События

Впервые в Крыму, в Ялте, он побывал в 1966 году. Восьмилетним мальчишкой приехал с родителями отдыхать на Чёрное море. И нашёл на берегу камешек в форме телевизора. Посчитал это мистикой. Хорошо запомнил. А через некоторое время стал работать на телевидении. Нам удалось побеседовать с известным тележурналистом, одним из основателей нового российского телевидения, руководителем службы информации и ведущим «Новостей» телеканала «Культура» в медиа-клубе «Формат-А3». И узнать, что ему очень интересна архитектура, потому что «формирует среду, наше всё». А ещё он считает, что красота мира - в деталях. И жёстким быть категорически отказывается, как и верить в то, что культура умирает под натиском современности.

Разделяй и сохраняй

- Каким вам кажется будущее культуры? Пессимисты, например, к которым относится известный американский философ Элвин Тоффлер, убеждены: всё плохо, культуры в будущем нет.

- Культура будущего - это что-то ещё более сложное, ещё менее уловимое. Проблема выбора уже сейчас, в начале ХХI века, существует. Нужно выбирать, куда идти, что смотреть, кого читать и как на это всё реагировать. А дальше будет ещё сложнее. Но и хорошо, что ситуация выбора усложняется. Страшно, когда возможность выбора исчезает. Да, культура трансформируется. Она меняется, но не деградирует, не умирает. Спасает её самоидентификация людей, представителей разных национальностей и народностей.

И пока процесс самоидентификации обостряется, культура никуда не исчезнет. Не упадёт, не размоется, не будет продана. Для любого народа важно поддерживать культурные и духовные ценности, важно отличаться от остальных, быть другим. Знать: мы - не такие, мы - не хуже и не лучше, а просто другие. Именно желание поддерживать в себе инакость и спасает культуру. Именно в искусстве спрятано отличие одного народа от другого. И от этого никуда не деться. Поэтому я, скорее, из лагеря оптимистов (улыбается). Уж слишком много покойников вокруг сулят нам пессимисты. Да, происходят какие-то процессы, включая и процесс самоидентификации, но люди не дадут умереть тому, что они ценят как своё личное, собственное, отличающее их от других. Не дадут они умереть культуре, искусству, театру, кино и языку.

- Но ведь часто приходится слышать, что тот или иной язык умирает.

- Да. Но не умирает, просто очень часто начинает делиться на какие-то свои общества. В данном случае говорю не о диалектах, а именно о сложности языка. Например, в Израиле кто-то пользуется сложным, высоким ивритом, а кто-то говорит и пишет на невысоком. Но это совсем не значит, что они - дебилы, что язык их хуже. Просто они выросли в другой общественной среде, язык которой проще. И газеты в Израиле издаются и для тех, кто владеет высоким ивритом, и для тех, кто таковым не владеет, а это - основная масса населения. И кто после этого станет утверждать, что иврит умирает? А страна-то маленькая, израильское общество небольшое. А театр умирает? Нет. В мусульманских странах, где он и не рождался, его и нет. И не надо. У них другая ментальность. Они не лицедействуют. У каждого народа - своя культурная традиция. И он будет до крови биться за то, чтобы она оставалась такой, какой была. Почему, например, начались протесты в Иране, когда там вдруг попытались снимать кино? Потому что ислам этого не позволяет. Как и художников, которые рисуют людей. Поэтому режиссёров там отправляют в тюрьму, а современные художники вынуждены эмигрировать на Запад, чтобы создавать свои произведения.

У мусульман Ирана своя культурная традиция. Но разве мы можем при этом сказать, что там что-то умирает? Чего не было - того и нет, а что было - то и осталось. И то, что осталось, будет приумножаться и подпитываться. Другое дело, что это ещё больше разделяет народы. Но приличные люди не станут отрицать существование друг друга только из-за разницы культурных традиций. Как по мне, так это интересно.

- Но ведь есть же такое понятие, как культурная экспансия? Насколько она благоприятна?

- В культурной экспансии есть какой-то оттенок миссионерства. В Среднюю Азию и в Японию в своё время ведь проникло христианство? Да, это было болезненно (там до сих пор существуют межрелигиозные трения), но разве можно говорить о том, что это было неблаготворно? И что этим народам было противопоказано принимать христианство? Посмотрите на христианские церкви в Японии и Таиланде! Они выглядят совершенно иначе, поскольку приобрели черты местной традиции, но они очаровательны! И я не вижу никаких катастрофических событий, связанных с тем, что культуры разных народов, из разных частей света проникают друг в друга. Ведь главной ценностью в мире всё равно остаётся свобода. Выбора, например. Принимай то, что хочешь, отвергай то, что тебе не по душе. А кто ты при этом, француз или чукча, - какое имеет значение? Но в то же время я против навязывания, принуждения и агрессивной экспансии. Такие явления противопоказаны любой культуре. Ну кто кого может заставить? Уж сколько сделано попыток за последние века заставить арабские страны жить по принципу западно-европейских ценностей. Никогда они так жить не будут. Один Афганистан, несчастная, гибнущая страна, чего стоит! Все туда бросались. И что? Ничего не вышло.

- Как можно судить об уровне культуры в обществе?

