События
«Гениев я давно не встречал, больших талантов – тоже»В последние десятилетия главное дело Бориса Любимова – Высшее театральное училище имени Щепкина и Малый театр России. Он с коллегами формирует искусство завтрашнего дня и работает уже на 2050-е и даже 2070-е годы! Чтит традиции и вместе с тем идет в ногу со временем. Не случайно возглавляемая Любимовым знаменитая «Щепка» – лидер «по производству» самых снимаемых в кино театральных артистов. Беседуем с Борисом Николаевичем о том, что предлагает зрителю современный театр и во что перерастает в молодежи бунтарский дух. – Белорусы достаточно часто поступают в Щепкинское, и я неоднократно приезжал в Минск. В советские годы, понятно, это были командировки. Не однажды бывал у вас и в постсоветское время. В последний раз – в 1994 году по приглашению Белорусской академии искусств. И вообще свои белорусские контакты очень ценил, у меня были добрые знакомые и среди актеров, и среди режиссеров. Драматург Андрей Макаёнок, например. Я с ним как-то был в поездке во Франции, у меня автограф от него сохранился. А белорусская литература… Да Василь Быков чего только стоит! Кстати, он один из самых моих любимых писателей. – Черчиллю приписывают фразу: «Кто не был в молодости революционером, у того нет сердца, а тот, кто под старость не стал консерватором, лишен ума». Согласны с этим высказыванием? – Черчиллю много чего приписывают. Говорят, когда ему сообщили, что получил Нобелевскую премию, он ответил: «Надеюсь, не мира?». Конечно, в молодые годы, и я это по себе помню, в человеке живет бунт. Хочется переустроить общество, ты не согласен с тем, как расположена мебель в твоей квартире, выступаешь против своих любящих родителей. Вопрос в том, выливается ли этот протест в революцию. Так вот, бунтарем я был, а революционером – никогда. И думаю, что вообще беда последних 250 лет европейской жизни началась с так называемой Французской революции, а потом и последствий Октября 1917 года. – Выходит, вы консерватор? – Не сказал бы… В пьесе Тургенева «Месяц в деревне» есть такая реплика: «Авангард и арьергард могут поменяться местами. Это зависит от направления». Разве думать о связи прошлого с настоящим – консерватизм? Консерватизм – когда ты хочешь закрепить, законсервировать определенную историческую ситуацию. Во мне этого совершенно, начисто нет! Я скорее традиционалист. Безусловно. В книге Юрия Николаевича Тынянова «Архаисты и новаторы» заложена глубокая мысль: в каждом архаисте всегда есть новатор, в каждом новаторе живет архаист. – Чем отличается современный театр от того, каким он был полвека назад? – Во-первых, театральное искусство, иногда подменяющее актерское мастерство, стало гораздо более технологичным. Хорошо это или плохо – решать зрителю, однако важно все-таки сохранить при этом жизнь человеческого духа. Во-вторых, театральное образование гораздо более пластично и музыкально, чем 50 лет назад, когда только в Театре на Таганке умели делать то, что сейчас доступно всем. «Юнона и Авось» Марка Захарова в свое время была огромным событием, а теперь кто только не ставит мюзиклы! Современные актеры замечательно двигаются, молодежь поступает в театральные вузы, владея телом, будучи мастерами по бальным танцам, фехтованию. И при этом они гораздо менее словесны, к сожалению. Слово как «логос», слово-смысл, слово-речь, слово-язык – это, конечно, у нас на задворках. Надо работать над тем, что когда-то называлось школой сценической речи Малого театра. Сейчас режиссеры совершенно не ориентируются на нынешнюю драматургию, в отличие от театра 70-80-х годов. Конечно, ее ставят. Но единицы. Я вырос в подъезде писательского дома у метро «Аэропорт», где моим соседом по лестничной клетке был Виктор Сергеевич Розов. На три этажа выше него жил Алексей Николаевич Арбузов. На лестничной клетке напротив Арбузова – квартира Александра Петровича Штейна, тоже известнейшего драматурга. В соседнем подъезде – Леонид Генрихович Зорин, старейший драматург, скончавшийся в начале 2020 года. Эти люди в большой мере управляли театром. Они сами решали, какую из своих пьес отдадут в Театр Вахтангова, а какую – в Театр Маяковского. Если я видел, что в наш подъезд входят вахтанговцы, понимал, что они идут к Арбузову. Драматурги изначально устраивали читки своих пьес дома. Когда началась перестройка 1986 года, в большой мере умами управляли драматурги Михаил Шатров и Александр Гельман. Это были влиятельнейшие люди. Сейчас ничего похожего нет. – А как насчет талантов, гениев? – Гениев очень давно не встречал, да и больших талантов тоже. Знаете, как в горах – вот восьмитысячники, вот семи-, вот шести-, а вот перевал. Перевал – это тоже достаточно высоко, но до восьми или семи тысяч подниматься надо. Способных людей, даже одаренных, – достаточно много. Но талант, гений…. У нас чаще всего эти слова произносят в адрес людей посмертно. – Согласны с тем, что человек в своих действиях зачастую старается следовать мнению большинства? – Я со своей любовью к культуре, древности, истории не могу сказать, что был лидером в своем классе или на курсе. Но сумел прожить эту жизнь, по возможности высказывая то, что думаю. И в 80-е, и в 70-е, и сегодня. Мне кажется, принципы простые: не плыви по течению… Не живи в стае и социальных сетях… Конечно, общайся там, но находи свое место. Я всегда любил людей со своей позицией. В этом смысле для меня абсолютный пример – Александр Исаевич Солженицын. Он старался не быть ни с правыми, ни с левыми, ни с Западом, ни с Востоком. Или, вернее, был и с теми, и с другими, потому что и там, и там всегда найдутся разумные и порядочные люди. В его послужном списке – руководство Российским фондом культуры и Центральным театральным музеем имени Бахрушина, членство в Общественном и Экспертном совете при Минкульте и чтение лекций в Академии Никиты Михалкова. |
|
|||||
|
Ваш комментарий