События
Михаил Дегтярь: "Отношения власти и журналистики зашли в тупик"Основатель студии «Репортер» в гостях у «Формата А-3» О репортерстве — Двадцать лет вы делали программу «Репортер», четырежды получили за свою работу ТЭФИ и заслужили звание лучшего репортера российского телевидения. А вот молодые журналисты не хотят осваивать эту профессию, считая репортера чуть ли не чернорабочим телевидения… — Безусловно, эта профессия сегодня в упадке, она зажата. С одной стороны, я понимаю, почему так происходит. Отношения власти и журналистики зашли в тупик. Власть не хочет, чтоб журналист критиковал. Ей нужно, чтоб он улыбался, лизал, как это делают журналисты государственных каналов. С другой стороны, я не понимаю, почему люди не хотят быть репортерами. Ведь можно же уйти из политики и искать какие-то другие вещи. Ведь репортерство — это замечательный способ проявить себя как личность. Мне кажется, это так интересно: что-то найти, раскопать, рассказать об интересном явлении так, как это до тебя не делал никто. Репортер — это главная телевизионная профессия. И найти хорошего репортера тяжело. Я не знаю, как обстоят дела у вас на Украине. Есть у вас хорошие репортеры? — Тяжело назвать кого-то навскидку. Есть мнение, что хороший репортер — тот, кто делает скандальный и шоковый материал. Такие у нас есть. — Ну, это просто страшно. Вот я всегда утверждаю, например, что НТВ — это преступники. То, что они делают, — это преступление. Мало того, они воспитали гигантское количество людей, которые тоже хотят этим заниматься и считают, что это и есть журналистика. — Но еще больше молодежи считает, что журналистика — это обслуживание богатого хозяина и сотворение звезды из себя любимого. — И с этим ничего не поделаешь. Журналист обязан обслуживать. Нет у нас средств массовой информации, которые бы никому не принадлежали. У каждого СМИ есть свой хозяин. Вот я взял тебя на работу, я — твой хозяин. Я тебе говорю, о чем тебе писать или не писать, и ты никуда не денешься. У государственных СМИ хозяин — это государство, и оно заказывает музыку. — А как же свобода слова, гражданская позиция? — Вы знаете, как было придумано дзюдо? Его основатель Дзигоро Кано как-то шел по зимнему лесу и увидел ель. На ее ветку падал снег. Он падал все больше и больше, и ветка все гнулась под его весом, пока не нагнулась совсем низко. Тогда снег упал, и она вновь поднялась. И тогда Кано понял смысл борьбы — поддаться, чтобы победить. И вот этим принципом я пользовался в своей работе очень долго. Я делал вид, что поддаюсь, но на самом деле это было не так. А ведь я был политическим обозревателем. Правда, потом меня приперли так, что мне пришлось уйти. Хотя я бы уже мог иметь много денег и быть большим начальником, но я этого делать не хотел. — Каков он — хороший репортер? — Чтобы быть хорошим репортером, нужно обязательно обладать двумя качествами. С ними нужно родиться, потому что этому никто не научит. Первое качество — это детский интерес к жизни. А почему это? Почему то? Почему птицы летают? Почему на спичке есть такая темная головка? Второе качество — это умение рассказывать истории. Вот у меня это было. Я все свое детство изводил всех вокруг своими расспросами. И сейчас извожу. Мне все интересно, и у меня до сих пор возникает много вопросов, которые меня мучают. Я благодарен своей профессии за то, что я смог найти ответы, а вот зритель без меня, репортера, сам никогда их найти не сможет. Моя миссия это понимать и отвечать зрителю на все его вопросы. И я это делал. Я проникал для этого в такие места, куда проникнуть невозможно. Передо мной стояли такие задачи, которые, казалось, невозможно решить. А я их решал и кайфовал от этого. Ведь мне нужны были не деньги, а кайф от работы. — Сколько вопросов еще осталось без ответов? — Много. Но я постоянно сомневаюсь и мучаюсь, нужно ли это кому-то. Вот зачем я страдаю, мучаюсь, бегаю по джунглям, поедаю кобр и змей? Я ведь что только не делал! Пил змеиный яд, прыгал с парашютом в стэнд-апе, выныривал с шестиметровой глубины и говорил текст. Такие вещи сейчас никому в голову не придут! А если и придут, то он сам себе задаст вопрос: «А зачем это делать?» Были такие ситуации в моей работе, о которых теперь рассказывают на журфаке. Например, стала известной история о том, как я попал в женский монастырь в Иерусалиме. Об этом монастыре еще в Библии рассказывают. Туда невозможно попасть, но мне дал благословление Алексий II. И вот там была настоятельница монастыря — очень недоброжелательная дама! Она мне всячески мешала. О Парфенове — Что вы думаете о речи Парфенова на