События

На прошлой неделе в Минске проходил фестиваль документального кино стран СНГ «Евразия. DOC». Среди почетных гостей форума был Виталий Третьяков, который сам себя называет условно известным серьезным журналистом. Но телезрители хорошо знают незаурядный творческий масштаб Виталия Товиевича, декана Высшей школы телевидения МГУ им. М.В.Ломоносова. Много лет на телеканале «Культура» он ведет философские беседы в программе «Что делать», а в последние год–полтора его довольно часто можно увидеть на баррикадах в политических ток–шоу Владимира Соловьева, где Виталий Третьяков своим скромным голосом пытается в меру своих сил повлиять на ход событий в России.

По счастью для нас, Третьяков еще и страстный театрал. Профессор старается не пропускать ни одной значимой премьеры в Москве. В двух больших коробках он бережно хранит программки всех спектаклей, на которых побывал. Можно себе представить эту занятную ретроспективу театральной жизни последних лет сорока, которая прошла перед его глазами. В этой связи было любопытно узнать мнение Третьякова о тех громких кино– и театральных скандалах, которые сотрясают Москву в последние месяцы.

— Виталий Товиевич, в вашем блоге в Фейсбуке вы оставили недавно эмоциональную запись: «Да покажите наконец «Матильду» по федеральным телеканалам и закройте этот спектакль политического абсурда». Вы уверены, что вся истерия вокруг новой картины Алексея Учителя именно спектакль политический, а не психический, как аттестовал его на днях Михаил Швыдкой, тоже гостивший в Минске?

— Занятный парадокс: в Фейсбуках и Твиттерах все любят шутить, а часто шуток не понимают. Естественно, эта моя запись — ироничная. И связана она с конкретным фильмом «Матильда», который никто не видел, но все обсуждают — это действительно ненормально. Когда одни люди, априори не видевшие фильм, говорят, что это «кощунство», а другие, априори не видевшие, говорят, что это шедевр, — слаба позиция и той и другой стороны. Для того чтобы предотвратить то, что Михаил Швыдкой назвал психической проблемой, я и предложил — ну покажите это кино всем. А как всем? Не в кинотеатре же, куда ходят 5 — 6 человек из тысячи, и в основном молодежь, которую совсем не такие фильмы интересуют. Нужно показать «Матильду» по федеральным каналам. И тогда эта проблема исчезнет. Все посмотрят и скажут, что ничего безнравственного в фильме нет, или, наоборот, возмутятся и картину раскритикуют. Государство для того и существует, чтобы принимать в таком случае радикальное решение, а не самоустраняться, сидеть сложа руки и говорить, что ничего страшного не происходит. Как же не происходит, когда раскручивается спираль взаимного непонимания и уже идут столкновения и конфликты, которые в некоторых своих эпизодах действительно напоминают сумасшествие, пока не коллективное, а индивидуальное. В ответ власти сейчас предложили милицию поставить у кинотеатров — это что, гениальное решение, что ли? Ну давайте теперь прокат каждого фильма будем сопровождать милицией, если ей заняться больше нечем. У нас что, преступности нет? Я считаю, оптимальным решением было бы выкупить у прокатчиков права на «Матильду» и показать фильм по телевидению, чтобы все успокоились.

— В вашем телевизионном «Поединке» с Иосифом Райхельгаузом, где речь шла о Кирилле Серебренникове, его аресте и связанной с этим общественной дискуссией, мне показалось, что все–таки спектакли «Гоголь–центра» вы не слишком жалуете и не рассматриваете Серебренникова властителем дум и крейсером?

— В «Гоголь–центре» не бывал, но видел постановку Серебренникова «Золотой петушок» в Большом театре, она мне сразу не понравилась. Я в некотором смысле театральный человек, слежу за тем, что происходит в Москве: если что–то смотреть не успеваю, то читаю критиков, которых уважаю. Причем знаю, какие тот или иной критик разделяет взгляды не только художественные, но и политические. Со многими из них знаком лично. Если я информацией по конкретной теме не владею, то и в дискуссию не вмешиваюсь. А когда по конкретной теме выступаю, то имею некоторое представление о том, что говорю.

Я хорошо знаю это направление в современном искусстве, которое представляет Кирилл Серебренников. С тех пор как он был назначен художественным руководителем «Гоголь–центра», там, в небольшом московском здании, собиралась публика определенных политических и иных пристрастий. Я выступаю категорически против ЛГБТ–культуры, которая навязывается нам Западом, именно навязывается. Мы же не вмешиваемся в их гей–парады. Абсолютное большинство российского населения эту культуру не приветствует, считает опасной и даже отвратительной. Официальные лица тоже так считают, во всяком случае, других заявлений не было. И ни разу Кремль не заявлял протест, что в Лондоне прошел гей–парад. Не было же таких заявлений? Ну прошел и прошел. Нам это не нравится, но мы в ваши дела не вмешиваемся. А они вмешиваются: у нас не прошел гей–парад, Запад начинает официально нам на это указывать. Вот в чем наше различие. Я придерживаюсь в этом вопросе консервативной точки зрения, по–моему, ее причины достаточно очевидны, не буду относительно их распространяться. И в отличие от людей, которые либо не понимают этого, либо прекрасно понимают, но специально на это работают, я не считаю ЛГБТ–культуру безопасной для общества, для его будущего. Дети рождаются от мужчин и женщин, а задача любого общества — продолжать свой род. Это не Кремль придумал, до него придумано природой. Это первая и фундаментальная причина. Определенные табу должны быть в любой культуре. И я прекрасно знаю, как начинается растабуирование этой тематики: сначала она заявляется на маленькой площадочке, потом постепенно разносится в виде карикатур на широкие площадки, а завтра тебе уже запрещают над этим смеяться, легализуют как нечто позитивное и общепринятое.

Поэтому не нужно мне с моим журналистским, политическим, человеческим, да и художественным опытом говорить о том, что не происходит ничего опасного. Я вижу в этом сознательную политическую деятельность, именно поэтому выступал в «Поединке» против Серебренникова и в споре с Иосифом Райхельгаузом занял жесткую и непримиримую позицию, как показало голосование, абсолютное большинство зрителей мою точку зрения разделяют. Плюс отдельный элемент всего этого спора коснулся истерик вокруг балета Серебренникова «Нуреев», который отказались выпускать накануне премьеры. То, что я знаю об этом спектакле, не подходит для Большого театра. Может быть, для экспериментальных сцен это и уместный балет, но совершенно точно не в Большом театре его представлять.

— И все же вкусовые разногласия разве могут быть поводом для ареста человека?

— Те режиссерские трюки, которые я видел в произведениях Серебренникова, убедили меня в том, что Кирилл — не бесталанный человек. Но он залез в политику. Деньги, отчет о растрате которых от него сейчас требуют, выдавались ему под конкретные политические проекты.

— То есть Серебренников не справился с возложенной на него политической задачей?

— Тут мы входим с вами в сферу того, о чем я знаю, но не могу доказать публично. Может быть, не справился, а может быть, справился чрезмерно. Повторяю, в политику Серебренников влез сам, а не так, что он был в чистом искусстве, а Кремль его окунул. Нет. Он сам в нее залез. А игры с высшей властью, с получением денег непосредственно от высших государственных институтов — будь то Министерство культуры или правительство Москвы — это гигантские деньги и гигантская политика. Финансирование его спектаклей шло по государственным каналам. Если залез туда с ногами, не говори, что меня затянули, ты сам сунулся. Вот и играй дальше с неизбежностью по политическим правилам.