События

Нас хотят убедить, что национализм является препятствием. Что самая прямая дорога в будущее – Литва без границ. Что лучшее воспитание, это то, которое освобождает ребёнка от каких-либо обязательств. Что пропихиваемая Стамбульская конвенция прозрачна как слеза…

Не надо бояться быть параноиками,- говорит 30 лет живущая в Париже публицист, главный редактор литературного альманаха «Глаголъ» Елена Кондратьева-Сальгеро. Она подтверждает, что и во Франции людей приучают не думать собственной головой, что им навязываются стереотипы, превращающие граждан в инфантильную массу.

- Прожили в России 24 года, не думаете, что сегодня жить на Родине куда безопаснее, чем во Франции?

- Мы подошли к такому этапу развития, когда безопасных мест в мире не осталось вообще. Поэтому, не могу утверждать, что сейчас в России жить безопаснее, ведь здесь, как и во Франции, в центре Парижа, в любое время суток можно стать участником или свидетелем агрессии. Такое сложно было представить тридцать лет назад, когда я только переселилась сюда жить, но, скажем так, за десятилетия мы маленькими дозами прорывающегося насилия были приучены к этой вероятности.

Привычка является очень важным фактором – с одной стороны, она, конечно, помогает кое с чем справиться, победить, с другой стороны, мешает разглядеть и оценить приближающуюся опасность. Люди ведь привыкают ко всему, десятилетиями живут под бомбардировками и иногда не слышат, когда кто-нибудь пытается их предупредить, звоня в колокола. Ведь если посмотрим свежим взглядом, увидим, что опасность, вливаемая маленькими дозами, разрослась в огромный тяжёлый ком, сметая всё вокруг. Практически мы приближаем или уже приблизили сценарий катастрофы и никто не может сказать, когда он станет реальностью. Неприступных бастионов нет, в этом я глубоко убеждена. Миграционные процессы, вызывающие религиозные противоречия, о которых моментально становится известно даже там, где их нет, могут стать взрывным фактором.

- Франция пережила не один трагический акт террора. Заметны ли какие-либо яркие изменения во внутренней политике, призванные уменьшить этот, по вашим словам, ком, катящийся в нашу сторону?

- Лет тридцать назад понятия исламского терроризма не существовало. Были отдельные мелкие акты террора, какие переживал Израиль, к примеру, уже десятилетия; теперь эта данность пришла в Европу, поскольку предотвратить акт террора практически невозможно. Можно помешать одному сценарию, но нельзя контролировать весь муравейник, тем более, что все террористические группировки между собой не согласованы, каждая действует по своему собственному плану, то есть делает, что хочет. С этой точки зрения нулевых рисков не существуют, и руководство Европы всё это время, не вдаваясь в мелочи, ведёт себя словно хозяйка, поставившая на огонь скороварку и закрутившая крышку, отлично зная, что пар копится и рано или поздно вырвется наружу. Ситуация дозрела до такого уровня, что уже невозможно «вешать народу макароны» поясняя, что акты террора – только лишь случайность, что их организаторы страдают депрессией и психически нестабильны. Такие объяснения уже вызывают смех, подобно анекдотам времен Брежнева, которым никто не верил.

- Ведь средства массовой информации до сих пор в отношении исламского терроризма вешают макароны, особенно в полюбившихся для мигрантов странах, среди которых и Франция. Неужели ошибаюсь?

- То, что в этой сфере пытаются демократическую прессу, которая вроде бы обязана освещать все события - правда. Существует официальная установка - не публиковать неблагоприятной для мигрантов информации, не разжигать страсти, однако во времена интернета, как ни крути, правда всё равно вылезет наружу; к тому же существуют организации, которые противятся такой политике, есть отличные журналисты, которые не избегают писать правду, в конце концов, люди начинают мобилизоваться сами. Когда мне говорят, что только 58% французов против миграции, я не верю, так как не знаю ни одного человека, ни в своём окружении, ни в другом, который её бы одобрял. Откуда берутся такие данные, непонятно. Людям уже надоело слушать пояснения руководства,что, якобы, от актов террора страдают в первую очередь сами мусульмане и они уже не только в консервативной прессе поднимают вопрос: если «в первую очередь от террора страдают сами мусульмане», то где тогда их протесты? Почему они не выходят на улицы и не говорят: «Мы с этими людьми ничего общего не имеем». Сегодня мало кто всё ещё верит в легенду, что среди мигрантов много образованных людей, врачей, инженеров и т.п., поскольку выяснилось, что таких и вовсе меньше 2%. Французов поразил недавний репортаж, кстати, показанный почти в полночь, чтобы как можно меньше зрителей смогло бы его увидеть, где снимали мигрантов-подростков (они все представляются ими, хотя не одному уже исполнилось и 30 лет), размещённых в гостинице Парижа. Они, обеспеченные новейшими мобильными телефонами, с головы до ног одетые так, как не сможет своих детей обеспечить рядовой француз, жаловались, что на завтрак подаётся одно и тоже надоевшее меню и спрашивали, неужели нельзя круассаны с маслом заменить чем-либо другим… Всё же должна сказать, что в масс-медиа увеличивается количество случаев, когда вещи называются своими собственными именами и даже столпы политкорректности на теледебаты вынуждены приглашать и одного-другого по-иному думающего гражданина (всё же ведь демократия!), но, скажем, приглашаются два правых и семеро левых, и регламент каждому – по две минуты. Таким образом, уже несколько десятилетий происходит сознательное и целенаправленное превращение членов общества в инфантилов, впихивая удобоваримую информацию. Это продолжается и дальше. Ведь не все склонны анализировать, кое-кто просто поглощает информацию и остаётся под её воздействием.

