События

Томской областью 20 лет «рулит» потомок репрессированных немцев

Сибирь – слово это у многих жителей Молдовы вызывает внутреннюю дрожь. В сознании сложился чёрно-белый стереотип: снега и репрессии. Для меня же Сибирь – страна моего сказочно счастливого детства.

Деревянная краса

Волею судьбы в сентябре я съездила в творческую командировку в Томскую область. Задачу поставила себе сама: измерить духовно-нравственную «температуру» нынешней Сибири. Моя бабушка, например, была уверена: таких добрых и честных людей, как в Сибири, больше нет. И это после того, как в качестве спецпереселенки отбыла там 15-летнюю ссылку вместе с шестью детьми, этапированная в Томскую область из старообрядческого села Егоровка Фалештского района. Познала нары, вши, баржи смерти, спецкомендатуры, болезни, голод, мор. И мать моя говорила: коренные сибиряки разбирали трудармейцев по домам, делились, чем могли. На двери изб замок не навешивали, их припирали поленом. Однажды мама кошелёк с получкой выронила на крыльце и вечером там же нашла его – лежал на видном месте.

...И вот самолёт словно завис над одним и тем же пейзажем: сквозь окошки в облаках – парчовое покрывало лесов с зеркалами озёр и ветками рек... Томск, омытый дождями, встретил бабьим летом, и все десять дней моего пребывания там небо ни разу не нахмурилось, словно вся природа сорадовалась моей сумасшедшей радости.

Успела много. К примеру, примкнула к хвосту весёлого осеннего городского карнавала – уж очень понравилась автоколонна, замыкавшая шествие, которая поливала и до блеска подметала дорогу. В торговые центры даже не заходила: в один было наведалась, да от ценников мне стало физически дурно! Зато впечатлилась так называемыми рынками выходного дня – районные администрации выделяют селянам бесплатный транспорт, те привозят в город свою агропродукцию и беспошлинно продают на нескольких площадках. Само собой, дешевле, чем в магазинах и на обычных рынках, поэтому и те вынуждены немного сбить цену. В кинотеатрах идут блокбастеры. Затесавшись в толпу, услышала, что недавно гаишники остановили целую машину наркоманов под кайфом, которые даже не заметили, что один из них – мёртвый... Наслышанная о повальном пьянстве в Сибири, я все десять дней хищным оком всматривалась в прохожих, но так и не увидела валяющихся на обочине или пишущих ногами кренделя. (Правда, одна томичка призналась мне, что её муж пьёт, но она «сослала» его на сбор грибов и битьё кедровых орехов). Зато пока вглядывалась в людей, поразилась, до чего ж красивы сибиряки и пригожи сибирячки! Главная улица по-старому носит имя Ленина, хотя часть горожан – за то, чтобы переименовать её в Университетскую (на ней находятся ведущие вузы). Есть ещё и Советская. С улиц и остановок убраны киоски и будки, громадных билбордов и растяжек не заметила, поэтому глазу – просторно. Реклама наличествует, но света Божьего и архитектуры не затмевает.

Она, старинная деревянная архитектура, – гордость Томска. Есть целые кварталы, а большей частью вкраплениями сохранились сказочно красивые бревенчатые дома с окошками в узорчатых голубых наличниках, с резными ставнями, с воротами – произведениями искусства, возле которых можно часами стоять и рассматривать все эти завитушки, цветочки, райских птиц и саламандр. При этом «начинка» домов – вполне современная, и люди там живут. Было время, когда «дикие капиталисты» жгли эти шедевры зодчества, чтобы взамен построить высотки. Но теперь подобный криминал пресечён и строго наказуем.

