События

22 марта в рамках проекта «Культурная линия» и при содействии международного медиаклуба «Формат А-3» в эфире радио Baltkom состоялась онлайн-встреча с выдающимся современным русским поэтом, блистательным эссеистом, публицистом, критиком, искусствоведом, членом Патриаршего совета по культуре и лауреатом множества престижных литературных премий Юрием Михайловичем Кублановским. Человеком, который пережил изгнание как антисоветчик и диссидент и удостоился высокой оценки и внимания обоих русских нобелевских лауреатов конца ХХ века Солженицына и Бродского.

Прямой эфир на тему «Будущее русской цивилизации: прогноз поэта» был приурочен к Всемирному дню поэзии и удивительным образом совпал с вручением буквально накануне Юрию Кублановскому Гран-при национальной премии «Поэт года».

В конце прошлого года у Кублановского вышел трехтомник собрания сочинений «Стихотворения» - своеобразная автобиография поэта в историческом срезе и метафорической форме, охватывающая три эпохи в жизни автора и в жизни страны. А если бы была возможность, в какое время вы бы захотели вернуться? – первым делом поинтересовались у поэта радиослушатели.

«Я, в принципе, не ропщу на судьбу. Как все состоялось, так и состоялось. Мне выпало прожить достаточно интересную, емкую жизнь. И в общем вся моя жизнь была подчинена поэзии. Что при советской власти, что в эмиграции. Что в криминальную революцию 90-х годов, что теперь. Каждый отрезок жизни по-своему интересен...»

В 1975-м Юрий Кублановский выступил с открытым письмом в защиту Солженицына «Ко всем нам», в результате чего в 1982-м был вынужден покинуть СССР. Вернулся в Россию через восемь лет. Отвечая на вопрос о том, за что сегодня он критикует западную цивилизацию и почему ему комфортнее жить на родине, Юрий Михайлович первым делом подчеркивает, что очень не любит слово «комфортно».

«Поэту логично жить одной жизнью со своим языком, со своими читателями. Профессия обязывает. А что касается критики западной цивилизации, я скорее тревожусь за нее, нежели критикую. Вообще за последние 30-40 лет огромные события произошли как в России, так и в западном мире. Нынешняя Европа отличается от той, в которую я приехал в конце 1982 года, также контрастно, как нынешняя Россия от Советского Союза. Этот контраст обусловлен какой-то ускорившейся деградацией западной цивилизации. Мне всегда казалось, что потребительская цивилизация, из которой вымываются религиозно-нравственные устои, обречена. Я думал, что это произойдет только к середине века. Но этот процесс стремительно убыстрился. В значительной степени, конечно, это связано с массами пришедших с Востока людей, совершенно чуждых европейским ценностям, которые заселили Европу в последние 10-15 лет. Как сказано в одном из моих последних стихотворений, - Европа стала добычей разномастных пришельцев.

Теперь выйдешь в выходные дни на Елисеевские поля и не поймешь, где ты – в Париже или в Каире. Все, что мне было дорого, все, что связано с национальной самобытностью той или иной страны – все это вымывается, нивелируется и меняется на нечто усредненное. И все с большей и большей скоростью. И культурная деградация идет в значительной степени, и политическая - особенно. Мы видим совершенный раздрай, который происходит между Россией и Западной цивилизацией. Сейчас, а тем более в последний год-полтора, когда пандемия, когда, как никогда, необходима солидарность цивилизованного общества. Но Запад совершенно этого не хочет чувствовать и ведет себя чрезвычайно провокативно. Я, конечно, считаю это большой бедой, чреватой большой трагедией...

И каким-то огромным страшным символом для меня, конечно, стал пожар Нотр-Дама. Когда я в последний раз был в Париже, я долго бродил вокруг этих лесов. Кстати, работы там идут чрезвычайно медленно, и, насколько я знаю, большинство обещанных богатеями субсидий, так и не поступило. И, глядя на это сердце Европы в таком страшном сгоревшем состоянии, я чувствовал и видел в этом какую-то трагическую символику».