- В своих текстах пишете, что в наши дни манипулируется человеческими умами, чувствами. Читая это, чего доброго, возникает вопрос: кто это делает и с какими целями?

- Думаю, на этот вопрос сегодня никто не смог бы ответить. Возможны различные версии, от самых безумных, до самых умнейших и всех их, от финансовых интересов различных бизнес-групп до тайных обществ или третьих сил, пришельцев, которые (кто-то и в это верит) уже живут среди нас, нужно иметь в виду. Ведь какими бы не были ваши личные убеждения, при обзоре прессы от крайне левой до крайне правой, обнаружите, что у них существуют точки соприкосновения, часть правды совпадает.

О планах изменить состав населения Европы говорится уже откровенно, как и о не перспективности национальных особенностей в Соединённых Штатах Европы. И это уже делается постепенно, малыми инъекциями и пытаются это делать руками самих властей национальных государств. Сначала человека поощряют заботиться, в первую очередь, о себе, любить себя, не противиться мелочам и быть толерантным к до сих пор ему чужеродным вещам, затем незаметно он сам собой прекращает протестовать из-за «чепухи» и порог противодействия абсурду, сумасшествию становится всё ниже. Это можно проиллюстрировать хотя бы и отношением к гомосексуализму. Сначала людей призывают нетрадиционную ориентацию признать нормальной, потом обязывают признать за ценность гомосексуальный образ жизни, и не только быть толерантным, но и поддерживать, участвуя в их парадах и пропагандируя их образ жизни, подводят к мысли, что всё это не противоречит институту семьи. Толерастия и политкорректность стали мировым цензором, а взращённая на комиксах часть общества позволяет штампованным психологам (ничего не имею против психологов вообще), которыми нафаршированы образовательные учреждения, влезать в их частную жизнь и обнародовать проблемы, которые должны решаться только в семье (не говорю об исключительных случаях). Была поражена, когда в парижской школе из-за вырвавшегося у кого-то слова «пидераст» был созван консилиум педагогов, представителей родителей и учеников, как собирались пояснения, как было послано известие, что жаловаться вообще хорошо, - ощущала себя, словно попала в атмосферу романа Михаила Булгакова «Собачье сердце». Это опасная тенденция, она ослабляет человеческий иммунитет к окружению.

-Но ведь человеком на привязи легче управлять.

- Само собой управлять, безымянной, бесполой, безнациональной массой намного легче, поэтому и не прекращают промывать мозги, скажем, переписывая историю. Переписывание истории происходит не только в России, это происходит повсеместно. Наратив Римской империи сегодня является очень болезненным, поскольку аналогия с сегодняшней Европой так сильна, что не заметить её просто невозможно. Вот поэтому в новых книгах падение Римской империи подаётся уже по-другому, внушается мысль, что захват Рима варварами не являлся абсолютным злом, что в затхлое средневековье привнесена новая кровь, что римляне сами этого желали, что это, чего доброго, был социальный эксперимент, который плохо закончился, поскольку не был должным образом управляем. Из школьных учебников изымаются отрицательные смысловые термины, такие как кризис, крушение и т.п.

- Что во Франции остаётся делать думающему человеку в такой атмосфере очевидной глупости?

- Конечно, не все мы всегда бываем сообразительны, не всегда умны, но непозволительно быть равнодушными, даже если воспитаны, что ничего страшного, что крыша протекает, главное, над нами не капает, - как-нибудь проживём ничего не делая. Те, кто понимает, осознают, что всеми силами должны сохранять консервативные ценности и ту систему, которая тысячелетиями помогала человечеству сохраниться, должны сохранять семью, национальную культуру, язык. Я консервативный человек, мне очень нравится, что есть Швейцария, Литва, Италия… и что они – различны с собственной манерой жить, убирать улицы, питаться…

Такими они и должны остаться, не стараясь соответствовать «мировому быстрому питанию» во всех смыслах: как в культурном, так и некультурном. Поэтому и говорю: не бойтесь быть параноиками. Не бойтесь этому противиться.