События

В рамках проекта международного медиаклуба «Формат А-3» прошла онлайн-встреча с российским режиссером, сценаристом, дважды лауреатом Госпремии России, академиком Европейской киноакадемии Николаем Лебедевым. Зрителю он известен по таким фильмам, как «Звезда», «Легенда №17», «Экипаж». 16 ноября режиссер отметил 55-летие, а буквально на днях он закончил съемки международного масштабного проекта «Нюрнберг» – о событиях 1945-1946 годов по подготовке и проведению Нюрнбергского процесса. Выход киноленты запланирован на 2022 год.

– Почему вы взялись за фильм о Нюрнбергском процессе?

– Конечно, я изучал документы и прочел достаточное количество книг на эту тему, воспоминаний. Сценарий основывается на книге Алексея Звягинцева, которая называется «На веки вечные». Но помимо этой книги большим подспорьем и основой стали документальные книги, в том числе и самого Звягинцева, и тех людей, которые были на процессе, Бориса Полевого и других.

Что же касается самой темы, сразу после «Экипажа», когда я искал материал для новой картины, «Нюрнберг» возник среди прочих тем, и я понял, что он как Пепел Клааса стучит в мое сердце. Вроде как уже занялся другим проектом, а эта тема не дает покоя. И не с точки зрения политической, а с точки зрения человеческой прежде всего. Потому что уж больно жесткое было время. И очень похожее, как мне кажется, на наше нынешнее. Когда людям было очень трудно понять, куда двигаться дальше. Все сломалось, а самое главное, были уничтожены и разрушены человеческие ценности. Ценность человеческой жизни, мораль, нравственность. Вот это состояние человека после катастрофы — как выживать, как двигаться дальше, как не сломаться самому – меня, как оказалось, очень волнует. И об этом история.

– Лежит ли в основе фильма какая-то ваша личная семейная история?

– Да. На самом деле мы всегда рассказываем одни и те же истории, потому что они составляют нашу суть. И «Нюрнберг» – это посвящение моим близким, моим родителям, главные герои носят их имена. И в основе фильма, в сюжете, лежит история, произошедшая с моим отцом, у которого война разрушила все: он был ребенком тогда и всю жизнь искал могилы своих близких и своего 19-летнего брата, который погиб под Веной. А сейчас мы с братом ищем его могилу. В общем, эта история и является как-бы завязкой действия в фильме.

– Вы объединяете на съемочной площадке актеров разных стран. Это действительно масштабный международный проект. Как они находят общий язык и как вы добиваетесь, чтобы они дышали единым духом вашего кино?

– Они находят общий язык замечательно. Это, по-моему, придумки людей, которые нас стремятся разъединить, и таковых много – мол, какие мы разные, как мы плохо слышим друг друга, как мы не понимаем друг друга. Какая ерунда! Допустим, я уже 20 лет работаю с оператором Иреком Хартовичем, он снимает все мои картины. Он поляк, который уже с начала 80-х живет и работает в Голливуде. Он польской школы и ментальности, американской выучки. И мы всегда замечательно находим общий язык!

Я много работал по всему миру – во Франции, Германии, Чехии, Швеции, Великобритании, Штатах. И мне кажется, что люди, когда хотят найти общий язык, они его всегда находят. И эта картина меня еще раз утвердила в этом мнении. У нас снимаются актеры из многих стран – из Германии, Чехии, Великобритании, Дании, США и, конечно же, из России. И съемочная группа разношерстная, из разных стран – и российская, и чешская, и часть специалистов из Словакии, много разных людей. И все находят общий язык очень хорошо, нет никаких противоречий. Наоборот, общее дело, во-первых, соединяет, а во-вторых, мы смотрим в общем одинаково на жизнь. Все хотят, чтобы все было хорошо и чтобы эта история не повторилась.

– Что было основным, когда вы отбирали актеров из разных стран?

– С одной стороны, существовало такое утилитарное требование. Дело в том, что картина многоязыкая и многонациональная, потому что в Нюрнберге собрались представители разных национальностей, и прошли времена — они были хорошие в чем-то, — когда, скажем, прибалтийские актеры играли представителей Запада, и хорошие были актеры, но сейчас такая условность уже не пройдет, как мне кажется. И нам нужно было, чтобы немцы играли немцев, англичане – англичан, чтобы это было убедительно, чтобы не было условности происходящего.

