События

Лицо Первого канала, российский журналист и телеведущий, эксперт по проблемам этнокультурной и религиозной политики Максим ШЕВЧЕНКО посетил Симферополь по приглашению Международного медиа-клуба «Формат-А3». Перед встречей с крымской общественностью он рассказал «Аргументам недели – Крым» о своем отношении к полуострову, своих взглядах на политическую ситуацию в России и о том, почему критикует либеральную журналистику.

ПРИЕЗЖАЮ В КРЫМ ЗА ПОМИДОРАМИ

- Максим, в каком контексте вы воспринимаете Крым?

- Я воспринимаю Крым как часть моей жизни, начиная с трех-четырех лет, когда я впервые попал сюда. И каждый год с разной периодичностью в моем мире московского мальчика, молодого человека, мужчины он так или иначе фигурировал. В разные годы я бывал в Крыму, имел тут много друзей, целые истории, связанные с работой, любовью или учебой. Здесь я был в 17 лет в лагере Московского авиационного института под Алуштой, здесь я странствовал рокером - в Симферополе была большая хип-система... Тут мы с мамой отдыхали в «Ясной Поляне» недалеко от Алупки – это был дом отдыха матери и ребенка. В общем, Крым для меня как для москвича был и остается частью моей культуры. Это не просто полуостров. «Поедем в Крым» - это значит поедем на поезде в хорошее, прекрасное место, где можно сесть в удивительный троллейбус – нигде в другой части земного шара троллейбусы не выезжали за пределы города. Крым был сказкой. Это родное для меня пространство.

- А как вам нынешний крымский сервис, если сравнивать с вашими детскими воспоминаниями?

- В СССР сервис был чудовищным. Хотя, когда ты маленький, твой сервис – это мама. Она кормила меня не в столовых, а фруктами-овощами. Помню, в 17 лет я жил в лагере «Алушта» после первого курса в комнате с пятикурсниками, которые отслужили в армии. Они были старше меня и хотели пить водку. Но я слышал, что в Крыму есть «Массандра» - и купил вино «Алеатико». Не хочу ничего рекламировать, но это было так вкусно - просто потрясающе. В Москве тогда была бормотуха, а тут - потрясающие вина. Но питаться в столовых было просто нереально. Была одна чебуречная в Коктебеле, стояк такой, как мы ее называли: там можно было поесть хороших чебуреков. Первая нормальная еда появилась под Алупкой, когда в затрапезной пельменной, где были только грязные тарелки, вдруг появились чистые, покрытые белой скатертью столики. Это вернулись крымские татары – был 89-й год. Тогда сервис стал исправляться. Появился великолепный ресторан «Тифлис» в Ливадии - я считаю, один из лучших.

Крымские продукты – это бренд. Я приезжаю в июле, клянусь, хотя бы на день-два, чтобы сделать салат с красным луком, помидорами «бычье сердце» и нерафинированным подсолнечным маслом, и съесть его с черным хлебом. За это к вам, поверьте, пол-Москвы приедет просто.

- Отдыхающие, приезжая в Крым, жалуются на хамов-таксистов, грязные пляжи…

- Грязные пляжи – это, конечно, абсолютное безобразие. Но таксисты, какие были, такие и остались. Прекрасные крымские таксисты: хотят урвать свое, но зато ты можешь так интересно поговорить - это люди с таким жизненным опытом! Я их просто обожаю. Когда я уже перестал быть нищим студентом, который ездил автостопом по Крыму, не платя денег, а уже стал человеком, способным взять такси, я выбираю машину, на которой поеду – мне хочется поговорить.

- В российских СМИ накануне сезона появляются материалы, представляющие Крым в негативном свете. Насколько журналисты честны в таком случае перед читателями? Или это сплошной заказ?