Духовный пламень

Томские храмы и соборы, один краше другого, не могут не пленить сердце верующего человека. С особенным чувством шла я поклониться мощам Феодора Томского – знаменитого старца сибирского Фёдора Кузьмича, который, по мнению народа и ряда историков, на самом деле был царём Александром Первым, победителем Наполеона. Он мечтал о превращении человечества в христианское братство. Современники называли его «нашим ангелом», «родомыслом» и «Благословенным» за глубокую совесть и набожность. Продумав вместе с государыней Елизаветой план бегства и сымитировав свою смерть, пошёл он затем безвестным странником в сермяге по пыльным дорогам, от деревни к деревне, молясь за грешный, кровавый царский род и за Россию. Чудотворец Серафим Саровский исповедовал его и принял на послушание под именем Феодора. После смерти святого старца беглец двинулся далее. За бродяжничество был сослан в Томскую губернию. Учил деток грамоте, лечил хворых. Сибиряки чудного подвижника полюбили. Он слыл постником (питался сухарями), спал на доске, обтянутой холстиной. Приютил и опекал его сердобольный купец Хромов. К нему приезжал Лев Толстой (не потому ли и сам потом ушёл странничать из дому?). Похоронен в часовне своего имени в Богородице-Алексиевском монастыре, причислен к лику святых. Я постояла возле усыпальницы праведника, и на душе стало тихо и золотисто...

Есть в области ещё одна уникальная обитель, которую называют духовным сердцем Сибири. Это Свято-Никольский женский монастырь в селе Могочино Молчановского района. В 90-х на голом месте начали стройку три человека – иеромонах Иоанн (бывший военный), его помощница-монахиня Ирина, ныне настоятельница, и молодой послушник. Сто жил рвали они, работая с утра до ночи. Местное население невзлюбило пришельцев, пыталось выжить. Зачем им монахи, когда село как сыр в масле катается – крупный леспромхоз под боком, одних валютных магазинов «Берёзка» – пять штук! Кое-кто даже у молельников приворовывал стройматериалы. Однажды ночью вышел отец Иоанн, видит, человек из ограды мешок цемента тащит. Ещё и к батюшке обратился: «Слышь, мужик, помоги быстрей в мотоцикл загрузить, а то игумен тут злой, заругает». И батюшка безропотно ему помог.

Прошли годы. Леспромхоз закрылся. Село почти обезлюдело. Зато монастырь сегодня – это мощная крепость с многометровыми зубчатыми стенами, в которых располагаются кельи, православная школа, паломническая гостиница, котельная. И трапезная, работающая нон-стопом: тут кормят всех, кто бы ни пришёл, и в любое время. Монастырская община насчитывает 800 человек. Тысячи паломников приезжают сюда за духовной помощью отовсюду, особенно из Германии, в том числе из Молдовы. Отец Иоанн благословляет на житьё при монастыре или в домах прихожан практически всех, кто просится – потерявших ориентиры и смысл жизни, никому не нужных, стареньких, безнадёжно больных. За последними в виде послушания ухаживают, их кормят, лечат, согревают добротой и молитвой. Умирающих соборуют, почивших хоронят. В общине много молодёжи, многодетных семей. Детишек бегает – море, все – монастырские. Их с ранней поры приучают к исповеди и причастию (сама видела, как малыши на ушко рассказывали батюшкам о том, что сделали что-то не то). А также к посильному труду, к творчеству, к пению на клиросе (здешние дети не раз занимали призовые места на российских хоровых конкурсах). Однако живущим здесь приходится напрочь забыть о своеволии. Только беспрекословное подчинение!

С гордостью напомнила я отцу Иоанну, что подобного типа монастыри когда-то основал в наших краях святитель земли молдавской Паисий Величковский. Уединённая молитвенная жизнь иноков сочеталась там с «социальной поддержкой» населения, а также с просвещением его: при обителях кипела переводческая и «книготворческая» деятельность. И именно ученики преподобного Паисия Молдавского положили начало знаменитому российскому оптинскому старчеству.