А в современной России что вы принимаете, а что отвергаете? В какую сторону, на ваш взгляд, меняется страна? – поинтересовались, в свою очередь, литовские журналисты.

«Она меняется колоссально. В коммунистическом режиме царила идеология – атеистическая, марксистская. Она заполняла все культурно-нравственные опоры общества. И мне, как человеку религиозному и как поэту, дышать было тяжело... Но когда я вернулся через 8 лет жизни на Западе (я очень благодарен, что сумел за эти 8 лет много посмотреть, много понять, много увидеть), я уже смотрел на Западную цивилизацию более глубоко, чем большинство здешних либералов, демократов и всяческого рода политических дилетантов.

Для чего я мечтал о демонтаже социалистического режима? Прежде всего, я хотел морального воскрешения России. А вместо этого наступил новый виток страшного упадка, который справедливо был назван Великой криминальной революцией. Это было самое тяжелое для меня время, потому что те надежды, которые я питал на возрождение России, рушились одна за другой. Через три года после меня вернулся Александр Исаевич Солженицын, и мы стали делать с ним по Первому каналу телевизионные беседы, но потом Березовский, которому принадлежал Первый канал, без всякого объявления об этом, закрыл передачу. Просто по-хамски. Такое было время. Авантюрист мог распоряжаться доступом великого писателя к народу.

Но и 2000-е годы я воспринимаю очень противоречиво. С одной стороны, идет укрепление России, ее корней, церковной жизни. А с другой стороны, общеизвестно - есть коррупция. Как когда-то написал мне, вернувшись, Александр Исаевич Солженицын - вместо «красного колеса» в России покатилось «желтое колесо». Это «желтое колесо» стремительно катилось все 90-е годы. Сейчас его бег замедлился…»

Поскольку Юрий Михайлович хорошо знает жизнь российской провинции (родился в городе Рыбинске, а сейчас живет между Москвой и Поленово, где директором музея Поленова служит его супруга и правнучка великого художника) поэта спросили, меняется ли, на его взгляд, жизнь за пределами Москвы.

«Надо прямо сказать, что если 90-е были годами провала и по провинции мы ходили, как по бедным и нищим кварталам Александрии, то последние 20 лет российская провинция очень подтянулась, стала чище, опрятнее, там выходят превосходные журналы. Вот в моем родном городе издается прекрасный журнал «Рыбная слобода». В Угличе выходит превосходный историко-краеведческий и литературный журнал «Углече Поле». Культурное возрождение налицо. Краеведение, музееведение – все это оживает прямо на глазах. Также, как и внешний облик провинциальных городов».

Поскольку так исторически сложилось, что поэт в России - больше чем поэт, Юрия Михайловича попросили прокомментировать нашумевший манифест театрального режиссера Константина Богомолова «Похищение Европы 2.0» о том, что Европа превращается в «новый этический Рейх» и что России надо перестать ориентироваться на европейские ценности.

«Я этот манифест не читал и объясню, почему. Вот мы сейчас говорили про «желтое колесо». Богомолов – спица в этом «желтом колесе». И последней каплей в таком отношении к нему стало его шутовское венчание с Ксенией Собчак в Вознесенской церкви. Это церковь, в которой венчался Пушкин. Она для каждого русского человека очень и очень много значит. Тем более, для каждого москвича. То, что они устроили из венчания шоу, приехали туда на каких-то похоронных дрожках, а вечером новобрачная уже танцевала стриптиз - честное слово, я сейчас не могу порога этой церкви переступить. Мне кажется, что тамошнее церковное пространство надо заново отчитывать. Это стало последней каплей в моем отношении к Богомолову. Очевидно, как вы пересказали суть манифеста, я со многим согласен, но я недостаточно уважаю в культурном отношении эту фигуру для того, чтобы читать его эссе».

В продолжение темы Юрия Михайловича, который был дружен с выдающимся филологом и пушкиноведом Юрием Лотманом, попросили дать свое объяснение тому, почему его сын, Михаил Лотман, будучи публицистом и общественным деятелем в Эстонии, стал одним из лидеров движения закрытия Пушкинской гимназии в Тарту?

