События
Александр Котт: Для меня пандемия не испытание, а возможность остановитьсяВ рамках международного медиаклуба «Формат А-3» состоялась онлайн-встреча с российским кинорежиссером, сценаристом, актером, лауреатом международных кинофестивалей Александром Коттом. Его недавняя работа – фильм «Седьмая симфония». – До «Седьмой симфонии» вы уже обращались к теме Великой Отечественной войны, сняв «Брестскую крепость» и сериал «Конвой PQ-17». Что вас заставляет снова входить в эту реку? – Хочу сказать, что я не выбираю проекты о войне. Наше кино – «Седьмая симфония» – это не о войне, а, скажем, о войне и мире. Это история не про бои, не про военный экшен, а про силу духа, про войну внутри человека, потому что после блокадной зимы собрать оркестр в составе 80 человек и исполнить симфонию, очень сложную и непростую, – это уже подвиг. И это кино про этих людей и прежде всего про дирижера – Карла Ильича Элиасберга, о котором я вообще не знал практически ничего. И мы вообще о дирижерах почти ничего не знаем, потому что они стоят к нам спиной. А тут мне захотелось оказаться в оркестре и посмотреть ему в лицо. И про оркестр. Оркестр – это же нечто общее, мы не можем выделить никогда и никого, кроме как по группам инструментов, а здесь задача была влезть в каждого человека, посмотреть на происходящее глазами музыкантов. Поэтому это кино не о войне. Для меня Элиасберг – это такой тихий человек, тоже совершивший подвиг, о котором мало кто знает. Собрать оркестр и исполнить симфонию в осажденном городе – это был невероятный эффект. – Говорят, что живы родственники Карла Элиасберга. Встречались ли вы с ними перед работой над фильмом? Какие документы использовали, чтобы воссоздать обстановку Ленинграда 1942 года? – Мы встречались с его чудесной племянницей, которой 90 лет, она прекрасно говорит по-русски и очень много нам рассказывала. В основном о его характере, о взаимоотношениях с женой, о том, как они поженились, как жили после войны. О том, что именно это исполнение подняло Илью Элиасберга и сделало его достаточно известным. И когда вернулись такие боги, как Мравинский, в Ленинград – его уволили из оркестра и Радиокомитета, об этом мало кто знает. Есть книги, посвященные Элиасбергу, в Петербурге есть школьный музей «Когда музы не молчат», посвященный этому событию. Невероятно интересный, с артефактами. Были музыкальные библиотеки, где видели и перефотографировали рукопись партитуры «Седьмой симфонии» с правками Ильи Элиасберга. Была достаточно серьезная подготовка, встречались с родственниками музыкантов, которые были в оркестре. К сожалению, сейчас никого не осталось. – А как вообще возникла идея? – Эта идея возникла не у меня: Алексей Гуськов давно с ней носился, он эту идею принес на канал «Россия», потом встретил меня, рассказал о ней, и я оказался в плену – согласился до того, как стал погружаться в эту тему. Он и продюсер фильма. Это практически его авторский проект. – Интересно, что Алексей Гуськов уже играл в кино в картине «Концерт» и, согласно сюжету, тоже собирал оркестр для гастролей. – Видимо, какой-то гештальт не закрыл (смеется). – А вы обсуждали с ним негативные реакции зрителей? – У меня достаточно серьезный иммунитет. Я был готов и к негативной реакции, в первую очередь потому, что эта история должна была быть, как минимум, точной в музыкальной части – как держат смычки, как играют, что играют. Но у нас были очень серьезные консультанты, которые не допускали проколов. Ясно, что наша история – это не документальный фильм, и вообще репетиция оркестра – это очень скучно. Вот так 8 серий смотреть на репетицию оркестра – думаю, что зритель ушел бы минут через пятнадцать. Поэтому у нас была задача сделать некую историю. Что-то в ней является вымыслом, но факты – это историческая правда. Мы обсуждали, и Алексей меня успокоил, потому что ему звонили известные музыканты, дирижеры, которые посмотрели и взяли его в свой профсоюз, скажем так. Кроме