Второе, что мне было очень важно и что сложно было на самом деле воплотить, – это выбор актеров по интернету: понять, что за человек перед тобой, очень сложно. И надо было просто попробовать, почувствовать это. Онлайн. Иногда мы в первый раз виделись прямо на съемочной площадке. Я по фотографиям, по тем работам, которые уже были сделаны актерами, пытался сложить ансамбль и угадать, что они могут сделать другое. Потому что зачем повторять то, что уже было сделано? Знаете, в итоге это получилось. Получилось сложить команду, и актеры очень точно чувствовали друг друга, чувство партнерства было очень сильным, хотя они, как правило, встречались на площадке впервые, а надо было играть, например, любовные сцены или что-то напряженное, эмоциональное. Повторюсь, что это люди из разных стран и говорящие на разных языках.

– Как думаете, ваш фильм будет показан в других странах?

– Я надеюсь, что картина обретет своего зрителя и, самое главное, что мы сможем рассказать о том, что происходило. Разумеется, не обо всем, потому что сам процесс длился целый год и поднималось множество тем и проблем самых разных, но в целом расставить те акценты, который существовали тогда (а я это знаю по материалам, по документам, да это все знают, кто хочет знать. Не те, кто роется в грязном белье, а те, кто смотрит на происходившее в объеме). Я надеюсь, что мы сумеем расставить эти акценты. И надеюсь, что мы будем услышаны. Это все, что я могу сказать, а где и как это будет показано – это отдельный разговор и зависит не только от дистрибьюторов, но и от политических вещей, в данном случае особенно.

– Главная идея картины?

– Когда я занялся этим проектом и стал думать, что же меня прежде всего волнует в истории Нюрнберга, я понял, и меня это поразило сегодня (хотя знал это и раньше) — насколько же после катастрофы человечество хотело объединиться, насколько люди понимали, что именно разъединение ведет к повторению катастрофы, как это и было после Первой мировой войны. И, несмотря на все сложности, которые проходили на фоне процесса в политике, на самом процессе, была ведь надежда, что из-за Фултонской речи Черчилля все развалится, а вот не развалилось, и все равно все довели до конца и расставили все точки. И мне очень важен этот урок Нюрнбергского процесса – люди разных наций объединялись, понимая, что только объединение защитит от тех кошмаров, которые случились в начале и середине прошлого века. Вот эта мысль лежит в основе картины.

– Как вам удалось сделать и «Звезду», и «Легенду №17» хитами?

– Я не могу этого рассказать, потому что не знаю. Я просто рассказывал истории, которые меня очень волновали, и я их не мог не рассказать. Знаете, как классик сказал – не могу молчать. И я не мог молчать. Я рассказывал, мне в голову не могло прийти, что картины станут коммерческими величинами, я просто думал о том, как важно передать зрителю эмоцию, которую я испытываю, и те раздумья, которые связаны с этими темами. И я очень рад, что зрители откликнулись.

– Кроме того, вы своим фильмом «Легенда №17» вернули героя во всем блеске.

– У нас одно время была очень страшная для меня тенденция, когда героями становились антигерои, и они воспевались, авторы их любили – не осмысляли, а именно любили и превозносили, искренне это делали. Но результаты, на мой взгляд, были губительны для поколений. Я не считаю бандитов героями, я не считаю киллеров и убийц – героями. И мне казалось и кажется по сей день, что героями являются люди порядочные, люди с чувством собственного достоинства.

Поэтому мне про таких и хочется рассказывать – про Харламова, про Гущина из «Экипажа» и его отца или, скажем, про тех же героев «Звезды». Слава Богу, такие персонажи сейчас появляются на экране, и важно, что происходит какая-то переоценка на уровне массового, общественного сознания. Тяжело происходит, потому что 90-е годы сильно нас поломали и расставили совершенно другие приоритеты. Когда звучит фраза «ничего личного – только бизнес» – и произносит ее герой фильма, мне кажется, это большая ошибка. И я очень благодарен Копполе за картину «Крестный отец», которую многие понимают неправильно, по-моему, и считают, какие герои хорошие. Нет! Коппола показывает, что это все очень страшно и что в конце концов это приводит к полному краху и семьи, и личности, к полному разрушению. Вот это важно – правильно организовать систему координат.