«Горько это, грустно. Как это объяснишь? Я его пару раз видел, знаю его позицию и деятельность в современной Эстонии, она вызывает у меня, прямо скажу, недоумение. И кажется мне, в значительной степени это конформизм».

Как может отразиться на русских людях в Прибалтике курс на полную интеграцию? Кублановский уверен, что ни к чему хорошему это привести не может.

«Кому от этого лучше, что растет молодежь, не знающая или совсем плохо знающая русский язык? Русский язык – великая драгоценность, на которой созданы бессмертные произведения. И тот факт, что раньше молодые латыши, эстонцы и литовцы могли читать в оригинале русскую литературу – был им только в плюс. Это их обогащало. А сейчас, мне кажется, что эти все три прибалтийские республики (хоть я и не подолгу там бывал) стали какие-то музеефицированные, я не вижу в них биения жизни. Хотя каждую из них безумно люблю. А Эстонии просто лично благодарен за то, что именно благодаря ее довоенным границам уцелел наш Псково-Печерский монастырь. Большевики его не разорили, как они его обязательно бы разорили, если бы он в ту пору принадлежал советской власти. Так что эстонцы спасли нам духовную сокровищницу».

Размышляя над вопросом о феномене и, как говорил Солженицын, своеобычности русской цивилизации, Кублановский подчеркивает, что это осязаемая реальность, а отнюдь не вымышленный фантом, как некоторые стали утверждать сегодня.

«Сохранилось огромное количество вещественных доказательств существования русской цивилизации. Как и того, что ее не оставил Бог.
Вспомните «Троицу» Андрея Рублева. Это же не просто искусство. Это откровение. Откровение в красках, как сказал отец Павел Флоренский. Таких откровений мало в западном искусстве (по образованию Юрий Кублановский – искусствовед). Да, в Средневековье отчасти они были. Джотто, например. Высокое Возрождение я уже не люблю, оно очень двусмысленно. Но все-таки Рублеву с Дионисием, мне кажется, они уступают именно потому, что у нас это искусство носило характер откровения. А 19-й век — это наше Возрождение в литературе. Все-таки и Толстой, и Достоевский создали совершенно недосягаемые шедевры прозы. Пушкин, Лермонтов – все это божественно. Поэтому говорить о какой-то ущербности русской цивилизации не приходится.

Да, в 1917-м году произошла катастрофа. Но живем и надеемся: может быть, России еще суждено сказать в 21-м веке новое слово. Все-таки сегодня Россия гораздо менее развратная, чем западный мир. Потому что среди первых пятидесяти бумаг, которые подписал новый президент Америки – одна, разрешающая мальчикам ходить в женские туалеты, а вторая - разрешающая солдатам бесплатно менять пол. Все-таки в России до этого, слава Богу, еще далеко…»

Юрий Кублановский часто говорит о том, что на протяжении всей своей жизни пытается разгадать суть случившегося с Россией в начале ХХ века. Не чувствует ли он сегодня признаки, что его страну могут повторно привести к подобному сценарию?

«Это одна из самых больших тревог моих. Но, во-первых, власть в России еще достаточно сильна. Во-вторых, нет войны, которая была в 1917-м году и шла уже три года. Поэтому сейчас положение России стабильнее, чем тогда. И нынешнее руководство более опытно, чем был Николай Второй, который оказался непротивленцем, а за этим последовали страшные последствия. Сейчас пока что мы от этого защищены, мне кажется. Но это не значит, что в ближайшие 10-15 лет не начнется нового расшатывания России. Очень важно этого не допустить».

Современную либеральную интеллигенцию Кублановский называет «либеральной жандармерией».

«Это выражение принадлежит либо Аполлону Григорьеву, либо Александру Блоку – точно не помню. Либеральная интеллигенция – это орден. Это клан, отмеченный идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей, как говорил мыслитель Федотов. И все, кто не подходит к ее умонастроению, к ее представлениям, к ее фанатичному прозападничеству, - все так или иначе как-то вытесняются из общественного поля. Я это пережил на себе, когда в 90-е чувствовал себя на родине большим чужаком, чем даже при советской власти. Именно потому что тогда правила бал олигархия и обслуживающая ее либеральная жандармерия».

