События

У меня был особый личный интерес встретиться с Владиславом Флярковским (на фото) по целому ряду причин. Во-первых, я его очень хорошо помню как одного из тех, кто в конце 80-х в группе таких же, как и он, молодых ребят участвовал в популярнейшей в те времена программе «Взгляд», будоража умы и без того взъерошенного перестройкой населения огромной страны. А еще были и «Вести» с этой мчащейся тройкой в заставке.
Во-вторых, я и сейчас с удовольствие смотрю и слушаю Владислава как одного из ведущих российского телеканала «Культура».

Ну, и в-третьих, мы с ним уроженцы одного и того же российского региона — республики Башкортостан. И пусть он всего-то два месяца после рождения прожил там, а я — неполных двадцать лет, а все же земляки…

Тема беседы возникла не спонтанно. Народ, как и принято на круглые даты, вспоминает свое недавнее прошлое, которому уже или еще двадцать лет. Как и чем измерять…

Если считать, что за это время выросло новое поколение, знающее только со слов родителей, учителей, политиков, что такое СССР, то это уже история. А тем, кто пережил все эти перемены-перестройки и оказался вдруг без Родины, кажется, что это было только вчера и что это дурной сон, и вот пройдет этот дурной сон…

— Владислав, скажите мне, почему я вас до сих пор воспринимаю именно как журналиста того, захватывающего своим динамизмом времени, участника «Взгляда»? Да и не я один…

— Я часто сравниваю судьбу актера и судьбу журналиста. И думаю, что путь актёра – это имя, а путь журналиста – это репутация. И то и другое зарабатывается в самом начале. И может быть, именно поэтому люди старшего поколения помнят медийных работников по их первому взлёту. Меня — больше по «Взгляду» или по первым выпускам «Вестей». То же можно сказать и о любом другом, кто работает на телевидении долго, в разных программах. Когда-то, в какой-то период складывается мнение о них, и оно редко меняется. Вот как-то раз блеснуло, и на всю жизнь.

— Вы, журналист, входящий по праву в российскую телевизионную элиту, а мнение представителя этой элиты о том или ином событии в России, в Крыму воспринимается с особым интересом. Мы как бы сверяем свои ощущения, глядя на события уже из-за бугра. К сожалению, надо сказать…

Что сегодня происходит в России? Я имею в виду хотя бы недавнее событие, когда к православной святыне - Поясу Пресвятой Богородицы стояла очередь в сотни тысяч людей. Глядя на телевизионные репортажи с улиц Москвы, да и с других городов, где происходило поклонение святыне, вспоминал сцены из «Бориса Годунова».
Это духовное возрождение русского народа, или это уже какое-то отчаяние?

— Я верующий, но не религиозный человек. Предпочитаю о таких вещах вслух, а тем более публично, не рассуждать. Это во-первых. Во-вторых, я сотрудник светского государственного телевидения, и судить о том, что в душах верующих происходит, не берусь. Наблюдая за этой многотысячной очередью к православной святыне, я испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, я понимаю душой тех, кто стоял в этой очереди с малыми детьми на руках. Возможно, ими двигало стремление получить в своей жизни опору, которой у них, видимо, нет или не хватает. Они шли с надеждой, и отказать им в ней никто не в праве. С другой стороны, я думал в те дни о том, что вера в Бога и вера в магию предмета – слишком разные вещи, и было в этом что-то средневековое. Но, я повторяю, тема слишком тонкая и деликатная, чтобы о ней высокомерно рассуждать человеку не религиозному.

— И снова возвращаюсь к тому времени, о котором начали разговор. С экранов телевидения и особенно в том самом «Взгляде» набатом звучало «Мы хотим перемен!» И вы, и ваши коллеги, и все, кто хотел непонятно каких, но перемен, по сути раскачивали лодку, на борту которой было четыре буквы – СССР. Горбачев среагировал: нате вам ваши перемены!

Что для вас лично такие перемены, что вы от них получили, оглядываясь на прожитое за эти двадцать лет, на достигнутое или не достигнутое?

— Ответить на этот вопрос можно только в объеме книги, не иначе. Если ограничиться личной судьбой – я доволен тем, что в эти годы я получил возможность достойно обучать кормить, одевать двух сыновей. Доволен тем, что имел возможность работать в разных средствах массовой информации, что приобрел колоссальный опыт журналисткой работы. Я много путешествовал, был на войне, был за Океаном, узнал за эти годы много интересных, приятных, и неприятных, и неинтересных людей. И если бы тонущая лодка оставалась на плаву, подозреваю, что обретений было бы куда меньше, а проблем – много больше.

