События

Международный медиаклуб «Формат-А3» пригласил в гости известного актера, режиссера, художественного руководителя Ярославского драматического театра, заслуженного артиста России Сергея Пускепалиса. Встреча проходила в режиме онлайн и была посвящена «простым истинам российского кино».

«Фильмы, которые представляют Россию за рубежом, не свидетельствуют об уровне российского кино, действительном его состоянии», – считает С. Пускепалис.

– На мой взгляд, все эти фильмы, достаточно удобные для иностранных зрителей, не совсем полно отражают действительность, жизнь людей, живущих в нашей стране, но такова конъюнктура. В принципе такой выбор картин и такая тенденция определяет во многом и выбор художников, и выбор продюсеров, тех или иных тем. Честно скажу, они не совсем понятны. И непонятно, как иногда уважаемым мною Министерством культуры финансируются те или другие проекты. Я не понимаю этих критериев. Потому что фильмы, которые выходят иногда со ссылкой «При поддержке Министерства культуры», у меня вызывают большие вопросы.

– Какие сильные стороны российского кинематографа для вас очевидны?

– Ну, во-первых, русское кино, когда оно ни за чем не гналось, никого не пародировало, никого не пыталось повторить (те экшены или фильмы, которым славен Голливуд с его эффектами), было всегда в чести. И не только российское, я имею в виду и советские фильмы, которые сейчас смотришь и просто восхищаешься тем кинематографом, который действительно отображал жизнь человека, человеческого духа. Сейчас все хорошее кино, которое говорит о человеке, а не только о событиях, уходит в телевизор, на какие-то платформы. И когда наше кино пытается этому следовать, получается как-то не очень. А когда выходит какое-то серьезное наше кино… про людей, его задвигают. У нас, к счастью, есть сейчас Okko, ivi, платформы, на которых можно посмотреть эти фильмы. Уж не знаю, как они там оправдываются, отбиваются (это для меня тоже большой вопрос), но там это можно найти. А на большие экраны… Я не назову сейчас какой-то фильм, который завоевал бы сердца, и его крутили бы, раскручивали, была какая-то сногсшибательная реклама.

А сильные стороны, несомненно, были, есть и будут. И они одни и те же. Это, конечно, попытка зафиксировать время, поднять человека, стать неким вдохновляющим объектом искусства в виде фильма. Назовите все фильмы наших советских прославленных мастеров. Какими бы они ни были с ощущением катарсиса, все равно они все духоподъемные (в хорошем смысле, конечно). А все, что потом началось, вся эта шняга (извините за выражение), попытка отбить деньги, еще что-то, мне кажется, это не наш конек. Ну «Холоп»… Но, честно скажу, при всем уважении, для меня это не показатель прекрасного, успешного кино. Какая-то дикая, совершенно фантастическая сказка, даже не фэнтези, а попаданцы. На основе этого фильм создан. Эта ложь, меня, честно говоря, раздражает. Но он собрал денег. И дай бог ребятам удачи. Это не самый худший пример.

– Вы когда-то сказали, что отказываетесь сниматься на Западе. Почему?

– Ну, я не снимаюсь не потому, что я такой наглый или пресытившийся, такой весь из себя специалист… Или патриот. Хорошее искусство не имеет границ, настоящая культура, настоящие произведения не имеют границ, они могут только подпитываться той территорией, на которой создаются, и становиться уникальными.

Просто сюжеты, которые мне предлагают, дискредитируют истину, правду, которая существует в стране под названием Россия. Все роли, которые мне предлагают, используют мой определенный имидж, бэкграунд, что ли, для того чтобы показать, дескать, даже он одумался, осознал всю никчемность развития русской цивилизации или тех ценностей, на которых базируется наше общество или которые я себе представляю, даже он одумался и сыграл в фильме ту или иную роль. У меня есть эти сценарии, я их не скрываю, они совершенно не приемлемы для меня. Если бы мне предложили сценарий в духе «Пролетая над гнездом кукушки» или «Человек дождя», я бы согласился сниматься. И в этом смысле у меня нет никаких предубеждений.