- Это же конкуренция. Крым ее не выдерживает. Тяжело стало отдыхать, ну поверьте, тяжело. Это объективная реальность. Крым изувечен, он просто изуродован. Нельзя такую хаотическую застройку проводить. Я понимаю, это прибыль, но Крым не принадлежит только донецким, луганским или московским. Не из всего можно выжимать деньги.

Сказка испортилась после 91-го года, когда тут появились какие-то братки, и не везде стало возможным выйти к морю – на берегу появились особняки.

Почему Турция привлекательнее Крыма, хотя второй удивительно красив и уникален своим микроклиматом? Там тебе никогда не принесут плохую еду. Ты не можешь себе представить, чтобы турки – для себя ли, для туристов – готовили из плохого мяса или второсортных продуктов. В Крыму я поражаюсь: зачем готовить некачественно? Как будто утрачено естественное чувство достоинства. Только у татар не бывает плохой еды, я ни разу не пробовал.

О РОССИЙСКОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ И УКРАИНСКИХ ТОК-ШОУ

- На украинских каналах – засилье политических ток-шоу, при этом в России их очень мало. Чем объясняется такая разница?

- Это востребовано психологией среды, народа, общества. Сейчас в России явно наметилась тенденция, когда резко возрастает спрос на политические дискуссии. Просто у нас в период стабилизации у народа понижается интерес к публичной политике. Когда общество нестабильно, наоборот - интерес к ней растет. Я думаю, что в Украине постоянно нестабильная ситуация.

- Вы согласны с утверждением авторитетного российского журналиста Леонида ПАРФЕНОВА, высказанным на вручении премии имени Влада ЛИСТЬЕВА в ноябре 2010 года, когда он назвал вещание гостелеканалов не информацией вовсе, а властным пиаром, раскритиковав качество политической журналистики, которая находится «под прессом», что отрицательно влияет на ее качество.

- Это влияет на качество журналистики самого ПАРФЕНОВА, который, очевидно, находится «под прессом». Пусть за себя говорит. Помните, Аркадий МАМОНТОВ снял фильм? Как только не издевались над бедным Аркашей: и дурак, и идиот, и кретин. А выяснилось, что камень-то настоящий (журналист телеканала «Россия» Аркадий МАМОНТОВ в 2006 году в своей передаче «Шпионы» рассказал о британском «шпионском камне», напичканном уникальными техническими свойствами. Некоторые российские журналисты, включая ПАРФЕНОВА, отрицали его существование, критично высказываясь в адрес МАМОНТОВА, но позже оно подтвердилось в официальных британских заявлениях. – «АН – Крым»).

- Можно ли предположить, какой будет российская журналистика после выборов президента России?

- Российская журналистика – она очень разнообразная. В ней есть и Александр ПРОХАНОВ, и Леонид РАДЗИХОВСКИЙ, и Максим ШЕВЧЕНКО, и Виктор ШЕНДЕРОВИЧ. У нас совершенно нет никакого диктата, который многие представляют. Большинство газет в России оппозиционны по отношению к власти. По крайне мере, в Москве. Да, федеральные каналы находятся под контролем власти. Даже не то чтобы под контролем… Меня, допустим, не надо контролировать. Но это не так, что я в душе любитель Америки, Израиля и Запада и всего такого «оранжевого», но страшный Кремль скручивает меня в бараний рог - и я наступаю на горло собственной песни, говорю не то, что думаю. Ничего подобного. Просто мои политические взгляды совпадают со взглядами гендиректора Первого канала Константина ЭРНСТА, что, в свою очередь, повторяет взгляды определенной части власти. Но при этом я жестко критикую российскую власть за преступления, совершаемые на Кавказе представителями силовых структур, за беззаконие, нарушение прав человека, за беспредел, происходящий там. Жестко? Да пожестче, чем, скажем так, некоторые либералы. Но что касается того, что я поддерживаю – единство государства, сильная федеральная власть, противостояние экспансии Запада – я отстаиваю эти взгляды. ПАРФЕНОВ, я считаю, лицемерит и лукавит в каких-то моментах. Не нравится – не работай.