Отец Иоанн на достигнутом останавливаться не намерен. У него готов проект нового чуда рукотворного – величественного мужского монастыря на 5 тысяч человек. По крайней мере, на плане он выглядит захватываюше. При беседе с этим человеком я обратила внимание на его глаза. Усталые, в кругах, но ярко блестят и буквально сканируют человека. О таких людях говорят: чтец душ. Колоссальное внутреннее пламя, жар мартеновской печи чувствуется в нём... Такому подвластны не только души, но и стихии. Сколько раз, рассказывают о нём сподвижники, гнал он через Обь «большегрузы» по весеннему истаявшему льду, по которому и ходить-то никто не решался, но отчаянный батюшка как ни в чём ни бывало проскакивал!

На сером фоне
Зарплаты и оплаты
Горничная в томской гостинице при 9 тысячах рублей своей зарплаты (мужнина – 13 тысяч) платит за коммунальные услуги 3500 рублей (16-17% от совокупного дохода). У её матери-пенсионерки, работавшей в клинической лаборатории, коммунальные «съедают» 3000 рублей – пятую часть от 15 тысяч её пенсионных. По словам начальника департамента по культуре Томской области Андрея Кузичкина, у местных артистов базовые оклады 5-6 тысяч рублей, плюс стимулирующие выплаты и компенсации, 30-процентная надбавка за стаж. Молодые специалисты с профильным образованием получают добавочную тысячу. Надбавки за звание: 1000 рублей – заслуженным, 2000 – народным. Ну и репетиционные, гонорары за участие в постановках. В целом зарплата близка к тысяче долларов.

После посещения местного отделения «АиФ-Томск» – одной из лучших газет области, черпающей свои кадры в Госуниверситете, поговорила о подготовке кадров с деканом факультета журналистики ТГУ Юрием Ершовым. По его словам, количество бюджетных мест сокращается. В этом году на журналиста учатся 20 бюджетников и 40 контрактников. Стоимость обучения – 2100 доларов (у нас в среднем – 600 долларов. – Н.Р.). Из выпускников без работы никто не остаётся. Почти треть – мобильные и амбициозные «центристы», стремятся устроиться в Москве и Питере. Многие становятся фрилансерами, мигрирующими от редакции к редакции. На факультете – «штучная подготовка», случайные, немотивированные люди не просачиваются, абитуриенты приходят с весомой «творческой папкой» или закончив школу юного журналиста. Притом проходной балл – самый высокий в стране: 248 из 300. Спектр направлений огромен в зависимости от психофизики медийщика: задумчивые и робкие интраверты идут в аналитику и эссеистику, быстрые на ноги холерики – в репортёры, есть гламур, развлечения, технологии, кому-то ближе американский бизнес-подход, в котором наших эмоций не хватает, другие держатся традиционно русского стиля, идущего от Короленко и Аграновского. Томские студенты дружат с ганноверскими – обмениваются делегациями, совместно выпустили двуязычный (на русском и немецком) журнал, который получил премию Питера Бениша.

Дальше Сибири не сошлют...

Виктор Кресс, потомок репрессированных немцев, правит областью более 20 лет (рекорд для РФ). О нём говорят: относится к Томской области как к живому человеку, когда говорит о ней – волнуется. Молва о добросердечии этого регионального лидера РФ достигла Молдовы: по просьбе руководителя молдавской Славянской правозащитной организации «Вече» Николая Гуцула томский губернатор выделил миллион рублей на восстановление воинского мемориала в Пуркарах.

– Виктор Мельхиорович, можно ли без моральных потерь пройти сильнейшее искушение властью? Какие качества руководителя надо в себе развивать, а какие выжигать?
– Секрет рецепта я усвоил, когда в 26 лет стал руководителем совхоза: надо слушать и слышать людей, не бояться тяжелых разговоров. Один мой наставник, мудрейший человек Николай Степанович Жульев говорил мне: даже если можешь помочь только завтра, поговори с человеком сегодня.