— И о том, как я воспринимаю вас на телеканале «Культура». А воспринимаю вас я как в определенной степени консерватора в искусстве, человека сдержанного в оценках. Это ощущение еще дополняется тем, как вы скромно одеты на экране, без галстука. Ну совсем не тот бунтарь, что двадцать лет назад. А как вы относитесь к авангардному искусству, вокруг которого никогда не утихали страсти, будь то балет или изобразительное искусство, архитектура та же…

— Назовите меня ещё ретроградом (смеется). Конечно, я не такой. Пусть я буду консерватором в отношении культуры, но это умеренный консерватизм. Я признаю право на полноценное существование всех форм и направлений искусства. И, в конце концов, дело не в том, чтобы ценить классику и презирать современное искусство, или наоборот. Проблема в том, что надо уметь видеть внутреннюю связь между искусством академическим и актуальным, не воспринимать одно в качестве замены другому. Когда в Третьяковке была объединённая выставка классики и авангарда, часть публики негодовала, может, помните – «Вы подсовываете нам куриные окорочка!». Публика в целом не подготовлена к адекватному восприятию всех образцов искусства в их взаимосвязи. И виновата в этом не публика, виноваты искусствоведы, критики, журналисты — мы виноваты.

— Вы журналист известный, и как у всех журналистов такого уровня происходят встречи с известными людьми. Понятно, что всех впечатлений не упомнишь от этих встреч. И все же, какая самая впечатляющая встреча в последнее время состоялась и с кем?

— Была такая встреча. Я вас удивлю, но это человек совсем не известный большому миру — Лиза Михина. Произошло это в сочинском аэропорту. Меня окликнула девушка, и я узнал в ней бывшую одноклассницу моего старшего сына. Мы разговорились. И я услышал речь умного, превосходно владеющего речью человека, развитого невероятно, благородного, исключительно деликатного. И это была представитель того самого поколения, по поводу которого наше поколение так часто брюзжит, считает его полуграмотными безличными пользователями смартфонов и планшетов. Мне, опытному, тёртому калачу было интересно с ней разговаривать, слушать ее рассуждения.

— Недавно в России отмечали 80-летие отечественного телевидения и патриарх телевидения Игорь Кириллов , выступая в Кремле на юбилейном торжестве, свою речь завершил словами «Наше российское телевидение – самое лучшее в мире!». Пусть это даже сказано в порыве праздничного настроения, но ведь то же самое утверждают и другие телевизионные журналисты и ведущие, с которыми приходилось встречаться крымским журналистам в рамках медиа – клуба «Формат –А3» А вы - то как считаете?

— Я думаю, немного найдётся моих коллег, которые досконально знают, какое у них у всех ТАМ телевидение. Как можно сравнивать? Я бываю за рубежом и с телевидением некоторых стран знаком, но только фрагментарно. Моё сравнение тоже будет хромать. Мне кажется, что наше телевидение не лучшее, не худшее, оно – другое, пожалуй, эффектнее, ярче, динамичнее. С нашим телевидением не соскучишься. Звучит двусмысленно? Ну да, я и имею в виду оба смысла. У нашего телевидения особая эстетика. Это эстетика напора, энергии, доходящих порой до агрессии. ТАМ — скучнее. Может я мало видел, но мне показалось, что даже профильные телеканалы из разряда общественных, подобные нашей российской «Культуре», уступают ей по яркости, по набору жанров, по тематическому размаху, по глубине подачи.

— Те, кто хоть раз попробовал себя на телевидении, утверждают, что телевидение — это непроходящая зараза. Окунувшись раз в эту кухню, в ней так и остаешься. Я это слышу постоянно от телевизионных журналистов — и маститых, и начинающих. Как вы себя чувствуете в этой профессии?

— С удовольствием делаю свою работу, считаю её в высшей степени не напрасной. Считаю верным, то, что остаюсь на телеканале «Культура». Этот телеканал не только соответствует моим представлениям о телевизионной профессии, он ещё и соответствует моей натуре, мне близка его человечная, благожелательная интонация. Я работаю там, где должен работать и в этом никогда не сомневаюсь.

— И под занавес беседы не мог не удержаться, чтобы не попробовать склонить своего собеседника, поговорить на политические темы. Что для вас Украина, которая уже не Россия? Именно так озаглавлена книга второго украинского президента Леонида Кучмы…

— Думаю, что каждое государство, независимо от его особенностей, исторических, этнических или религиозных, имеет право на то, чтобы ему не мешали развиваться. Любое давление, поучения раздражают и народ, и власть в этом государстве, и это только усугубляет внутренние проблемы. Я за то, чтобы и Украина развивалась самостоятельно — так, как она считает нужным. Если она тяготеет к тому или иному флангу во внешней политике, значит, считает, что так лучше. Народу Украины или украинскому истеблишменту – в этом они уж сами должны разобраться. А истеблишмент, между прочим, не с Марса заброшен, а состоит из тех же граждан Украины. Вот, собственно, и всё.

— Традиционный заключительный вопрос московскому гостю: Что для вас Крым?

— Впервые меня, семилетнего, привезли в Крым родители. Отдыхали мы в Мисхоре. Помню такую историю, почти мистическую. Я перебирал гальку на пляже и нашел камень, абсолютно похожий на телевизор – кубик со сглаженными рёбрами и белой каёмкой по периметру одной грани. Этот камень с экранчиком много лет болтался в доме, потом куда-то девался…

А снова в Крыму я оказался года два назад, когда пригласили в Ялту для участия в международном семинаре по вопросам телевидения. И вот тогда я очень внимательно оглядел окрестности Ялты, всмотрелся в изумительный ландшафт ялтинского берега, и подумал: если бы судьба этого края сложилась иначе, то, ей Богу, весь мир стремился бы не в Канны, а в Крым…