вручении премии им. Влада Листьева? Разделяете всеобщий восторг? — У меня нет никаких сомнений, что речь Парфенова была согласована. По сути, он все сказал очень правильно, но ничего нового. И мы все это знаем, что наше телевидение не свободно, что оно управляется властью. Это ни для кого не секрет. Восхищение у людей было не из-за того, что он сказал, а из-за того, что все это было произнесено вслух. И это было бы очень здорово, если бы это не было согласовано. А раз это было согласовано, в чем я уверен, значит, ни о какой смелости и речи быть не может. Если тебе не разрешают, а ты это говоришь, — то это одно. Если тебе разрешают — это, согласись, совсем другое. — Если эту речь, как вы предполагаете, кто-то разрешил, то кто это был? — Смысл этой акции был в следующем: каналы дали нам понять, что они начинают поддерживать Медведева на предстоящих выборах. Это была антипутинская и промедведевская речь. — А если представить, что молодые журналисты поверят Парфенову и не захотят работать на каналах, чтобы обслуживать власть? — Знаешь, был такой случай во Владивостоке. Мы там выступали с лекциями. Была элита российской журналистики: Познер, Сорокина, Шустер, еще несколько человек. Савик начал выступать перед местными журналистами. А тогда там был такой губернатор Наздратенко, который очень жестко контролировал средства массовой информации. Там, на Дальнем Востоке, пикнуть никто не смел. И вот Шустер говорит: « Не можете работать — уходите! Работайте дворниками, только не обслуживайте власть!» И что ты думаешь, трое человек после этих слов ушли. Просто встали и сказали: «Все, мы уходим». И они пропали после этого, а ведь были же очень талантливые журналисты. Я ему с тех пор часто говорил: «Савик, что ты сделал? Зачем ты, такой весь из Москвы, приехал и говорил этим людям такие вещи? Ведь там совсем другие законы!». Так что здесь нужно быть очень осторожным. О власти и свободе — А хотели бы вы вернуться в политическую журналистику? —Я давно уже решил, что буду заниматься только журналистикой ради журналистики. Поэтому и придумал свою собственную программу и много лет ее делаю. Я придумал, что буду ездить по миру и вести репортажи из разных стран и городов. И все от меня отстали. — Это был побег? - Безусловно, это был побег. Но мы стали делать то, что никто больше не делал. Ведь программа начала выходить еще на советском телевидении. А мы тогда показывали какие-то очень смелые вещи. Например, первый выпуск мы делали в Крыму и показали нудистский пляж. Это было смело по тем временам. — И неужели вам не хочется сегодня, например, выйти и сделать репортаж с Манежной площади, показать, что же там произошло на самом деле? — Нет. Я в эти игры наигрался. Мне очень не нравится, как сегодня работают журналисты при власти. Если бы я вдруг стал директором этого телевидения, я бы объяснил Путину с Медведевым, что им же было бы выгоднее, если бы о них говорили с достоинством, а не с подобострастием. Это же очевидно. Даже если зритель плохо разбирается в телевидении, он видит, как журналист лебезит, как он улыбается (ведь сегодня принято улыбаться в кадре, когда говоришь о президенте или премьер-министре). Не должен репортер давать какую-то оценку вот этими подмигиваниями, реверансами и улыбками. — Вы говорите о том, что российской журналистике не хватает свободы. Но мы уже пережили период Ющенко, когда любой мог встать и сказать: «Президент — дурак». Но журналистика от этого не стала цивилизованной. — Потому что это был черный пиар по отношению к Ющенко. И то, что у вас тут произносилось, нельзя называть журналистской смелостью. Но мне нравится, когда есть хотя бы какая-то борьба, какое-то столкновение, пусть грязное, но реальное. Это очень хорошо! О будущем — Чем же планирует заниматься Михаил Дегтярь? — Буду изредка делать документальное кино. Кроме того, я придумал одно шоу, но пока ни один канал не берется его делать, потому что оно очень дорогое. — У вас уже 4 ТЭФИ. Пятую хотите? — Честно говоря, все это мне уже неинтересно. — Представьте, что у вас есть все для съемок идеального документального кино. О чем оно будет? — Это очень трудный вопрос. Ни о чем таком я не думал. Понимаешь, каждый раз, когда рождается документальный фильм, он нужен в этот конкретный момент. Если я сегодня что-то задумаю, оно уже может стать не актуальным к тому моменту, когда появятся деньги и возможности. Так можно думать о художественном кино, но не о документальном. Даже и не знаю, о чем бы оно было… — Выходит, вы сняли все, что задумали? — На сегодняшний день, пожалуй, да. |
|
|||||
|
Ваш комментарий