Надо уметь принимать трудные решения, не прятать голову в песок. Так уж получается, что большинство управленческих решений в пореформенной России – это выбор между плохим и очень плохим. Надо уметь делать этот выбор и признавать свои ошибки, если они были. Никто не любит критику, и я её тоже не люблю, но в любой критике надо видеть рациональное зерно, в любой частности суметь разглядеть общую, системную проблему. В этом тоже талант руководителя. Ну и, конечно, главное, надо заглядывать за горизонт. Ставить перед собой и людьми цели, которые обеспечат перспективу развития. Иначе руководитель превращается в пожарного, который не успевает гасить «очаги напряжённости».

Сегодня спокойно и честно могу сказать: я люблю людей, мне нравится улучшать их жизнь, видеть, как загораются людские глаза, когда решаются, наконец, неподъемные проблемы. Я вспоминаю, как мы начинали программу газификации частных домов в Томской области. Молдаванам, где большинство населенных пунктов газифицировано, сложно представить, что на территории области, где добывается газ, еще 15 лет назад газификация сельских населенных пунктов была фактически нулевой. Так вот тогда, в середине 90-ых, нам приходилось убеждать, что газ – это благо. Сегодня люди сами требуют у меня ответа на вопрос: когда в их деревню придет газ? Тогда же, в 90-е, люди задыхались от задержек зарплаты, неплатежей предприятий друг другу, на грани закрытия стояли знаменитые, старейшие в азиатской части России университеты. Сегодня среди томских университетов целых три – национальные, со статусом научно-исследовательских, и думаю, что не последние. Мы активно развиваем инновационную экономику, строим дороги, особую экономическую зону технико-внедренческого типа, средняя зарплата приближается к тысяче долларов. Везде, даже на далёких нефтяных месторождениях, работает интернет, мобильная связь. Это ценят люди. Последние несколько лет у нас в области наблюдается не только естественный прирост населения, но и миграционный. То есть люди едут жить в Томскую область из других регионов.

Ну а что касается мемориала в Пуркарах… Разве только там была пролита кровь воинов-сибиряков? Мы содержим небольшой мемориальный комплекс и под Смоленском, где полегла почти в полном составе сибирская 166-я стрелковая дивизия. Поэт когда-то хорошо сказал: это нужно не мертвым, это нужно живым. Потому что одним из главных объединяющих нацию моментов я считаю общую память, которая как раз в таких материальных, мемориальных объектах и выражается. И нет разницы, в молдавском они селе или в болгарском, под Смоленском или под Москвой.
– Наши правители в последние годы крепко увязли в таких вопросах бытия, как история нации, язык. На ваш взгляд, должны ли эти проблемы быть "первее" вопросов экономики, образования, социалки? Как правильно расставлять акценты?
– Я не теоретик, а практик. Знаю только, что историю изменить невозможно. Язык меняется по своим законам, над которыми мы часто не властны. А национальный аспект мне, как российскому немцу, вообще сложно обсуждать. Тем более, если учесть, что в Томской области проживают люди около ста различных национальностей. Я уверен, что нет наций хороших и плохих. Есть плохие и хорошие люди. Вторых, несмотря ни на что, больше. Ради них и стоит работать: в экономике, образовании, социалке.
– Я заметила, что в Томской области никто ни перед кем не заискивает: ни ученики перед учителями, ни верующие перед священниками, ни простые граждане перед начальниками. Чем это можно объяснить?
-Думаю, тут сложилось много факторов, но главный – университеты. Человек умственного труда всегда склонен к независимости суждений, равноправному диалогу. Это и сформировало общий стиль и ментальность региона. Командовать томичами невозможно! Можно только договариваться. Что я и пытаюсь делать больше 20 лет.
– В чём, по-вашему, высший смысл того, что Сибирь стала страдалищем для миллионов самых энергичных, "отборных" людей?
– В сибирских просторах я вижу огромный плавильный котел, в котором перемешались люди разных национальностей, вероисповеданий, характеров. Горе и радость, людская подлость и человеческое мужество самой высокой пробы. Каждый увидит в этом чистилище то, что захочет. Знаю, что такое сибирский характер. Это качества человека, которого судьба, природа, обстоятельства поставили в заведомо экстремальные условия и вынудили сопротивляться этим условиям, чтобы элементарно выжить. В Сибири, говорят, живут только оптимисты, слабые духом в Сибири всегда погибали, это правда. Поэтому есть в сибиряках и некоторая отчаянность (всё равно ведь дальше Сибири не сошлют). Есть готовность прийти на помощь – а как без взаимопомощи при нашем климате? Сибиряки – не завистливые, не бесчестные в большинстве своем люди. Поэтому я с гордостью называю себя сибиряком.
В рамку:

