События

Побывавший практически во всех «горячих точках» на территории бывшего Советского Союза, он признается, что не любит, когда его называют военкором («лучше - репортер»), и никак не может привыкнуть говорить «в Украине», поскольку к языку когда-то прилипло «на Украине» (причем именно так правильно!). Говоря о постсоветских, некогда братских, республиках, не скрывает горечи: «Жаль, что мы не можем найти в себе силы, чтобы просто любить друг друга и уважать». О том, в каких условиях приходилось вести съемки и с какими трудностями, физическими и психологическими, сталкиваться на войне, российский военный корреспондент Александр Сладков рассказал крымским журналистам в Симферополе на встрече, организованной международным медиа-клубом «Формат А-3».

- Западноевропейские и американские журналисты, перед тем, как ехать на войну, обязательно проходят серьезное специализированное обучение. Проходили ли вы его? Необходимо ли это?

- Я десять лет проходил такое обучение: закончил военное училище, служил в разных округах. Но и у нас уже есть курсы «Бастион» - финансируются правительством, - там преподают люди из Федеральной службы безопасности, Минобороны, МЧС, военные психологи, полицейские, спецназовцы. Журналистов учат, как себя вести при попадании в плен, как правильно освещать ситуацию, как найти общий язык с военными, в частности, с американскими. Они великолепно работают: великолепная организация труда, и речь даже не в оплате труда, а в великой системе. Всегда с них брали пример: то, как они снимают, как делают стенд-ап, как они монтируют, но все же когда они начали нести какую-то ахинею по поводу Грузии, я удивился… Я работал с американцами и в Афганистане, и в Ираке. Система великая, а вот человеческий фактор слаб, генетика немножко на нашу не похожа. Ну не тянут они, ну не созданы! Почему? Они и с населением, как наши, не общаются – они сразу за автомат, а агрессия - это страх. Самое недостающее качество американского солдата - это мотивация. Ее нет. А у нас замес крутой: мы быстрее переходим из мирного состояния в военное и обратно. У нас с войны пришел, попил неделю – и на завод, а у них нет, у них - страдания. Они не понимают, в чем смысл жизни

- Как бы вы охарактеризовали нынешние российско-украинские отношения?

- Мы соседи, нас никто не разделит. И Ла-Манш никто не пророет между нами, вот в чем дело. Конечно, это поле для размышления больших философов и мыслителей, но я считаю, что в отношениях между народами и государствами должна быть какая-то мораль - свод неписаных законов, которые надо соблюдать обязательно.

- В фильмах, тем более документальных и тем более о войне, всего не покажешь. Вам бывает жалко, что какому-то интересному эпизоду попросту не нашлось места в композиции фильма?

- Бывает неловко за пафосные слова, которые в фильмах я употребляю. Так, после съемок фильма «Спасти любой ценой» (о событиях в августе 2008-го в Южной Осетии. - «Новоросс.info») все российские военные, которые получили Звезду Героя России, уволились из армии, то есть не захотели служить. Многие из тех, кто там был, потом ходили по военкоматам и просили, чтобы их признали участниками боевых событий, и они на то имеют право.

- А, находясь тогда там, вы в полной мере воспринимали грузин как врагов?

- Ну, какие они враги? У меня четверо детей, за маленьким ухаживала грузинка. Знаменитый грузинский режиссер Тенгиз Семенов, который принимал участие в создании 20-серийной советско-американской документальной киноэпопеи «Эта неизвестная война», был другом моего отца, совершенно случайно, жили по соседству, папа был военный, не из этой среды. И когда папа умер, он позвонил мне и сказал: «Саша, папа умер, но у тебя есть половинка папы: это я». Ну, какие мы враги?! Мы в одну яму упали просто.

- Как вы реабилитируетесь после работы в горячих точках?