того, у нас половина оркестра – это профессиональные музыканты, даже больше – мы и актеров искали, владеющих музыкальными инструментами: Лиза Боярская, Сергей Фролов, Игорь Липихин. В этом смысле у нас был симбиоз актеров и музыкантов. Негативная реакция была в основном (на которую я не обращал внимания) на тему того, что действие нашего фильма происходит не в реальном Радиокомитете, поскольку сейчас он весь в лесах и там невозможно было снимать. Мы нашли здание с выходом на него, чтобы был какой-то художественный образ. Повторяю, это не документальное кино. Это очень важный момент. Есть какая-то генетическая память и ощущение правды, что так и было. Мы получили прекрасные письма от известных дирижеров – от Семена Бычкова, который вспоминал все это. Консультантом у нас был Никита Логинов, лучший специалист по блокадному Ленинграду. Поэтому мы были защищены, какие-то вещи он не допускал, а если допускал, значит, так было возможно. – Сейчас много снимают картин, искажающих факты. В прошлом году был придуман интернет-проект «Антипремия за ложь в отечественных фильмах о войне». По народному голосованию в число худших военных картин попали «Штрафбат» Николая Досталя, комедия «Праздник» Алексея Красовского о блокадном Ленинграде, комедия «Гитлер капут» Марюса Вайсберга, «Сволочи» Александра Атанесяна. Владимир Меньшов, узнав, что фильм победил в кинопремии MTV-2007, отказался награждать лауреатов и ушел с мероприятия. На ваш взгляд, что недопустимо в фильмах о войне, чтобы зрителя не расстраивать? – К сожалению, мы будем расстраивать зрителя всегда. Потому что всем не угодишь. Как можно сравнивать «Штрафбат» с «Гитлер капут»? «Гитлер капут» – это комедия, она изначально была задумана такой, собрала большую кассу. Можно по-разному относиться, но «Штрафбат»… Я понимаю негодование Меньшова по поводу фильма «Сволочи», но кино о детях на войне тоже сильное, а кто скажет, что этого не было? Нас там не было. Вы не представляете, сколько негатива вылилось в том числе и на «Брестскую крепость». С одной стороны, фильм в топе, с другой — в антитопе. Для меня очень важно личное ощущение правды. В «Гитлеркапут» не было задачи снять правду, это же очевидно. У каждого фильма есть свой зритель. Главное не пытаться усидеть на двух стульях. Если комедия, так комедия. Если безумие, так безумие. Это как наш мир сегодняшний. Я не верю тем зрителям, которые говорят, что «Штрафбат» – это неправда. Там все настолько точно. Мне кажется, что все было еще страшнее, чем в этом фильме. – Вы как-то в интервью сказали, что если сейчас снимали бы «Брестскую крепость», то сняли бы ее по-другому. Что бы вы изменили? – Наверное, я бы ушел от закадрового голоса в этом фильме. Сложно объяснить, но он был такой объясняющий какие-то моменты для зрителя. Потому что зритель ведь не знает, что такое крепость, где там что находится. Это огромное сооружение, в котором можно запутаться. Была бы возможность, я бы ушел от закадрового голоса – это единственное. Снял бы по-другому… Я не уверен, что вообще бы сейчас снял так, как снял тогда. Тогда это было на кураже, достаточно нагло. Нет, мы готовились, естественно. Но я не включал голову. Сейчас я бы включил голову и похолоднее бы его сделал. Более точно, может. Но я не смог бы сделать это сейчас. Это же снято все на пленку. Короче, как это снято, непонятно мне до сих пор. Потому что там есть сцены, которые рождались прямо у меня на глазах. – Каким чудесным образом вам пришла мысль снять фильм «Чук и Гек»? Гайдар – одиозная фигура, его произведения пронизаны идейностью, но читать его – одно удовольствие сейчас, особенно то, что написано о детстве. – Это практически рассказ в оригинале, естественно, мы что-то придумали. Это по мотивам «Чука и Гека», время действия как раз довоенное. Ждать премьеру в этом году, зимой. Потому что это долгий процесс, мы кино уже сняли, сейчас монтаж, цветокоррекция, компьютерная графика. И я пока не понимаю, для