В рамках этого эфира, конечно, не могли не прозвучать вопросы о Бродском, с которым Кублановский был очень дружен и который был составителем первой книги Юрия Михайловича, вышедшей в США в 1981 году. Гостю рассказали, что в Латвийском Новом театре режиссер Алвис Херманис (он же сейчас поставил в Москве спектакль о Горбачеве с Мироновым и Хаматовой в главных ролях) сделал постановку «Бродский/Барышников», где легендарный танцовщик читает стихи Бродского. Российские зрители специально приезжали в Латвию на этот спектакль, чтобы просто посмотреть на Барышникова, потому что в Россию он приезжать напрочь отказался. А почему Бродский так и не приехал в новую Россию после распада СССР? – поинтересовались у Кублановского.

«Тут несколько причин. Он интуитивно чувствовал все то, о чем я вам говорил про 90-е. Понимал, что время достаточно гнилое, а он нес в себе определенный образ России… Быть может, боялся разочароваться. Но, думаю, есть и более прозаическая причина. Бродский пережил две тяжелейших операции на сердце. Курить и пить ему было противопоказано полностью. Он понимал, что если он приедет в Россию, на него обрушится такой вал встреч и выпивок, что его здоровью это будет уже не по силам. Просто боялся тех перегрузок, которые чисто физически у него были бы, если бы он согласился приехать в Россию».

Юрий Михайлович подтвердил, что их дружба с Бродским сошла на нет, когда они заняли кардинально разные позиции по поводу бомбежек Югославии.

«После того, как Иосиф выступил в поддержку этих первых бомбежек в 1995-м году, мы уже не переписывались. Как отрезало. Почему он это поддержал? Ну, вот считал, что там коммуняки, а коммуняк надо давить. Это раз. А два - может быть, ему хотелось перед либералами оправдаться за его мощные жестокие стихи об Украине, и он нашел повод присоединится к ним вот в этом вопросе. Но мне это все было чрезвычайно неприятно, а, тем более, что я знал и знаю, как в Сербии любили и любят Бродского».

Интересно, что сам Кублановский в свое время сыграл немаловажную роль в судьбе другого нашего выдающегося современника – старца Илии, духовника Патриарха и братии Оптиной пустыни. Познакомились они на на Афоне, в русском монастыре Святого Пантелеймона, когда старец был еще монахом Илианом.

«Я попросил провести меня к церкви, где старцу Силуану был голос. Мы пошли туда по узенькой тропке над обрывом. И он вдруг говорит: «Как я мечтаю сейчас вернуться в Россию! Там сейчас такие события происходят! На Афоне хорошо, но я чувствую, что мой долг быть там». Я спрашиваю: «А что вам мешает?». Отвечает: «Так денег нет на билет! Пишу в Московскую патриархию, а мне говорят, что все деньги уходят на чествование 1000-летия Крещения Руси». «Господи, да я завтра буду в Мюнхене и пришлю вам денег!». И в тот же день сделал ему перевод на Афон, и через две недели он был в России. Вот так вот удивительно.
Вся наша жизнь соткана из таких каких-то совершенно причудливых неожиданностей».

Разговор с лучшим современным поэтом России логично завершился вопросом о поэзии: что и кого может спасти поэзия в современном обществе потребления?

«Массово, конечно, спасти не может. Общество потребления - это девятый вал чего-то достаточно страшного и ядовитого. Но отдельные души спасти, конечно, можно. Я убежден, что тот, кто читает настоящую поэзию – укрепляется умственно, укрепляется духом, укрепляется волей и сердцем. А главное, жизнь его становится намного богаче и объемнее. Человек, который читает и любит поэзию – счастливый человек».

В онлайн-встрече принимали участие латвийские и литовские журналисты. Вели эфир представители проекта "Культурная линия" журналисты Ольга Авдевич и Наталия Захарьят.

Поделиться: