События

 — считает его бывший помощник, журналист и писатель Георгий Пряхин

Роль личности Михаила Сергеевича Горбачева в истории трудно переоценить. Вопреки радостному западному восторгу "Горби! Горби!", распад великой державы и конец общества социального равенства спустя два десятилетия чаще воспринимается как безусловное зло. Да, народы получили долгожданную свободу. Но побочные явления впечатляют похлеще. Почти во всех странах бывшего Союза смертность превышает рождаемость, то и дело вспыхивают "горячие точки", нарастают межнациональные распри, безработица, нищета. Эту гуманитарную катастрофу неизбежно связывают с именем Михаила Горбачева.

Как историческую роль первого и последнего президента СССР оценивает Георгий Пряхин — человек из его бывшего окружения, три года (1989–1991) занимавший должность референта М. С. Горбачева? Об этом "Вести Сегодня" лично расспросила Георгия Владимировича, ныне руководителя российского издательства "Художественная литература" — в рамках его визита в Ригу по приглашению медиаклуба "Формат A3".

— Его роль в истории, безусловно, трагическая, — говорит Георгий Пряхин. — Он невероятно преувеличивал свое обаяние и влияние на людей. Я вместе с ним был в Вильнюсе — до известных событий на телебашне. Когда мы спустились с трапа самолета в аэропорту Вильнюса, единственным человеком, который преподнес Раисе Максимовне букетик из трех цветков, была Казимера Прунскене. Хотя мужиков вокруг стояла целая толпа! Это лишний раз подчеркивало, как воспринимали в Литве эту пару. В Литве Горбачев требовал чуть ли не на каждом углу останавливать машину и пытался обратиться к людям. Он думал, что своим обаянием и южной велеречивостью сумеет переломить ситуацию. Но он ошибался. Отношение было холодным, если не враждебным. Это было видно и по его общению с Ландсбергисом.

Я был с ним и в Киеве, когда толпа при каждой его остановке в разных местах начинала скандировать: "Щер–биц–каго–на–пен–сию!" Людям это казалось таким простым решением: "Щербицкого на пенсию!" — и все исправится… А в Армении тогда все кричали "Закрыть атомную станцию!". Прошли годы, и теперь единственное, что кормит и поит Армению, — та атомная электростанция, которую они сами же восстановили.

Многое было по недогляду. Помню, в перерыве заседания Верховного Совета все двинулись в буфет, и вот бежит за Горбачевым первый секретарь Казахстана Каримов, чуть ли не за рукав его дергает: "Михал Сергеевич, там мои такую дурь придумали — хотят назвать меня президентом! Что делать?" А Горбачев лишь рукой махнул: "Ну и хрен с ними, хотят — пусть называют!" Так человек получил звание президента в коридоре. На ходу, на бегу, скороговоркой серьезнейшие вещи решались!

Я бы не стал демонизировать Горбачева, потому что процессы шли неуправляемые. Баррель нефти в 1989–1990 годах стоил 7–9 долларов. Никогда прежде и позже такого демпинга не было! Буш с одной стороны обнимал Горбачева, а с другой — всаживал ему нож в спину. Это была договоренность с ОПЕК, с Саудовской Аравией. На чем держался Советский Союз? На том же, на чем держится Россия сейчас — на нефти! Завтра они, не дай бог, снова так договорятся, и мы все увидим, что будет…

С пребыванием Горбачева у власти связана невиданная — и доселе, и потом — свобода, прежде всего прессы. В тот момент "новые хозяева" еще не народились, бизнес не поднялся, а партия уже теряла хватку. Помню, во время событий в Карабахе ходоки–азербайджанцы запросто приходили в ЦК. А сейчас попробуйте к нашей администрации подойти — там решетки повсюду, как в Летнем саду. И власть в тот миг оказалась ближе всего к народу, на расстоянии вытянутой руки — в прямом и переносном смысле. Не случайно Горбачев получал и угрозы, и выстрелы.

Как ни крути, я убежден: многие его действия были недомыслием, но никак не предательством. У него были свои принципы. Помню, умирал Бразаускас, и ко мне обратились друзья–литовцы, чтобы Михаил Сергеевич сказал несколько слов о нем для документального фильма. Но он наотрез отказался. И я знаю, почему, — из–за Буракявичюса. Горбачев несколько раз просил Бразаускаса освободить из заключения бывшего лидера компартии Литвы, этого чудаковатого профессора Буракявичюса, в 1991–м осужденного на 12 лет за верность своим убеждениям, а официально — за попытку государственного переворота. Но ему было отказано.

— Вы говорите: не предательство, а недомыслие. Но вокруг была команда товарищей по партии. Они что — не могли подсказать, предостеречь? Или президент только с Раисой Максимовной советовался?