ЕСЛИ ПОДНИМАЕШЬ ГОЛОС ВНУТРИ ЦЕРКВИ

- Насколько журналист вправе расследовать события, связанные с внутренней жизнью церкви? Где проходит грань между тем, что можно делать и чего нельзя, освещая эту тему?

- Журналист должен оставаться самим собой, при этом быть профессионалом и разбираться в деталях. Важно найти тональность писать об этом. Во-первых, не позволять себе оскорблять или в шутливом тоне писать о верующих или их чувствах, будь то православные, католики, мусульмане или другие. Это табу. Нельзя шутить над сакральным. Вот, например, в либеральной христианско-православной среде принято хохотать над тем, что люди растворяют в воде землю с могилы Святой Матроны и пьют ее, считая, что она помогает от бесплодия. Я тоже смеялся над этим, пока Александр ОГОРОДНИКОВ, проведший семь лет в тюрьме за православную веру, не сказал мне: «Никогда не смейся над тем, чего ты не понимаешь. Благодать Божья действует там, где ты даже не знаешь. У каждого человека свой диалог с Духом Божьим. Не смейся над чужой верой». Я это услышал и понял.

Второе правило - не осуждай брата своего, если ты не уверен – ищи доказательства. Очень мудро это решается у мусульман по шариату: при обвинении в прелюбодеянии нужны четыре свидетеля. Если доказательства есть – видеопленка, разговор, свидетельство - пиши об этом, но с горечью, а не разоблачая и срывая покровы.

- Как объяснить позицию церкви, которая предала анафеме российского журналиста Олега ДЕМЕНТЬЕВА за публикацию в 2008 году в газете «Псковский рубеж» статьи о злоупотреблениях в Спасо-Елеазаровском женском монастыре?

- Анафема – это не мистическое проклятие вуду. Это значит «изверженность», то, что человек своими делами и поступками не соответствует православному вероучению. Никто не сомневался, что Лев ТОЛСТОЙ – порядочный человек, но его мировоззрение не совпадало с символом веры. Поэтому священный синод констатировал в какой-то момент, что граф ТОЛСТОЙ, к сожалению, не является членом церкви. Нельзя предать анафеме неверующего человека, неправославного, он и так уже анафема – не член церкви. Поэтому резюмирую: таким поступком по отношению к журналисту церковь просто выразила свое несогласие с его обвинениями в свой адрес.

- Как журналисту выполнять свои профессиональные обязанности, при этом не нарушая принципов вероучения, к которому он себя относит?

- Вы поставили вопрос очень интересно и правильно. Если говорить о православии, то, во-первых, православный человек должен жить согласно правилам Святых Отцов. Одно из них, как сказал апостол: «Не судитесь у внешних». Не выносите «сор из избы» за пределы церкви, своего круга. Второе – важно знать, что непогруженный в жизнь церкви не может понять ни ее греха, ни святости. Вправе обвинять только тот человек, который является воцерковленным, постоянным прихожанином. Потому что он знает больше меня.

Поэтому сейчас перед нами, журналистами, стоит дилемма: мы не можем писать во всю полноту горечи, которую испытываем как православные, о том, что мы видим, но не можем и не писать. Нет свободы дискуссии внутри церкви, нет церковного суда, и ты не можешь найти правду против мздоимца-священника или нарушающего клятвы епископа.

Если журналист поднимает голос внутри церкви, он должен писать об этом со всем чувством ответственности и боли. Либеральная журналистика делает это гадко и мерзко. Она не только не позволяет церкви очиститься, более того, такие грубые наезды, наоборот, иногда сплачивают православных верующих вокруг тех, кого им надо бы извергнуть из своей среды: аморальных священнослужителей, вороватых епископов. Они думают не о том, виноват ли служитель храма, их волнует другое - церковь обижают. Обвиняя кого-то, важно понимать, что мы не имеем права судить при этом.