- Не стану судить общество. Глядя на конкретного персонажа, можно попробовать понять, насколько он культурен, насколько богат духовно. Но даже если он сыплет цитатами и знает всю мировую литературу наизусть, я всё равно не возьмусь утверждать, что, дескать, какой он культурный и духовно богатый человек! Может, он мерзавец? А уж про целое общество! Вы меня извините. Это и неполиткорректно (улыбается). Есть ещё вопрос восприимчивости, такое вот личное качество человека, которое не зависит от национальности, наслоений цивилизации и общей гуманитарной подготовки. Восприятие искусства - дело личное. Как говорится: тебе, мой друг, и горький хрен - малина, а мне, поверь, и бланманже - полынь. Когда несколько лет назад в Третьяковской галерее была выставка современного искусства, в которой куратор, тогда ещё Ерофеев (позже уволенный, но не за это), смешал экспозицию классического академического искусства с современным, многие были возмущены, кричали, что им подсунули куриные окорочка. И это в Третьяковке! Люди просто не чувствовали связи времени, связи между тем искусством и последующим. В них не заложено, что всё нынешнее есть объективно развитое прошлое, то, что пришло естественным образом, развиваясь. В том, что люди думают так, а не иначе, виноваты, увы, журналисты.

Смотри и чувствуй

- Признаюсь, вы кажетесь очень гармоничным в формате телеканала «Культура».

- Ну спасибо (улыбается). И всё-таки я - не лицо канала «Культура», а только лицо самого себя, чего желаю и всем коллегам, которые считают, что они - лицо чего-нибудь. Журналистика - работа, которую люблю, потому что она позволяет много видеть, много слышать, много узнавать, знакомиться с интересными людьми. Знаете, я очень люблю фотографировать, но не снимаю людей, лица не снимаю. Мне они интересны живьём. По странам езжу только затем, чтобы разглядывать лица. И, признаюсь, считаю период, когда я был репортёром, лучшим периодом в моей жизни.

Я снимал войну, а на следующий день ехал в Кейсарию и делал репортаж о постановке оперы «Аида» в театре Arena di Verona.

А на следующий день - опять война. И это не было похоже на конвейер. Увы, та работа, которую я выполняю сейчас, - важный, нужный, сложный, но конвейер.

- Вы жалеете о том, что оставили репортёрство?

- Ну не то чтобы жалею...... Просто всему - своё время. Но я рад, что работаю на специфическом, нишевом телеканале. «Культура» - нетипичное явление в телевизионном эфире, не неправильное и не отверженное, просто - особенное. Его появление в 1997 году на телевидении России - факт исторический, непозволительная роскошь. Почему? Потому что у нас нет рекламы, мы не зарабатываем деньги. Мы добываем такой капитал, который не купишь ни за какие миллионы. Мы отражаем духовную жизнь общества. Какая мы есть ворона, не знаю, но точно не такая, как все.

- В одном из интервью вы сказали, что мы должны испытывать голод к культуре.

- Я никогда никого ни к чему не обязываю. Наверное, журналисты что-то напутали. А если и говорил, беру свои слова обратно. Никто не обязан. Но было бы здорово, если бы этот голод был. Знаете, небольшой излишек в жизни должен быть. Всегда должно быть чуточку больше того, что необходимо. Это развивает понятийный аппарат. Известный философ Александр Пятигорский говорил, что культура - это всегда излишек. Культурный человек владеет многим и чем-то ещё. «Культура» даёт многомиллионной публике тот излишек, который делает умнее, лучше, талантливее.

- Скажите, может ли искусство быть некоммерческим, то есть таким, которое только ради себя самого?

- Искусство некоммерческое было, есть и будет. Лучше моего ответа вам послужит визит в Москву и проход по центру современного искусства «Винзавод» или «Гараж». Вот я занимаюсь фотографией, оно, конечно, не выдающееся искусство, но искусство. И абсолютно некоммерческое. Очень многие пишут в стол. Так было и будет. Театр никогда в жизни не окупался, никогда не был прибыльным делом. Все - дотационные. Какая уж тут коммерция?

- Ну а как вам крымская столица?

- Симферополь показался мне несколько депрессивным городом, чем-то напомнил Вятку. Уж простите. Гулял по Пушкинской,... на доме, наверное, ХIХ века увидел слово «фотография». Приятно, что и когда-то там была фотостудия, и сейчас. Постоянство людям необходимо, в нём есть что-то хорошее. Но, увы, и губительного в нём много. Оно препятствует изменению жизни к лучшему. Мол, пусть эта дорога будет разбитой, она всегда такой была. И нет особого желания уложить её в асфальт по новой технологии. Знаете, в этом есть какие-то глубинные вещи: чтобы иметь нежелание что-либо менять, нежелание хотеть иного, нужно быть художником. Архитектура - это постоянство мира, это - наше отношение к людям, к жизни. Даже вид из окна может спровоцировать суицид. А что за окном? Помойка, которую нельзя выключить так просто, как телевизор? Или архитектурно красивое здание? Неизменность происходящего поражает и зачаровывает всегда. Но всё-таки нужно воспитывать в людях тягу к переменам, к изменчивости мира вокруг себя. И делать что-то для того, чтобы они хотели видеть другое, свежее, лучшее.