— На это я расскажу вам один из последних московских анекдотов. В. В. Путин со своей командой пришел пообедать в ресторан. Подбегает официант: "Что желаете?" — "Мясо". — "А овощи?" — Путин, оглядывая свою команду: "А овощи тоже будут мясо". Все мы крепки задним умом. Я могу вам привести один пример. Было у нас заседание в узком кругу, и не помню, кто именно поставил вопрос — то ли Яковлев, то ли сам Горбачев: что делать с Дудаевым? Дудаев тогда был военкомом из Эстонии, командиром дивизии дальней авиации. По мне, так прежде следовало хорошенько подумать: а стоило ли чеченца ставить на такой пост? Поэтому когда очередь дошла до меня, я сказал свое мнение: "Назначить заместителем министра обороны по тылу". То есть дать чеченцу вместо одной звезды три, посадить его в респектабельный офис с секретаршей — и точка. А у Горбачева очень острый народный язык, и он сказал так: "Я с ним на одном гектаре … не сяду".

Среди окружения Горбачева тоже шла ожесточенная борьба — между западниками и славянофилами. ЦК партии был расколот: одна группа шла за Лигачевым, другая — за Яковлевым. У каждого были амбиции, и каждый думал, что держит Бога за бороду. И штурвал управления уже периодически выпадал из рук. Между тем есть вещи, которые надо решать одному человеку. Вы же не будете толпой зуб вырывать…

Вина лежит на всех нас, в том числе и на мне… Но я бы не стал преувеличивать свое значение в истории. Вина лежит на руководстве в первую очередь, и на русском народе — во вторую. Каждый народ заслуживает ту власть, которую имеет. Русская нация такой имперский груз взвалила на свои плечи — огромный невероятно! Но будучи подорванным революциями, войнами — уже генетически подорванным, — русский народ не смог остаться на высоте своей исторической миссии. Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков. Вся элита была выкорчевана с корнем. Теперь нужно хотя бы постараться сохранить биомассу: она со временем даст всходы, а потом появятся и личности, и вожаки.

Что касается Раисы Максимовны, то она никогда не вмешивалась ни в кадровые дела, ни тем более в политику. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. Мы писали вместе с ней книгу "Я надеюсь", долгими вечерами сидели за работой. Но она за это время ни разу не позвонила Михаилу Сергеевичу. Он всегда звонил ей сам — узнать, как дела у домашних.

Возможно, она хотела играть роль жены президента, какую играли когда–то Жаклин Кеннеди или Нэнси Рейган: быть на виду, в лучах славы мужа, но самое главное — рядом с ним. Она ведь была рядом даже во время визита на Чернобыльскую АЭС, через год после аварии. Я думаю, свой лейкоз она подхватила именно там, ведь Чернобыль "фонит" по сей день. Но российские женщины не прощали ей популярности, славы и эффектных нарядов. Жены советских лидеров всегда были невзрачными и незаметными в тени своих мужей, а тут вдруг — такой прорыв! И только ее смерть искупила "историческую несправедливость". Простые русские женщины стояли в очередь к гробу Раисы Максимовны и плакали в голос.

— Георгий Владимирович, почему вы как писатель
и теперь уже как издатель не напишете объективную книгу о неоднозначной роли Михаила Горбачева в истории?

— Когда после путча я стал работать в издательстве "Воскресенье", ко мне валом повалили бывшие коллеги с разоблачительными статьями и книгами о Горбачеве. В том числе были и наши с Михаилом Сергеевичем земляки–ставропольчане, которые знали его и работали с ним намного дольше, чем я. В этих книгах, несомненно, была и правда. Много правды. Но я ни одну из них не напечатал. Найдите корсиканца, который напишет разоблачительную книгу о Наполеоне! Не найдете! И я им прямо сказал, писателям этим: "Ну кто б вы были, если б не Горбачев? Он вас что, на аркане тащил к себе? Раз вы знали, какой он, отчего ж согласились работать с ним?" Коржаков уже написал, что он думал о Ельцине. Не по–мужски это как–то… Есть выражение: "Нашу обыденную жизнь с бОльшим успехом, чем мы, прожили бы наши слуги". Я не ощущал себя слугой Горбачева, но мне претят "поливы" личности, которая повернула историю вспять — с одобрения большинства.

Впрочем, точку в этой истории ставить рано. Сами видите, коммунизм похоронили слишком рано. Власть богачей заканчивается. В Западной Европе идет восстановление прямой демократии: все меньше наивных–доверчивых, как мы с вами, которые делегируют все полномочия большому дяде. Вот когда Калифорния отделится от Вашингтона, тогда и снова поговорим…