По площади Томская область в 14 раз больше Молдовы вместе с Приднестровьем. Населения вчетверо меньше – всего немногим более миллиона человек, половина живёт в Томске. Тайга занимает более 60%, болота – почти 30% (знаменитое Васюганье). Главная река Обь делит её на две равные части. Притоки – Томь, Чулым, Парабель, Васюган, Тым, Чая, Кеть. Богата нефтью (1000 месторождений), природным газом, металлами, известняком, гравием, подземными водами. По национальному признаку русских – костяк (более 90 %), остальные – татары, мордва, селькупы, ханты, украинцы, немцы, чуваши, армяне и др. Молдаван примерно 1300 человек. Относительно кишинёвского времени часовой пояс смещён на 4 часа.

На языке души
Сибиряки помнят о филиале преисподней на земле, в который большевики превратили здешние города и деревни. Ну как не помнить, говорили мне повсюду, если каждый второй житель края – потомок репрессированных. В центре Томске есть Мемориальный музей-следственная тюрьма НКВД. Я побывала в нём. В первозданной жути сохранились там допросная, камеры и туннель (правда, замурованный), где пытали и расстреливали цвет нации...Основатель и руководитель музея Василий Ханевич сказал, что ночные сторожа до сих пор слышат стоны... А в сквере перед музеем, под мраморной аркой, лежит Камень скорби по всем замученным и убиенным в годы сталинского террора. Более того, калмыки, поляки и эстонцы установили рядом свои камни скорби. Я сама видела: группа латышей, пожилых и молодых, на свои, в основном, кровные (хотя помогли и местные власти) привезла на трейлере и уложила рядышком с другими свой тяжеленный камень. Был митинг, речи, возложение цветов. Не все томичи согласны, что это правильно – усеивать парк такими вот «национальными» камнями, ведь общий Камень скорби предназначен для всех. Но другие возражают: пусть! Места, что ли, мало? Или жалко? У тех же латышей появился свой пятачок, частица родины, где можно собраться, поскорбеть, пообщаться. Я поговорила с членами их делегации, мне «по секрету» сказали, что на своей родине они – белые вороны, прежней собственности никому не вернули, разговоры сегодня кругом в основном только о деньгах, а в Сибирь их тянет, потому что здесь люди – тёплые, понимающие и говорят на языке души. К слову, многие прибалты, побывавшие тут, впервые узнали, что русские пострадали даже в большей степени, и подобное открытие во многом меняет язык разговора между странами и народами,

Мне крупно повезло поучаствовать в ежегодной конференция для школьников и студентов «Томский север: земля каргасокская – боль и гордость России», проходившей в райцентре самого большого района области – Каргаске. Приглашению на неё я обязана одному из организаторов – удивительной Валентине Михайловне Зарубиной, которая смогла убедить руководителя района Анатолия Рожкова профинансировать этот общественно-значимый проект. (Как сам Анатолий Михайлович признался, в детстве он стал свидетелем страшнейшего случая – река подмыла берег, и в по ней поплыли чудом сохранившиеся тела когда-то расстрелянных узников тюрьмы).

