События

Какие темы в обсуждении церковной тематики сегодня являются самыми острыми? Почему коллективный Запад отошел от христианских основ? Чем вызвано заметное обострение информационной войны против Русской Православной Церкви? Как в эпоху информационного хаоса можно объединить молодых людей на основе традиционных ценностей? Поговорили об этом с председателем Синодального отдела Московского Патриархата по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, руководителем пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, главным редактором журнала «Фома» и ведущим программы «Парсуна» на телеканале «Спас», профессором МГИМО Владимиром Легойдой.

— Если подводить церковные итоги года, какие события вы бы отметили особо?

— Отличие церковной жизни от повестки дня, в которую мы все сегодня погружены, в том, что главными событиями церковной жизни в течение года всегда будут Пасха и Рождество. А с точки зрения жизни Церкви, безусловно, это был год, в который мы вспоминали святого благоверного князя Александра Невского. Поэтому все, что происходило, было связано с ним, и это очень важно. В 2021 году в ноябре мы поздравляли Патриарха Кирилла с его 75-летием. Празднование подобных дат никогда не является личным праздником в жизни Предстоятеля. Это – общецерковное событие, однако в связи с пандемией оно перенесено на май.

Патриарх Кирилл получил высшую государственную награду Российской Федерации – орден Андрей Первозванного. Эта награда, как отметил сам Святейший, является государственным признанием той роли, которую Церковь играет в современном обществе. В данном случае – признание со стороны Российского государства. Хоть я и говорил, что церковная жизнь не имеет привязки к актуальным событиям и к повестке, но в церковь ходят люди, которые, естественно, не с Луны попадают в храм, а потому все те сложности, которые на нас обрушились в связи с пандемией, переживались и Церковью тоже.

— Владимир Романович, 9-й медиа-форум «Вера и слово» прошел на тему «Церковь в меняющемся мире: вызовы и уроки цифровизации». В чем вы видите основные вызовы?

— С одной стороны, если мы говорим об информационных технологиях современности, то они делают нашу жизнь в чем-то сильно проще и удобнее. Пандемия подхлестнула цифровизацию в разных сферах, включая образование. Открылись новые горизонты, и все убедились на практике, что для того, чтобы пригласить какого-то выдающегося лектора, не обязательно продумывать всю логистику и оплачивать ему билеты. Достаточно договориться и выпустить его в эфир, где он ответит на все вопросы. А с другой стороны, опасности информационных технологий общеизвестны, и они лежат не в религиозной плоскости. Я не сторонник выискивания «чисел зверя» и нагнетания апокалиптики, это все псевдорелигиозные вещи. Просто важно осознавать, что когда мы громко возмущаемся возможным контролем со стороны государства, давайте не забывать, что мы сами добровольно этому контролю подчинились, когда взяли в руки вот эти телефончики, положили их в карман. С ними мы засыпаем, просыпаемся, понимая при этом, что очень много информации о нас доступно благодаря тому, что у нас есть этот самый смартфон. Люди лихорадочно подсчитывают количество лайков, смотрят, сколько человек прочитало, как ответили, то есть мы все впадаем в некие психологические зависимости. Думаю, что глобальная и, возможно, одна из основных проблем – скорость, с которой появляются какие-то новинки и психологическая, общекультурная неспособность их переварить по причине нехватки времени.

— В рамках фестиваля «Вера и слово» журналисты имеют возможность задавать вопросы Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу. По вашим наблюдениям – какие темы в обсуждении церковной тематики прежде всего их волнуют?

— Разные, но я бы сказал, что всегда волнует единство Церкви. И это тема, о которой постоянно говорит сам Патриарх. И, конечно же, положение христианства в современном мире. В цивилизованном 21 веке приходится говорить о том, что в мире преследуют христиан. Основным содержанием встречи Патриарха с Папой Франциском, которая прошла в 2016 году, были не двусторонние отношения православных и католиков, а положение христиан в современном мире, преследование христиан на Ближнем Востоке и в Северной Африке именно потому, что они христиане. Это тема, которую годами, в том числе и РПЦ, не удавалось пробить что называется. Люди выступали на международных площадках, а им в ответ говорили – нет, там идут боевые действия, гибнут люди, в том числе и христиане. Но также есть темы, волнующие нас всех, – это вопросы цифровизации, образования и многие другие.

— Была ли на вашем фестивале делегация Украинской Православной Церкви?

— Да, конечно. В том числе и епископ присутствовал из Украинской церкви. Вообще Русская Православная Церковь была представлена представителями самых разных стран, разных частей РПЦ.

— В одном из интервью вы сказали, что сейчас Константинопольский патриарх пытается играть «православного папу»…