- Есть вообще методика сохранение профессионального потенциала в течение долгих командировок. Мы сняли об этом фильм. Например, оператор Дмитрий Остальский, длительное время работавший в Ираке и живший в гостинице «Меридиан» в Багдаде (где, кстати, погиб украинский телеоператор Тарас Процюк), утверждает, что все дело в педантичности распорядка дня. То есть надо, чтобы не превратиться в бездумную машину, которая завезет не туда, куда нужно, заставлять себя неукоснительно выполнять этот распорядок. Естественно, при долгих командировках пьянство не рекомендуется, потому что теряешь адекватность. Если в Афганистане в доме на закрытой территории еще можно ходить в шортах, чуть-чуть попивать, то в Махачкале ты уже так не походишь и особо не выпьешь, если долго будешь там находиться. В Дамаске мы жили в шикарной гостинице. Я выбрал для себя такую схему: утром я тридцать минут бегал, потом столько же плавал, затем принимал джакузи. Думал: чего уж там, если шлепнут, так хоть как человек полежать в воде. После этого завтракал. Затем, надев бронежилеты и взяв аппаратуру, мы садились в автомобиль, проезжали минут десять до шлагбаума, у которого оставляли машину. Вид - как на «Мосфильме»: за шлагбаумом все разрушено, танки стреляют, минометы, все бегают. До обеда мы снимали. Я умудрялся за это время терять в весе по четыре-пять килограммов. Я-то жирненький, тяжело мне в «доспехах» бегать. Потом - в гостиницу, отойти - и монтировать, а потом передавать материал. Везде есть обратная сторона, изнанка профессии. В Чечне, что в первую, что во вторую кампанию, везде грязюка была неимоверная, постоянно приходилось мыть, протирать аппаратуру. Из-за обилия грязи мы называли Чечню «пластилиновая страна». Но сегодня выпивать стали меньше, и сами военные, кстати. А в первую кампанию выпивали еще как! Как-то захватили завод коньячный, и у нас стояла одна фляга с коньяком и одна - с медом. Еды было много, потому что раненых и убитых много было, их вывозили, а еда оставалась.

- На ваш взгляд, можно ли героизировать в кинематографе войну - к примеру, так, как это делают сегодня в Голливуде?

- Нельзя. На войне стреляют и убивают по-настоящему. Как-то в зоне одного из кавказских конфликтов нас сопровождал черкес, парень лет девятнадцать-двадцать. Говорит: «Мы будем воевать с карачаевцами». А я ему отвечаю: «Парень, ты знаешь, что такое война? Это грязь и кровь, это гибель твоих близких. Тебе двадцать лет, ты в кино хочешь, мороженого и с девочкой прогуляться, секса, наверное, хочешь. И у тебя ничего этого не будет: только «бэтээры», вши окопные, дежурство и постоянный страх быть убитым. Вот что такое война». Романтика заканчивается после первого наряда, когда трое суток не спишь. Люди не понимают этого? Понимают. Но, к сожалению, в обществе в последнее время возобладала некая героизация именно войны как таковой, что очень опасно. Необходимо рассказывать о людях, которые выполняют свой долг. Но, к примеру, после событий в Осетии, где и меня ранило и всю мою съемочную группу, практически все офицеры, в том числе и командующий армией, уволились из Вооруженных сил. Их наградили, многие стали героями России, но они ушли, сказали, что больше автомат в руки не возьмут никогда. Война - это не просто стресс, это только в кино все прекрасно, в жизни все по-другому.

- Можно ли, по-вашему, сегодня рассматривать Крым как потенциально горячую точку?

- Ни в коем случае нельзя даже и говорить, что можно Крым рассматривать как эпицентр некого конфликта, это нонсенс. Те, кто об этом говорят, видимо, никогда не были на войне и пытаются любыми путями раскачать лодку, но это-то им не удастся. В Крыму я увидел невероятную толерантность, в том числе и межнациональную, есть, конечно «шероховатости», но где их не бывает. У вас очень спокойно, и это очень радует. Я всем своим друзьям рекомендую и буду всегда рекомендовать отдыхать именно в Крыму. Это прекрасное и превосходное место.