Два дня слушала я, раскрыв рот, как сибирские школьники, приехавшие из самых, казалось бы, «медвежьих углов», представляют свои потрясающие компьютерные слайды и видеопрезентации. Сердце сжималось: вместе с учителями-энтузиастами, священниками и томскими учёными эти дети ездили по заброшенным спецпоселениям, перезахоранивали останки гулаговцев, красили оградки, ставили памятные кресты, участвовали в молебнах. Расспросив собственных, некогда испытавших ужасы режима дедушек-бабушек и односельчан, в деталях записали, научно обобщили и оригинально оформили свои розыскные работы. Районное начальство премировало лучшие из них по множеству номинаций.

Меня особенно впечатлили работы двух студентов: будущего энергетика Алёши Парфеновича (его предки были репрессированы из Белоруссии) и обучающейся на издателя Кристины Рейс (среди её родных – ссыльные поволжские немцы). Лёша сделал фильм-реквием: под прекрасный вокализ Жан-Батиста Монье «выстроил» на экране, на секретной карте НКВД, целый лес мемориальных крестов по жертвам Гулага. От увиденного мурашки ползли. А Кристина уговорила бывшего «сидельца» Степана Климова прислать ей свои рассказы-воспоминания (добрые и ироничные), литературно обработала их, продумала дизайн обложки, привлекла художников для иллюстраций и напечатала книжку «Морщины времени».

Сегодня мир помешался на технологиях выживания в экстремальных условиях: устраиваются молодёжные лагеря, есть циклы телепередач по этой тематике. А ведь в Сибири накоплен уникальный опыт, как выжить на голом месте. С помощью лопаты и топора принудительные мигранты сооружали землянки с накатом (горбыль переломить, сверху дёрн уложить – крыша готова), лепили глиняные печи, делали скамейки-чурбачки, топчаны, утварь, добывали обувь, одежду и пропитание из лесных даров. Об этом вёл речь на секционном заседании в библиотеке местный писатель Валентин Решетько. К слову, школы и библиотека в Каргаске – невероятно красивы. Дизайнерские шедевры! Просторны, уютны. Разве можно забыть утопающую в цветниках, на прилёгшего розового фламинго похожую школу-интернат, в которую по понедельникам свозят ребятню из окраинных сёл, а на выходные возвращают домой? Завидки разбирают – почему наши дети растут в «некрасоте»?

Ещё незабываемое впечатление: древней Русью пахнуло, когда четверо юношей из хора Томской духовной семинарии под управлением регента Михаила Бурмистрова ангельски чистыми голосами исполняли для участников конференции богослужебные, народные, патриотические и посвящённые материнству песнопения.

Молдавский след

Неутомимая Валентина Михайловна Зарубина нашла людей, которые знали родную бабушку моей кишинёвской коллеги-аифовки Евгении Анохиной – Марию Ерофеевну Панову. Переселенка поневоле, она работала учительницей на Каргасокщине и оставила о себе добрую память. Детство самой Евгении прошло в нескольких деревнях этого района. Ещё «молдавский след»: директором школы в Каргаске была Елена Владимировна Гордуза, этническая молдаванка, равно как и её ссыльнопоселенка-мать, врач-терапевт Елена Михайловна Бразуль. Валентина раздобыла для меня из архива личное дело Бразуль на 64 листах. Родом она из села Ротунда Единецкого района. Училась в Кишинёве. Закончив в Румынии Ясский университет, получила диплом доктора медицины и хирурга «во имя его величества короля Карла Второго», защитила диссертацию по морфологии крови, Работала в больнице в Сороках, затем главврачом в Вертюжанах Сорокского уезда. И надо же было такому случиться: мужа на 15 лет и брата на 10 за коммунистическую деятельность упрятали на каторгу румыны, а советские коммунисты сослали её в Сибирь.