Но, к сожалению, всех русских актеров подчас на Западе используют для того, чтобы они играли бандитов, отморозков, каких-то маргиналов, и не более того. Приведите мне хоть один пример, где бы это было не так. Не найдете. Пополнять собой их количество, их состав вообще не входит в мои планы. Я не голодаю, у меня есть на что кормить мою семью, других Пускепалисов. Кстати, сегодня у меня родилась внучка, Пускепалите (теперь Сергей дважды дедушка. – Ред.). Так что мы чтим традиции моих литовских корней. У нас на самом деле были проблемы с фамилией. Мне сказали: «Да пусть будет Пускепалис. Чего ты мучаешься?» Я говорю: «Ну как? У русских, допустим, родится девочка, и ее фамилия будет Степанов. Так не бывает. У меня родственники в Литве не поймут. Девочка должна быть Пускепалите, так же, как жены у нас с Глебом (сыном. – Ред.) Пускепалене. Извините, вам неудобно, а нам жить».

– Сергей, хочется поговорить не только о кино, но и о театре, к которому вы тоже имеете непосредственное отношение. Театральный сезон Волковского театра, художественным руководителем которого вы являетесь, открылся премьерой спектакля «Забыть Герострата» по пьесе Григория Горина в вашей постановке. Театральный сезон Русского драмтеатра Литвы открылся юбилейной, 500-й премьерой со спектаклем «Поминальная молитва» по пьесе Григория Горина. Вы сравнили пьесы Горина с хорошим вином. Несмотря на то, что они были написаны 30-40 (а то и более) лет назад, все они выдержаны временем. Чем сегодня для режиссеров и зрителей актуален Григорий Горин?

– Ну, для каждого он по-разному актуален. Я считаю, что драматургия Григория Горина уникальна, как и режиссер, который впервые начал его визуализировать. Я имею в виду Марка Анатольевича Захарова. Их тандем, союз, конечно, дал невероятные перспективы и драматургическому таланту Григория Горина, и режиссерскому Марка Анатольевича. Я, к сожалению, Горина не знал, а с Марком Анатольевичем имел счастье быть знакомым. И понимал, что они очень сопрягающиеся творческие личности, очень правильно нашедшие друг друга.

Ну а в данном случае, к величайшему моему сожалению, то, что в 70-м или 71-м году была написана эта пьеса, на мой взгляд, я не видел ни одной нормальной постановки. И даже Марк Анатольевич никогда не брался ее делать. В его творческой биографии она отсутствует. Потому что, когда ее читаешь, она очень понятная, а когда ее начинаешь ставить, она вдруг превращается в страшную фанеру, этакий лозунг. Мне показалось очень интересным, как это действительно сделать живым. А потом меня вдохновил фильм «Джокер». То, что снято в этом американском фильме, и то, что написал Григорий Горин в 70-м году, совершенно одинаково по своему внутреннему идейному содержанию. Как из нормального, достаточно несчастного, очень тривиального человека рождается настоящий монстр. Мы вспоминаем Бэтмена и то движение, то направление, которое потом Герострат задал мировой культуре как способ прославиться. Он первый, как гласит эта древняя легенда, таким образом увековечил свое имя. К моему величайшему сожалению, это очень актуальные темы в наше время. Это к разговору о бэкграунде современного кино, как можно быстро и недорого стать достаточно известным мастером, якобы творцом, творцом разрушения.

Мы попытались изначально Герострата не делать таким злодеем, а все-таки показать его развитие. И показать, что на самом деле такие Геростраты могут возникать только в ситуации, позволяющей им возникать. Вот предлагаемые обстоятельства, которые есть и в «Джокере», и в пьесе Григория Горина, позволяют этому злу стать очень реалистичным, действенным.

Мне показалось, что у нас получилось сделать этот спектакль. Я немножко добавил каких-то вещей, чуть-чуть похулиганил. Мне кажется, Горин не осудил бы меня за это. Мы человеку театра придали некое значение. В спектакле есть персонаж, который не просто биограф Герострата, а он гид в прошлое – это уже режиссерская шалость. Ну а диалоги, конечно, блестяще выстроены, все настолько хлестко в наше время звучит, аж самому удивительно.

– Не мешает вам режиссерский опыт в кино?

