События

Полина Дашкова — известная российская писательница. Среди литературных мэтров ее выделяют изящество слога и умение мастерски выстраивать сюжетные линии. Интеллектуалка, разносторонняя, приятная в общении личность, без капли снобизма — такой ее увидели крымские журналисты во время встречи, организованной медиа-клубом «Формат А-3».

Писательская вольница

— Тема встречи звучит несколько иронично: «Ностальгия по цензуре». Как вы понимаете цензуру?

— Цензура — это когда специально подготовленные люди занимаются изъятием из текста всего, что не подлежит публикации. Во время так называемой антиалкогольной кампании из моих стихов вымарывали любое упоминание, даже самое невинное, о вине. Сейчас есть пожелания издателя. Когда я только начинала, меня просили то изменить финал, то имена героев, но со мной такие номера не проходят.

В советское время был ряд прозаиков и поэтов, оправдывавших творческие проблемы внешним контролем. Дескать, нас из-за излишней смелости не печатают. Сейчас такого оправдания нет, но есть, безусловно, цензура рынка и выбор читателя. Российская беллетристика, пожалуй, впервые за многие годы живет без цензуры в ее «классическом» определении.

Литература, выпущенная на свободу, развивается по другим законам. Недавно в одном московском книжном магазине произошел скандал. Перед 1 сентября на прилавки выложили тома известного автора, не брезгующего нецензурной лексикой. Хотя название было очень даже пристойным, обложки оформлены в ретро-стиле. Москвичка купила одну из них для дочери. Благо, она, а не ребенок первой открыла книгу. Прочитав, женщина ужаснулась от обилия ругани. В итоге подала в суд на магазин. Владелец, помыкавшись по инстанциям, заявил, что не станет более продавать книги этого автора.

— Многие политики и эксперты призывают ужесточить контроль над Интернетом. Глобальная сеть напичкана порнографией, рекламой наркотиков, призывами к насилию. Может, тут введение цензуры полезно?

— Это очень опасная тема. Конечно, нужно разбираться. Для этого есть критерии и методики оценки, но, к сожалению, чиновники ими манипулируют. Каждый закон имеет двоякие последствия. Например, есть уголовная статья, по которой могут посадить за запись разговора. Неважно, как она была сделана, на диктофон или мобильный телефон. Де-факто преступником может оказаться каждый из нас. К цензуре такой абсурд вполне применим.

— Есть ли в России политическая цензура?

— В интервью одной газете назвала известного бизнесмена Бориса Березовского «гибридом Чичикова с Хлестаковым». Потом выяснилось, издание принадлежало ему. В печать интервью, естественно, не пошло. 

Европейские «стандарты»

— Вы активно издаетесь за рубежом. Есть ли в Европе табуированные темы, сюжеты?

— У меня два романа, в которых присутствует тема нацизма. В Германии их вряд ли издадут. Немцы не любят, когда иностранцы касаются этих сфер. Цензура это или нет, не знаю. Сложнее с западными журналистами. Если ты не рассказываешь, что в России «сворачивают» демократические свободы и там вообще трудно жить, твои интервью не приветствуются. Им хочется слышать, что у нас диктатура, ужас и кошмар. Это очень нравится. Педалируя такое, можно сорвать «бурные и продолжительные» аплодисменты. Но я не люблю и не буду вести себя за границей, как бедная родственница, сотрясая воздух бессмысленными жалобами и стенаниями. Интересуюсь, зачем они о таком спрашивают: хотят помочь или им приятно слышать подобное? Внятного ответа нет. Испанские журналисты, например, назвали мои ответы «ангажированными» и «нелояльными».

— Какой читатель более требовательный и, если так можно выразиться, более квалифицированный: выходец из Советского Союза или европеец?

— Везде есть разные читатели. Многое зависит от вкуса и образования. Мы воспитаны на сопереживании герою, но и жителю Старого Света это тоже нужно. Правда, судя по тому, что на Западе самым модным автором стал Дэн Браун, иностранный читатель весьма и весьма нетребователен. По-моему, его книги больше смахивают на политическую акцию, чем на литературные произведения.

Критик — неудавшийся писатель

На Украине литературной критики как таковой нет: имеет место либо абсолютное поругание, либо бессмысленное восхваление. Есть ли подобные проблемы в России?

— Да, это так. Отечественная критика абсолютно ангажирована. Большинство критиков — неудавшиеся писатели, завидующие чужому успеху. Каждый из них считает, он мог бы написать гораздо лучше, чем многие популярные авторы. Известными и востребованными они так и не стали. Что такие люди могут говорить о тех, чья творческая судьба удалась? Критики — люди своей тусовки, хотя я не люблю это слово. Они привыкли своих хвалить, а чужих — ругать. В литературных газетах и журналах существует прейскурант: сколько стоит назвать в статье писателя «гением», его книгу — «событием года». Обругать, как ни странно, дешевле. Наверное, потому что поливать грязью и обличать без разбора всегда легче. На критику ориентироваться можно, но с точностью до наоборот. Если, к примеру, Лев Данилкин обругал какого-то писателя, то его книги заслуживают внимания. Если похвалил, то в руки брать не стоит.

— Отзывы на ваши книги были?

— Подлинная критика — такое же искусство. Статьи мастеров читаются, как художественные произведения. Как о моих книгах отозвались современники, мне совершенно неинтересно. Удовольствие такое чтиво не доставляет. Вам ведь будет неприятно, если на улице на вас плюнет бомж? Тут ситуация аналогичная. У Стивена Кинга есть замечательное автобиографическое произведение «Как писать книги». В нем он вспоминает няню — очень полную девочку-подростка. Когда они с братом шалили, она загоняла их под юбку, и там, пардон, пукала. «Газовые атаки» выработали ему «иммунитет» на всю жизнь. Он говорит: «Я очень благодарен Джейн. После нее мне никакая критика не страшна».

— Как правило, за писательской фамилией скрывается целая команда: редакторы, корректоры, референты и даже пресловутые «литературные негры». Вам кто-нибудь помогает?

— В моем творчестве институт редактора отсутствует. Я сама себе редактор и корректор. Благо, образование, полученное в Литературном институте, позволяет такое «совместительство». От помощников отказалась сознательно. В начале карьеры мою повесть «отредактировали» так, что я ее не узнала. Профессионалов днем с огнем не найти. Доводилось видеть серьезные «ляпы» в правленном тексте. Дело не в повальной безграмотности, на которую у нас любят кивать. Она осталась позади, в «лихих 90-х», когда у молодых были совершенно иные приоритеты, нежели красиво писать и знать наизусть классиков. Образованных грамотных людей достаточно, но они за копеечную работу браться не хотят.

— Журналистов часто преследует страх исписаться, как вы относитесь к таким опасениям?

— Об этом очень хорошо сказал Сергей Довлатов: «Чтобы писать — нужно писать». Если Господь дал тебе талант, то он не отнимется. Страх может быть надуманным, за ним скрываются другие причины: лень, стрессы, физиологическое желание отдохнуть. Когда пишешь, не стоит задумываться, что сегодня модно, а завтра будет востребовано. Нужно писать то, что знаешь и можешь раскрыть. Второе — не спешите показывать. У Крылова есть басня, как слон нарисовал пейзаж, позвал друзей взглянуть на полотно. В итоге от картины ничего не осталось.