Елена Бразуль избежала лесоповала – не хватало специалистов, и вскоре она уже трудилась в больнице. Мать и дочь слыли женщинами отзывчивыми, спокойными, знающими, но замкнутыми. Обе говорили с молдавским акцентом. Бразуль люди боготворили: она спасла от смерти многих детей. Дочь Елена Гордуза – я видела её фото – была красавицей. Переписывалась с Наиной Ельциной. У неё было много собак и кошек. Шила себе платья по журналам мод, гадала на картах. Учителя, работавшие под её началом, рассказали мне, что директор очень любила путешествовать и по турпутёвкам объездила много стран: весь «соцлагерь», Индию, Японию, но в Молдавию – ни ногой. Это для всех было загадкой...

«Молдавские следы» в Томске – на каждом шагу! В музее-тюрьме я листала мировой шедевр мемуаристики, громадный фолиант-альбом «Сколько стоит человек» бессарабской помещицы Ефросиньи Керсновской. Её гулаговский опыт, запечатлённый в 700 рисунках, называют «вторым схождением в ад Данте». «Министр» областной культуры Кузичкин рассказал, что в свадебное путешествие с молодой женой в начале 80-х отправился именно в Молдову, откуда переехала в Томск одна из его одноклассниц. Очень запомнились ему кованные решетки цыганской слободы в Сороках, чёртики-флюгеры на крышах, грандиозная Дубоссарская ГРЭС, Памятник Штефану чел Маре и лучшие в мире помидоры...Наелся грецких орехов, которые по утрам засыпали землю под балконом, и вкуснейших заспиртованных фруктов в шоколаде. Помощник гендиректора по связям с общественностью Особой экономической технико-внедренческой зоны (по значимости – второй в России после Сколково) Елена Зайцева корнями – из Рыбницы. Бизнесмен Николай Славиогло, долгое время работавший директором департамента ЖКХ в томском муниципалитете – выходец из села Бешгиоз Чадыр-Лунгского района. После окончания комратского училища с группой ребят и девчонок по комсомольской путёвке он поехал строить Томский нефтехимический комбинат, потом закончил здешний инженерно-строительный институт, да и осел тут. У его земляка Григория Дюльгера – магазин одежды на главной улице. Возле Николая Петровича кучкуется несколько семей – выходцев из Молдовы. У Ивана Терзи двор возле дома крытый, стол вкопан в землю, – там они периодически встречаются, под ностальгические голубцы и кырнэцеи вспоминают юность, рассказывают новости после поездок на родину. Говорит: народ сибирский приветливый, нет этнических войн. Ну и как не поинтересоваться насчёт молдавского вин? В здешних магазинах после недолгого отсутствия оно появилось, причём, хорошее, но сибирские покупатели – увы! – уже успели отвыкнуть от наших брендов.

.. Много веков сливки обществ, «золотая косточка» человечества принудительно ссылались в Сибирь. По логике вещей, они должны были эту землю проклясть. Но они полюбили её. А горькую долю восприняли как жертвоприношение за отступничество от Бога, как крест, как возможность усмирить гордыню. Многие стали докторами наук, академиками, крупными деятелями. Да люди с таким генным аппаратом любую землю обживут и любой катаклизм выдержат! А широкомасштабные страдания, выпавшие на Сибирь, привели к её нравственному очищению.

Фото автора.
Врез: Сибирская молодёжь «зрит» в корни.
В рамку:
По площади Томская область в 14 раз больше Молдовы. Населения вчетверо меньше – немногим более миллиона человек (половина живёт в Томске). Тайга занимает более 60%, болота – около 30% . Главная река Обь делит её на две почти равные части. Богата нефтью (1000 месторождений), природным газом. Русских живёт более 90 %. Молдаван примерно 1300 человек. Относительно кишинёвского времени часовой пояс смещён на 4 часа.
Автор выражает огромную благодарность Международному медиа-клубу «Формат А3» и Томской обладминистрации за отличную организацию поездки.