Достоевский, мы привыкнем. Конечно, люди и государства извлекут из этой ситуации какие-то уроки. Взаимопомощь, коллективизм, взаимовыручка, солидарность вновь будут в мире востребованы. Может быть мы станем более внимательно относиться к близким.

Memento mori – человек всегда должен помнить о смерти. Представление о смерти входит в состав жизни. И пандемия принесла в нашу жизнь внезапность смерти. Но вместе с тем, повторюсь, я не верю в прогнозы, что мир изменится кардинально. Он не изменился кардинально даже после двух мировых войн. Человек меняется очень медленно.