– Только помогает. Потому что я не задаю глупых вопросов. Иногда у актеров бывает такое. Не потому, что они нехорошие, но просто иногда не понимают всей перспективы процесса. Поэтому в этом смысле моя профессия мне только помогает (и мне, и людям) оптимизировать весь процесс. Никогда на площадке я не чувствую себя режиссером. Потому что кино – не театр. Потому что настоящее кино, его создание начинается потом, когда начинается монтаж фильма, вот там кино возникает, а это пока набор разного материала, который видит только режиссер в перспективе. Поэтому никогда в жизни невозможно в кино стать режиссером, будучи актером, ты не видишь полного замысла, его интонаций, атмосферы. Это может увидеть только режиссер, который примерно представляет, как он его будет монтировать.

– Театр на карантине. Как это отразилось на работе вашего театра? И применимо ли вообще такое понятие, как карантин, к театру?

– Ну, карантин, к сожалению, применим ко всему, не только к театру. Главное, чтобы еще к металлургии не был применим, где безостановочное производство, к выплавке стали. К сожалению, мы вынуждены констатировать, что применим. Ну как? Какие меры применимы в этой связи. Вот сейчас у нас в Ярославской области опять 50 процентов (заполняемости зала. – Ред.). До этого было 75, но в связи с ухудшением (ситуации с коронавирусом. – Ред.) опять 50.

Но нам, конечно, здорово Министерство культуры помогает. Мне сложно судить обо всех. Знаю, что непросто приходится где-то моим коллегам . У нас государственное задание, немножко снизили какие-то показатели, понимают, что в других реалиях живем. Мы постарались, чтобы это не отразилось на заработной плате актеров, они у нас ничего не потеряли. Скорректировали какие-то затраты на постановочные средства, создание новых спектаклей, как и все. Мне трудно за всех отвечать, потому что мы немножко в другой ситуации находимся, мы все-таки федеральный театр, хотя находимся в регионе, к нам отношение немного другое.

– Как вы относитесь к тому, что в кино все чаще проскальзывает нецензурная лексика?

– У меня всегда однозначное отношение к мату. Честно вам скажу, я перестал ругаться матом пять лет назад окончательно, и всем советую. Потому что мат, оказывается, в своей внутренней этимологии относится к унижению Богородицы (ни больше ни меньше). А все остальные слова, произошедшие отсюда, они уже как осколки от гранаты летят. Поэтому, когда мы ругаемся матом, это прямое искажение своего душевного состояния.

Но я понимаю, что на войне или где-то в иных обстоятельствах, приближенных к каким-то нечеловеческим условиям, он как раз соответствует этой ситуации, соответствует такому выражению мыслей и эмоций. Если это происходит на сцене, я всегда говорю, это очень мощное выразительное средство, так же, как обнаженная натура. Как говорил Константин Сергеевич (Станиславский. – Ред.), если можно обойтись без этого, то лучше, конечно, обходиться. Потому что, хоть искусство и отображение жизни, все-таки не все надо отображать, хуже от этого не станет, а только лучше.

Если я вижу, что мат это самоцель, где именно этим демонстрируется якобы какая-то свобода и предельная честность, а на самом деле ничего этого нет, мне просто стыдно, я хочу заткнуть уши. Честно говоря, когда на улице ругаются матом, мне неприятно, хотя я знаю значение слов, но мне как-то неловко. Я не ханжа, но мне кажется, когда я исключаю из своего лексикона бранные слова, жизнь становится чище и лучше.

Инфо

Сергей Пускепалис известен любителям кино по таким фильмам, как «Метро», «Ледокол», «Прогулка», «Мой парень – ангел», а также по сериалам «Жизнь и судьба», «Крик совы», «Защита свидетелей», «А у нас во дворе». За участие в картине «Как я провел этим летом» получил награду Берлинского кинофестиваля «Серебряный медведь» за лучшую мужскую роль. В 2015 году на кинофестивале «Золотой абрикос» в Ереване состоялась премьера фильма «Клинч», который Сергей Пускепалис снял в качестве кинорежиссера.

Он родился в 1966 году в Курске. Отец — литовец, мать — болгарка. Болгарским языком не владеет. Литовский язык хорошо знал в детстве, потому что отец Витаутас часто на лето отвозил сына в Каунас, где жила его мать (бабушка Сергея, Данута). В многочисленных интервью Сергей называет себя типичным интернациональным ребенком, в хорошем смысле этого слова, когда люди жили дружно и счастливо.