какого возраста это кино – для шестилетних, для десятилетних… Юлия Снигирь играла маму, Владимир Вдовиченков — папу. Детей сыграли Юра Степанов и Андрей Андреев. – Ваш брат-близнец Владимир тоже известный кинорежиссер, создатель таких фильмов, как «Петр Лещенко. Все, что было…», «Мама», «В зоне риска», «Родственный обмен». Осенью этого года у него вышел новый резонансный фильм «Непослушник». Следите ли вы за творчеством друг друга? – «Непослушник» скоро выйдет, сейчас проходят закрытые показы. Не следить друг за другом невозможно, потому что мы братья. И он, пожалуй, для меня единственный человек, который как лакмусовая бумажка. Потому что он говорит то, что думает. Нет вот этого — обидеть-не обидеть, и мы, конечно, советуемся и показываем друг другу последние монтажи. Мы пытались работать вместе, но это невозможно, потому что как два медведя в одной берлоге – у каждого свой взгляд, свои амбиции. – Какие сейчас фильмы могут быть особенно актуальны, о чем хочется, о чем надо и важно снимать? – Важно и надо снимать о сегодняшнем дне, но, к сожалению, я не ориентируюсь, не могу взглянуть со стороны, потому что нахожусь внутри этого временного потока и не чувствую эстетики. То есть, когда мы говорим про 60-е годы, у нас в голове возникает картинка, 80-е – картинка, 90-е — картинка, 2000-е – картинка. А сейчас я даже не могу представить картинки, потому что какая-то дикая эклектика. Но даже дело не в этом, просто всегда хочется посмотреть со стороны, и у меня современных фильмов практически нет, потому что я боюсь его придумать. – А как, на ваш взгляд, влияет сейчас пандемия на кинематографистов и в целом на киноиндустрию? – Я скажу страшную вещь… Я впервые за 45 лет оказался с семьей дома тет-а-тет на целых два месяца, стал думать, стал читать, остановился бег. Может быть, это некое данное нам очищение? Не очищение, а точнее, перезагрузка. С другой стороны, сейчас появилось столько работы для платформ, режиссер стал более востребованным, можно высказывать опасные, прости Господи, мысли, пока что ничего не запретили. Для меня пандемия не испытание, а возможность остановиться. — Вас считают специалистом по новогоднему кино – вы принимали участие в съемках нескольких «Елок», сняли новогоднюю короткометражку – символ новогодней Москвы – «Самый лучший подарок». На «Елках» выросло уже целое поколение. В чем, на ваш взгляд, феномен «Елок»? – Потому что впервые был придуман такой формат. Ведь раньше в кинотеатрах показывали под Новый год американские рождественские истории. И каждый Новый год был забит в кинотеатрах вот этими блокбастерами про американских Санта-Клаусов. И Тимур Бекмамбетов, не знаю, как-то это родилось, но просто потрясающе сняли они первые «Елки» – и комедия, и серьезное, и посмеяться, и поплакать, и новогодние приметы, и участвует вся страна. И зритель – его же не обманешь, не заставишь ходить в кинотеатры, и зритель пошел. – А вот у вас лично как у зрителя есть любимое новогоднее кино? – Я скажу банальную вещь – «Иронию судьбы» никто не отменял. Инфо Родился в Москве в 1973 году. В 1990 году окончил Школу эстетического воспитания при Театре на Красной Пресне. В 1994 году поступил во ВГИК, в мастерскую режиссуры игрового фильма Владимира Хотиненко, а осенью 1997-го прошел мастер-класс Анджея Вайды в Кракове. В 1997 году состоялся дебют в кино. Его первая короткометражная лента «Фотограф» участвовала более чем в 30 международных кинофестивалях. Полнометражным дебютом стала в 2001 году лирическая картина «Ехали два шофера», удостоенная приза за лучшую режиссуру на фестивале «Киношок». С 2002 года режиссер начал работать на телевидении. С его участием на телеэкраны вышли сериал «Цирк», «Конвой PQ-17», «Печорин. Герой нашего времени», «Обратная сторона Луны» и другие. Одной из самых значимых работ стала картина «Брестская крепость», которая вышла на экраны в 2010 году. Поделиться:        |
|
|||||
|
|
||||||
Комментарии
Ваш комментарий