– Как вам кажется, что сегодня хочет видеть зритель – доброе и вечное или темное и обличающее?

– Зритель хочет смотреть разное. Мне кажется, самое главное, чтобы фильм заставлял задуматься и передавал в зал мощную эмоцию. Мне не кажется, что зритель идет за отсутствием эмоций, за пустотой. Он не формулирует так для себя – пойду-ка я получу большую эмоцию. Но ради этого, собственно, приходят в кинотеатр. Даже не за размышлениями. Размышления тоже важны, но все-таки кино – искусство эмоциональное, и через эмоцию зритель получает смыслы.

Если картина хорошая, то что же плохого, если она патриотическая. Если картина плохая, то какая разница, о чем она рассказывает, если она плохая. Но сама по себе тема – рассказать о том, что не все у нас плохо, рассказать о каких-то хороших вещах – это само по себе хорошо.

Я, например, не вижу ничего хорошего в депрессивных картинах. У меня достаточно в жизни проблем, и я все понимаю, и у каждого зрителя так. Я не хочу видеть мир, похожий на свинарник, как говорил один из персонажей Хичкока: «Мир – это свинарник». Но знаете, наслаждаться этим — не слишком большое достоинство. Мне важны картины, которые даже в самых темных временах видят надежду, выход. Потому что в этом и есть путь человечества – что бы ни происходило у нас и в жизни каждого человека, в самые темные времена мы ищем надежду и за счет этого выживаем, и что-то хорошее приходит. «Список Шиндлера» — тяжелейшая картина, но она несет свет и надежду. Поэтому для меня это искусство. А картины, которые спекулируют на черном, низменном и том, что все мы умрем… Ну умрем, да! Но жизнь-то продолжается.

– Сейчас молодых профессионалов — представителей публичных профессий, актеров и журналистов, стали заменять тиктокеры и блогеры. Причем, внешняя оболочка стала главенствующей, а внутреннее содержание, так сказать, не в топе. Ваше мнение, должны ли современные актеры быть хорошо образованными?

– Я думаю, что мы попали в зону серьезной турбулентности, и это изменение в общественных настроениях драматически сказывается уже сейчас и скажется в будущем непременно. То, что очень правильные и понятные ценности отошли на второй план. Я не понимаю, как можно быть необразованным человеком. Это, во-первых, стыдно, а во-вторых, это чудовищно ограничивает. Понимаете, человеком незнающим управлять очень просто. Я понимаю выгоду этой ситуации. Человеком думающим, оценивающим, понимающим систему координат, понимающим, как и что делается, очень сложно манипулировать. И, общаясь, скажем, с актерами старшего поколения… Я не общался, допустим, с Юозасом Будрайтисом, особенно на темы культуры, мы не обсуждали произведения литературы, но невероятный культурный багаж этого человека чувствуется просто во взгляде – это личность. Мне кажется, что стыдно, имея возможности сегодняшние, а их больше, чем раньше, больше доступа к информации, больше доступа к книгам — их раньше было сложно найти, и приходилось просиживать в библиотеке, идти куда-то, выстаивать очереди, записываться на книги… Сейчас все можно получить, и не пользоваться этими возможностями, мне кажется, это так глупо. Пройдет время, и человек все равно обернется и поймет, что он много важного в жизни упустил и многого себя лишил. Потому что все эти тик-токи – это прекрасно, можно посмеяться, посмотреть какие-то картинки, но они не формируют личность.

– Как вы думаете, что спасет мир?

– Мне кажется, надежда и любовь. Я не думаю, что человечество станет идеальным, в нас заложено много плохого, но и много хорошего. И в этом вечном сражении плохого и хорошего (и внутри человека, и внутри общества, и внутри всего человечества) и есть наше движение вперед. История учит, что несмотря на то, что мы периодически проходим очень черные страницы, мы все равно приходим к чему-то светлому. Мир не может жить в ненависти, мир не может существовать в зле, сколь бы привлекательным оно ни выглядело и ни казалось. Я очень надеюсь, что чувство любви и света, которое изначально заложено в каждом человеке, все равно будет торжествовать. И в человечестве тоже.

Подготовила Надежда Грихачева