События

«Бунтарем я был, а революционером не был никогда. И думаю, что вообще беда последних 250 лет европейской (и не только) жизни началась с так называемой Французской революции и, конечно, потом последствий революции 1917 года,» – cказал в эфире радио Baltkom ректор Высшего Театрального Училища им. М.С. Щепкина, зам. художественного руководителя Малого театра России Борис Любимов. Беседа проходила в День Студента.

– Студенчество во все времена, в самые разные исторические периоды в разных странах было самой общественно-активной группой. Студенты были одними из первых участников любых протестных революционных движений. Несколько дней назад в канун митинга в защиту Навального вы, как ректор, заявили на одном из телеканалов, что считаете подлыми и позорными призывы к детям принимать участие в незаконных акциях. Во избежание повтора революционного сценария прошлого века. Поясните, пожалуйста, вашу позицию и как ректора, и как человека.

– Я это готов повторить еще раз. Ну, во-первых, студенты всегда были разные. Среди студентов и сто лет назад, во времена Гражданской войны, и сейчас были те, кто на одной стороне, и кто на другой стороне. Скажем, герои романа «Белая гвардия» и юнкера, и другие персонажи – тоже молодежь, были по разные стороны баррикад. Если говорить о призывах к детям, особенно к несовершеннолетним, мне кажется, это действительно подло, потому что совершенно непонятно, чем это может закончиться. Совершенно непонятно, как это скажется на судьбе ребят. Нельзя сказать, что они осознанно отвечают за свои поступки, не достигнув совершеннолетия. Конечно, это крайне скверно звать их на такого рода, так сказать, события. Я могу сослаться на свой опыт, если позволите.

Я учился на 3 курсе, мне было 19 лет, и я был уже совершеннолетним и даже призывником, когда один замечательный писатель, лауреат Сталинской премии, в это время уже остановившийся на диссидентской линии, позвонил мне 5 декабря 1965 года и пригласил на Пушкинскую площадь, куда я и приехал. Я то думал, что он зовет меня посидеть с ним и поразговаривать, а там была демонстрация в защиту писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Для меня это тогда на самом деле ничем плохим не закончилось и, как видите, я перед вами. Но мой отец в свое время за это меня страшно отругал и был страшно обижен на своего знакомого, который меня туда позвал.

Митинг в защиту Синявского и Даниэля 5 декабря 1965 года

Отец мне говорил: во-первых, тебя предупредили, куда ты едешь и что тебя ждет там? Или нет? Ты шел на развлечение, а попал на политические акции. Во-вторых, то, что были арестованы Синявский и Даниэль, конечно плохо. Но ты с теми, кто вышел на эту площадь, во всём согласен? Они кто, монархисты? Они хотят, чтобы было как в январе 17-го? Или они февралисты и хотят, чтобы было так, как до октября 17-го? Ты хотя бы одного из них знаешь, с кем идешь на эту демонстрацию, и какие ждут тебя последствия? Потому что те, кто там был организаторами – ведущие из них – кто-то уехал в Париж, кто-то еще куда-то, а ты? Ты собираешься с ними или ты собираешься вместо ближнего Запада на Дальний Восток? Ты об этом не подумал? Он даже не говорил о том, что бы он сам испытал, если бы со мной что-то подобное случилось. Но я хочу сказать, что все-таки я был совершеннолетний, я был призывником, мне было 19 лет. Звать одиннадцатиклассников и десятиклассников, мне кажется, действительно подло.

– Черчиллю приписывают фразу: кто не был в молодости революционером, у того нет сердца, а тот, кто под старость не стал консерватором, лишен ума. Вы согласны с этим высказыванием? Когда искреннее желание переустройства мира в юности со временем переходит в консерватизм. Ваше мнение.

– Черчиллю много приписывается фраз, одна из таких, когда ему сообщили, что он получил Нобелевскую премию, он сказал: «Надеюсь, не мира?». Не со всякой фразой Черчилля можно согласиться. Я хочу сказать, что, конечно, в молодые годы (и я это по себе помню) в тебе живет бунт – тебе хочется переустроить общество, ты не согласен с тем, как расположена мебель в твоей квартире, ты бунтуешь против своих любящих родителей. Конечно! Вопрос в том, выливается ли этот протест в революцию. Так вот, бунтарем я был, а революционером не был никогда и думаю, что вообще беда последних 250 лет европейской (и не только европейской) жизни началась с так называемой Французской революции и, конечно, потом последствий революции 1917 года. Поэтому революционером я точно не был. Знаете, я бы даже не сказал, что я консерватор. Вот в пьесе Тургенева «Месяц в деревне», которая сейчас поставлена в МХТ им. Чехова и в ближайшее время будет премьера и в Малом театре, есть такая реплика: «Авангард и арьергард могут поменяться местами. Это зависит от направления». Мне не кажется, что думать о связи прошлого с настоящим – это консерватизм. Консерватизм – это когда ты хочешь закрепить, законсервировать определенную историческую ситуацию. Во мне этого совершенно начисто нет. Правильнее меня было бы назвать традиционалистом. В этом смысле – да. Традиционализм, безусловно. Но я напомню книгу Юрия Николаевича Тынянова, которая называлась «Архаисты и новаторы», а первоначальное ее название было «Архаисты–новаторы». Потому что в каждом архаисте всегда есть новатор, в каждом новаторе живет архаист