— Католический мир административно един. Где бы ни жили католики – в Риме, в Африке, в Австралии, в США или Латинской Америке – они все принадлежат к одной большой организации, к Католической Церкви, у которой есть глава, преемник апостола Петра, Римский Папа. И у него особое положение. Он не является первым среди равных, он действительно выделяется из христианской традиционной иерархии. Православный мир устроен иначе. До внутрицерковных волнений, которые проявились в связи с ситуацией на Украине и поведением Константинопольского патриарха, мы говорили о 14 поместных Церквях, то есть самостоятельных Церквях, которые находятся друг с другом в каноническом общении. И никакой единой административной структуры они не представляют. То есть православный мир, в отличие от католического, административно не является единым. Это 14 Церквей, признающих друг друга. Иногда говорят 15, имея в виду Американскую православную церковь, просто ее автокефалию не все признают. И патриарх Константинопольский имел так называемое первенство чести. Условно говоря, если есть предстоятели нескольких поместных церквей, их же нужно в каком-то порядке произносить: кого-то первым называть, кого-то — вторым. И этот определенный порядок, а не произвольный, называется диптих. И в этом диптихе Константинопольский патриарх назывался первым по чести. Это не давало ему какой-то особой власти, но с уважением к Константинопольской кафедре, к истории Восточной церкви и так далее. А потом патриарх стал себя вести как человек, которому первенство чести дает какую-то особую власть. И ситуация на Украине – это не ново. Константинопольские патриархи весь ХХ век пытались эту роль сыграть. И вот здесь, когда Константинопольский патриарх, нарушив все каноны, вторгся на каноническую территорию другой Поместной церкви, пообещал решить все проблемы, связанные с украинским расколом и фактически этот раскол усугубил, создав неканоническую структуру – Православную Церковь Украины. Пообещал, что все немедленно туда перейдут и будет мир, благодать и единство, но ничего этого не произошло. Поэтому публицисты и эксперты периодически используют то выражение, которое вы вспомнили.

— Столетие назад Константинополь уже инициировал целый ряд автокефалистских и автономистских церковных проектов, в результате которых от Московского Патриархата были оторваны Польская, Финляндская, Латвийская и Эстонская Церкви. Насколько реально, что история может не просто повториться, но и усугубиться?

— Хотелось бы, чтобы не усугубилась. Мы считаем, что и ситуация на Украине в общем обратима, если речь, конечно, вести о каноническом общении. Потому что изменения могут быть только канонического плана. То есть мы готовы обсуждать эту проблему в любом формате – с представителями Константинопольского патриархата или в общецерковном формате, но эта готовность не означает, что это возможно сделать прямо сейчас, когда у нас разорваны отношения с Константинопольским патриархатом. Но есть понимание, что это можно и нужно делать, стремиться к миру в семье Православных Церквей. Однако этот мир только тогда может наступить, когда основания будут действительно канонические и евангельские. Когда мы будем друг другу говорить правду и называть вещи своими именами.

— Как сегодня складываются отношения РПЦ с Поместными церквями в странах своей канонической ответственности? Какие это страны?

— В странах канонической ответственности нет других Поместных церквей. Да, есть представительства… Сегодня к каноническим территориям Русской Православной Церкви относится 16 государств – это бывшие республики Советского Союза, кроме Грузии, где своя Поместная церковь. В Армении тоже своя Церковь – Апостольская, она не входит в число Православных церквей, сейчас там появился архиерей, и это ситуация для конструктивных отношений между Русской Православной Церковью и Армянской Апостольской Церковью. И, помимо стран бывшего СССР, которые назвал, – это Япония и Китай.

— Сегодня в мире благословляют гомосексуальные браки Евангелическая лютеранская церковь, Епископальная церковь США, Объединенная церковь Канады, Евангелическая церковь Германии, Лютеранская церковь Швеции, а также Протестантская церковь Нидерландов. Почему, на ваш взгляд, коллективный Запад отошел от христианских основ? И какой возможен с ними диалог православных?

— Я понимаю смысл этого понятия, но Запад все-таки разный. Есть итальянские католики, они довольно твердо держатся и гомосексуальные браки не признают, и мы надеемся, не признают. Помню пять-шесть лет назад на встречу с Патриархом пришел глава какой-то западной религиозной организации, который предполагал, что будет протокольная встреча, они попьют чаю, обменяются любезностями. А Патриарх стал говорить о том, что считает невозможным для Церкви признание гомосексуальных браков, и он понимает, что это политическое давление со стороны государства. Но Церковь должна оставаться церковью, и если она поддается на это давление, то в чем ее значение и в чем верность тому, о чем говорит Евангелие? И я видел, что собеседник был потрясен, он не предполагал, что Патриарх об этом заговорит. Поэтому диалог не всегда простой, но его необходимо сохранять в любом случае.

Церковь ведь не отталкивает грешника, она осуждает грех. Есть много разных грехов, и вопрос в отношении человека к тому, что он совершает. И Церковь всегда разделяет грешника и грех, человека и его поступок. Не принимая какие-то поступки, она тем не менее всегда открыта к людям. Так что диалог с протестантскими организациями мы тоже ведем, но твердо придерживаемся того, чтобы отстаивать свои позиции.

— Как вы лично понимаете слова: «Москва – Третий Рим, а четвертому не бывать»?

— Эти слова – вполне определенная концепция, хотя ее авторы, конечно, в таких категориях ее не осмысляли. Мы же сегодня воспринимаем концепцию «Москва – Третий Рим» через поле западников-славянофилов, через те смыслы, которые эта мысль обрела в 19 веке, когда в этом стали видеть какие-то мессианские претензии. В действительности есть очень интересное исследование на эту тему у историка Нины Васильевны Синицыной, согласно которой мы называем себя Третьим Римом, поскольку связаны с Евангельской историей самыми истоками христианства.

А во-вторых, как говорил наш замечательный историк Николай Николаевич Лисовой, «Москва – Третий Рим» – это значит, что мы последний окоп. Именно в том смысле, о котором мы сегодня говорили в плане ценностей, их отстаивания и так далее. А книгу «Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции» я очень рекомендую к прочтению.